След Полония - Никита Александрович Филатов
— Извините.
— Забыл, что недержание речи в нашем деле — страшнее поноса?
— Виноват, товарищ генерал! — Виноградов поднялся из кресла и непроизвольно вытянул руки по швам.
— Только не делайте мне тут такое идиотское лицо — вы не в армии! Очень многие из молодежи в последнее время стали утрачивать ориентиры — нравственные ориентиры! Забываются конечные цели, принципы нашей деятельности… отчего? Да оттого же, что сейчас в шпионы лезут все кто ни попадя — журналисты, артисты, домохозяйки! Откуда же взяться культуре получения секретной информации, если все измеряется в долларах, фунтах и даже в неконвертируемых израильских шекелях? А ведь мы с вами, несмотря ни на что, профессионалы. И всю жизнь участвуем в одной игре.
«Ага, конечно… — подумал Владимир Александрович, — конечно, в одной игре… Только некоторые сидят за карточным столом, а остальные позволяют тасовать себя в колоде».
— Что?
— Нет, ничего, товарищ генерал.
Считается, что профессия непременно накладывает отпечаток на характер человека, на его восприятие окружающего мира. Сказать так о кадровых сотрудниках спецслужб — значит не сказать ничего… Для этой категории людей просто рано или поздно перестает существовать что-либо вне их профессиональных интересов.
Любой собеседник оценивается лишь как источник возможной опасности или потенциальный объект для вербовки. Дуплистые, изумительной красоты деревья в старинном парке привлекают внимание в первую очередь потому, что их можно использовать как тайники при бесконтактной передаче информации… И даже нехитрый рассказ ребенка, вернувшегося из школы, они воспринимают в одном ряду с сообщениями агентуры и доверенных лиц.
Ущербность сотрудников специальных служб как раз и заключается в том, что они этой ущербности не замечают.
— Ладно! Садись. И слушай внимательно. Думаю, в Лондоне он найдет тебя сам…
* * *
Водитель дисциплинированно дождался зеленого сигнала светофора и повел машину дальше, мимо здания Центрального уголовного суда Олд Бейли. Глаза у золоченой статуи Фемиды, венчающей купол, завязаны не были — и, очевидно, это должно означать, что правосудие здесь вовсе не беспристрастно…
Автомобиль проскочил мимо серой громады старинного госпиталя, построенного еще в елизаветинские времена, и, притормаживая, выкатился на площадь, где по будним дням располагается продовольственный рынок «Смитфилд» — едва ли не последний из овощных рынков английской столицы, устоявший под натиском супермаркетов.
Еще через пару минут шофер наконец отыскал свободное место, припарковался и выключил двигатель:
— Извините, сэр, но дальше придется пешком.
— Дождь идет, — недовольно отметил человек, сидящий рядом с водителем, одетый в очень дорогой, прекрасно сшитый костюм, который, впрочем, на его огромной фигуре боксера-тяжеловеса выглядел тесноватым.
Охранники с такой внешностью привлекают к себе излишнее внимание и редко оказываются эффективны в боевом применении, но, очевидно, тут сказывался восточный колорит с его своеобразной системой внешних приоритетов и с собственными представлениями о престиже.
— Все в порядке?
— Здесь недалеко, сэр. — Водитель с некоторым смущением оглянулся на заднее сиденье и добавил: — У меня есть зонтик!
Ответа пришлось подождать — тот, к кому он обращался, последнее время старался не принимать поспешных решений. Наконец он покачал рыжеватой бородой:
— Ну, разве что — зонтик…
Во внешности сорокалетнего бородача и его сопровождающего на первый взгляд было не так уж много общего. Однако на далекой, оставшейся за тысячи километров отсюда исторической родине каждый милиционер безошибочно и мгновенно отнес бы обоих мужчин к пресловутой категории лиц кавказской национальности.
— Хорошо, прогуляемся.
Первым вышел из автомобиля охранник. Поводив головой по сторонам и оценив обстановку как не внушающую опасений, он тихо щелкнул предохранителем и убрал руку от пояса:
— Прошу вас!
Водитель уже был тут как тут; обежав нескончаемо длинный, похожий на черную субмарину представительский «мерседес», он потянул на себя дверцу и раскрыл над головой пассажира обещанный зонтик:
— Прошу вас, сэр…
Так они и двинулись по Олдергейтс-стрит, перегороженной длинной цепочкой красных и белых пластмассовых конусов: впереди — молодой и широкоплечий здоровяк, а за ним, в двух шагах, охраняемое лицо и водитель с зонтиком.
— Там, дальше, — дорожные работы, никак нельзя…
Вот как раз в этом не было ничего удивительного — лондонские улицы с завидным постоянством перекапывают вдоль и поперек представители газовых, электрических, кабельных и телефонных сетей.
— Эти ремонтники, они ведь заранее не предупреждают…
Водитель продолжал зачем-то оправдываться, но бородач его почти не слушал:
— Все в порядке, я сказал!
Это было произнесено таким тоном, что человек с зонтиком осекся на половине фразы, и дальше все трое двигались в полном молчании.
Из-за противной даже по лондонским меркам погоды праздношатающейся публики навстречу почти не попадалось — только туристы, группами и по одиночке. Местные жители, очевидно, уже расселись по пабам или коротали время дома перед телевизором.
Луж не было, однако подошвы опасно скользили по мокрой каменной мостовой.
— Простите! — Сопровождающий задел бородача краем зонтика.
— Ничего страшного…
Судя по афише, сегодня на камерной сцене всемирно известного лондонского театрального комплекса «Барбикан-центр» давали «Гамлета» — очередной аргумент против тех, кто решился бы обвинить англичан в пренебрежении культурным наследием прошлого.
— Сюда заходим?
— Да, одну минуту.
Охранник внимательно, с профессиональной настороженностью, наблюдал за действиями человека с зонтиком, умудряясь одновременно не выпускать из поля зрения окружающее пространство.
Кажется, оснований для беспокойства не было и сейчас.
— Смотрите под ноги, здесь ступенька…
В помещение театра все трое попали через один из служебных входов.
Миновав бесконечный и безликий коридор, единственным украшением которого оказалась шеренга однообразных дверей с номерными табличками, спутники поднялись по чисто вымытой мраморной лестнице.
Нужный номер обнаружился в конце следующего коридора, за поворотом.
— Салам, уважаемый господин Закатов! Прошу, проходите, присаживайтесь.
Человек, шагнувший навстречу гостям, оказался немного моложе бородача: улыбчивый, русоволосый, с широким славянским лицом и с глазами, цвет которых при тусклом электрическом освещении определить было невозможно.
Пришедшие ответили на приветствие, и гость обвел взглядом комнату:
— Странное место вы выбрали.
— А почему бы и нет? Идеальное место для встреч без свидетелей… К тому же мне в некотором роде захотелось сделать вам приятное.
— Не понял.
— Если не ошибаюсь, в молодости вы и сами имели отношение к актерской профессии?
— О, вы очень хорошо осведомлены!
В действительности много лет назад, еще при советской власти, молодой комсомольский функционер, выпускник театрального института Ахмед Закатов не только играл на сцене, но и руководил в родной горной республике культурно-массовой работой среди молодежи. Однако вдаваться в подробности собственной биографии, особенно здесь и сейчас, не имело особого смысла.
— Присаживайтесь, уважаемый…
Оставшись вдвоем за бесшумно и плотно прикрытыми от остального мира дверями, собеседники расположились в черных кожаных креслах напротив друг друга.
— Как дела? Как здоровье?
— Благодарение Аллаху, — поморщился
