Абдурахман Авторханов - Загадка смерти Сталина. Исследование
Именно как человек без человеческих чувств Сталин был впервые открыт Лениным и им же возведен в ранг члена ЦК большевиков в 1912 году, после того как Коба-Сталин успешно руководил кавказской террористической бандой (эксы) с 1906 по 1912 год. Деньги, награбленные путем убийств многих невинных людей, Коба-Сталин аккуратно переводил в заграничную кассу Ленина, а Ленин их направлял назад в Россию, обратив в революционную литературу.
Освобожденный самовоспитанием от морали и убийствами от человечности, наделенный необыкновенной хитростью и практическим умом, эрудит в области истории интриг и подлостей восточных деспотий, Сталин был гораздо более идеальным вождем большевизма, чем его основоположник Ленин. Если он сам себя называл «Лениным сегодня», то это скорее было комплиментом Ленину, а не ему.
Человек без морали, он был, однако, наделен неповторимым талантом эксплуатации чужой морали, чести и совести. Свою партию он намеренно и систематически обесчеловечивал по своему собственному образу и подобию, ибо был убежден, что только партия бесчувственных исполнителей способна безоглядно следовать за своим бесчувственным богом. Поэтому его самовосхваление было вовсе не самолюбованием, самоцелью, а обдуманной системой самоутверждения верховного бога в интересах большевистского режима. Его личные интересы при создании этого бога были подчинены общим интересам большевизма, претендующего на владение абсолютной истиной во всей истории человечества.
Абсолютная истина — это и значит большевистский бог, персонифицировавшийся в имени Сталин. Партия подняла своего бога на такую недосягаемую высоту, что иной раз сама личность Сталина отрывается от общего объекта поклонения — от «бога-Сталина». Совсем не случайно он часто говорил о себе в третьем лице. Люди, простые смертные, говорят о себе в первом лице — «я», коронованные персоны — «мы», но только «боги» говорят о себе в третьем лице, как Сталин о Сталине: «он, Сталин».
Этому богу добровольно молилась вся партия, принудительно — весь народ; сам Сталин ему тоже молился. Вот почему Сталин занимался не возвеличиванием себя, а возданием положенной церемонной дани своему второму «я» — «богу-Сталину». (См. советские киножурналы: весь зал стоя аплодирует Сталину, и Сталин тоже аплодирует… Сталину. А зрители должны думать, что он аплодирует залу…) В одном из редких случаев, когда Сталину пришлось защищаться от обвинения со стороны оппозиции, что он ставит себя выше партии и от этой роли не намерен отказаться, он ответил: «Я — подневольный человек!»
Недаром Сталин девизом своего поведения сделал знаменитые слова Лютера: «Здесь я стою и не могу иначе. Да поможет мне бог истории» (Сталин И. Соч., т. 4, стр. 393) — с маленькой поправкой: у Лютера был просто Бог, а у Сталина — «бог истории». «Я не Сталин, но в Сталине и я», — говорили большевики. Понятно, что такое олицетворение всей партии в собственной персоне лишало Сталина свободы маневрирования по какому-нибудь личному капризу. Самое страшное: как каждый бог, Сталин был лишен права ошибаться. Он знал, что его первая ошибка будет и последней — бога низведут. Так ведь и случилось…
Если бы надо было определить ту черту в характере Сталина, которая предрешает его успехи в самых сложных ситуациях, пришлось бы сказать: непревзойденный дар перевоплощения фарисея. Сталин был не двуликим, а многоликим Янусом. Так правдоподобно оказаться тем, кем на самом деле не был, мог только он один. Этот талант делает его величайшим актером в разных, порою резко противоположных, амплуа — от крайнего трагика до бесшабашного комедианта — на сцене истории. «Говори не то, что думаешь, не думай то, что говоришь» — это другой девиз его жизни. Вообще Сталин говорил редко, зато веско. Сталин знал: тем дороже ценится слово, чем реже его произносишь. Поэтому он был непримиримым врагом инфляции слов — болтливости. Даже в обычной жизни он разговаривал «тезисами», как однажды заметил его сын Яков.
Его способность адаптации к чужим идеям для их использования в собственных целях была изумительной. Так называемый сталинизм в теоретическом аспекте есть синтез идей Ленина, Троцкого и Бухарина, сцементированный в сгусток дьявольской энергии технолога власти. Однако на эту власть он надел мистическое покрывало святости, чтобы, встав во главе ее, оказаться не только безгрешным, но и всезнающим и всевидящим. Он, знакомый с Эпикуром хотя бы по диссертации Маркса, запомнил его завет: «Вместо Бога, видящего наши действия, мы должны избрать образ чтимого человека и жить так, будто он нас постоянно видит».
В самом деле, вот что газета «Правда» (17.2.50) писала о боге-Сталине:
«Если ты, встретив трудности, вдруг усомнишься в своих силах — подумай о нем, о Сталине, и ты обретешь нужную уверенность. Если ты почувствовал усталость в час, когда ее не должно быть, — подумай о нем, о Сталине, и усталость уйдет от тебя… Если ты замыслил нечто большое — подумай о нем, о Сталине, — и работа пойдет споро. Если ты ищешь верное решение — подумай о нем, о Сталине, — и найдешь это решение.
В древности лишь несколько богов вместе обладали такой силой, какой в наше время обладал один Сталин! Но Сталин мог вычитать у Эпикура и другое:
«Власть и почести не дают спокойствия, а, напротив того, рождают тревогу и страх… Почести — суть мнимое благо, бесчестие — мнимое зло».
Поэтому-то вместо обещанного «рая на земле» Сталин соорудил перманентное чистилище, отпущение грехов в котором и до сих пор происходит лишь как «посмертная реабилитация». Когда же он вплотную подвел к воротам чистилища и своих «апостолов», то они швырнули туда его самого.
Тбилисский Дантон все-таки оказался пророком…
ПОСЛЕСЛОВИЕ К СОВЕТСКОМУ ИЗДАНИЮ
«Загадка смерти Сталина» впервые вышла на русском в 1975 году, а потом была переведена и на ряд европейских и азиатских языков. В Советском Союзе она, как и другие мои книги, сразу попала под арест — в спецхран. Тем не менее по разным каналам она доходила и до русского читателя. «Загадка…» была и первой моей книгой, которую освободили из-под ареста в начале 1990 года. Тогда же важнейший фрагмент из нее был напечатан в «Слове» — литературно-художественном журнале Госкомпечати СССР и РСФСР.
Теперь — к полному советскому изданию «Загадки…». Несмотря на гласность, на отмену цензуры, на поток разоблачительной литературы о Сталине и его преступлениях, сама центральная тема моей книги — какой смертью умер Сталин — все еще мало исследована. Это понятно. Обстоятельства, при которых Сталин умер, — величайшая тайна Кремля, ибо органы верховной власти, которые организовали заговор против «отца и учителя» (КГБ в лице тогдашнего шефа Берия, партаппарат в лице его тогдашних возглавителей — Маленкова и Хрущева), и поныне правят страной. Мне не попадались на глаза какие-нибудь серьезные статьи и в западной печати на тему моей книги. Исключением явилось закрытое письмо дочери Сталина Светланы Аллилуевой на имя главного редактора нью-йоркского «Нового журнала» Романа Гуля. История и содержание этого письма вкратце таковы. Как явствует из переписки между Аллилуевой и Гулем, узнав из печати о появлении книги «Загадка смерти Сталина», С. Аллилуева обратилась к Р. Гулю с просьбой достать ей эту книгу. Отправляя ей собственный экземпляр, Р. Гуль попросил С. Аллилуеву написать рецензию на нее, добавив, что «я тоже, может быть, напишу об этой книге. Ничего не значит, что в «Новом журнале» будет два-три отзыва о книге, она того стоит, по-моему. Тем более что Ваш отзыв (напишите, пожалуйста, как Вы хотели, мне просто письмо о книге, это лучше всего) — отзыв исключительно важный (будь он положительный или отрицательный)» («Новый журнал», 1986, № 165). Соответствующее письмо-отзыв С. Аллилуева и написала Гулю: «Только для Вас, личное письмо. Господину Авторханову, если желаете, покажите». Р. Гуль не нашел нужным показать его мне. Я прочел его впервые после смерти Гуля в «Н. ж.». С. Аллилуева допускает «что оппозиция Сталину была наверху в 1952–953 годах — весьма вероятно». Сделав мне комплимент: «надо сказать, что г-н Авторханов обладает исключительным знанием жизни советской верхушки», С. Аллилуева тем не менее отводила мою версию, что Сталин умер в результате заговора Берия. Как видно из дальнейшего содержания ее письма, С. Аллилуева термин «заговор» понимает очень узко. Заговоры могут быть в разных формах: как в действиях, так и в бездействии. Заговор против Сталина не был, конечно, заговором прямых действий, чтобы его убить, но был, выражаясь на юридическом языке, заговором «преступного бездействия», когда Сталину, получившему тяжкий удар, дали умереть, не вызывая врачей. С. Аллилуева выставляет на этот счет два тезиса, один противоречащий другому: 1) «Никакого заговора или приведения в исполнение такового, в злодейское исполнение, — я не видела и не вижу», и 2) «Из моих двух книг ясно: семидесятитрехлетнему старику с повышенным кровяным давлением, безусловно, помогли помереть тем, что оставили его в состоянии удара без врачебной помощи в течение 12 (и больше…) часов» (слова «помогли помереть» подчеркнуты Аллилуевой, а остальные мной. — А.А.) («Новый журнал», 1986, № 165; письмо С. Аллилуевой датировано 23 января 1977 года). Вот это «помогли помереть» Сталину невызовом врачей я и считал в книге наиболее вероятной формой заговора Берия против жизни Сталина.
