Эдуард Тополь - Красная площадь
– По-моему, вас не нужно спасать. Вы уже под защитой…
– Это Жаров психует, – отмахнулся Пчемян. – Жаров, Устинов и немножко Леонид Ильич. Боятся, что Андропов двинет на Кремль дивизию КГБ. Старческий мандраж, но Бог с ними! Андропов не такой дурак, он понимает, что сейчас не время для насильственных переворотов. Как ему потом страной управлять? Только что в Польше военный переворот, теперь – здесь? Нет, зарубежные компартии тут же отколются, да и он станет самым непопулярным генсеком. Как Ярузельский. Нет, битва за власть будет тихая, 4 февраля, на заседании Политбюро. Нам известно, что Андропов уже вербует себе сторонников и в ЦК, и в Политбюро! Столкнут Брежнева на пенсию или не столкнут. Если столкнут с помощью «Каскада» и прочих обвинений – тогда все, тогда «законно» приходит «Правительство Нового курса», крепостной режим и прочие прелести. Не сразу, не в один день, но… А если у нас будут доказательства, что они Мигуна убили, – никто и рта не откроет. Свалят все на Суслова и будут тихо ждать еще полгода, год…
– А потом? – спросил я.
– А нам и нужен год, максимум – два, – сказал вдруг Синцов. – За это время мы попробуем легализовать частное предпринимательство, развить рыночные отношения, ввести новый нэп. Это трудно, почти невозможно при нынешней машине партийной власти, но… чем черт не шутит, попробуем. Конечно, мы только советники, и по каждому вопросу мы даем Леониду Ильичу два или три варианта решения, а из этих решений он выбирает одно. Но подумайте сами: чьи это все же решения? Его или наши? – он лукаво улыбнулся и спросил: – Ну как, играете в нашей команде? Решайте. А то уже почти шесть. Пора идти к Леониду Ильичу…
17 часов 58 минутИз рапорта бригадира следственно-оперативной бригады Дежурной части ГУВД Мосгорисполкома капитана милиции Быкова Г.В.
«…Кроме свидетеля Ю. Аветикова, никто из задержанных на станции „Маяковская“ пассажиров не видел преступника, толкнувшего двух женщин под колеса поезда и похитившего сумочку старшей из них. В сумочке второй пострадавшей не обнаружено никаких документов, поэтому идентифицировать личности погибших не удалось. В 17 часов 43 минуты их тела были увезены „скорой помощью“ в морг 1-го Медицинского института.
В 17 часов 56 минут из приемного отделения морга 1-го Медицинского института поступило телефонное сообщение о том, что ассистент патологоанатома А.А. Богоявленский опознал в одной из погибших девушку, которая в субботу, 23 января, посетила анатомический театр 1-го Медицинского института вмеcте со следователем по особо важным делам Прокуратуры СССР И.И. Шамраевым».
Телефонный звонок. Золотов снял трубку и сказал:
– Игорь Иосифович, вас. Из МУРа.
Так и не ответив на вопрос Синцова, я взял трубку.
– Игорь Иосифович, беспокоит полковник Глазков, я сегодня дежурю по Москве. Когда вы освободитесь, пожалуйста, поезжайте в анатомичку Первого мединститута на опознание трупа.
– Какого трупа?
– Боюсь, что это та девушка, которая была с вами последние дни. Светлов туда уже выехал.
Я, оглушенный, стоял с трубкой в руках. За окном на Спасской башне кремлевские куранты начали перезвон – стрелки часов стали на 6.00. Печатая шаг по заснеженной брусчатке Красной плошади, к Мавзолею шла смена почетного караула. Первый шестичасовой удар курантов упал к их ногам, как звонкая металлическая капля.
– Игорь Иосифович, – произнес Синцов. – Нам пора к товарищу Брежневу.
Я опустил трубку на рычаг и сказал, направляясь к выходу:
– Скажите ему: я сделаю все, что в моих силах. Даже больше.
После семи вечераТо, что всего два часа назад было Ниночкой – то маленькое чудо жизни, которое лукаво и преданно вскидывало на меня свои голубые глазки, независимым жестом отбрасывало волосы за спину и сдувало челку со лба, старательно массажировало мне в ванной усталые плечи, расталкивало толпу сверстников у «Метелицы», загорало на черноморском пляже и крутило сальто на батуте под куполом вологодского цирка – то, что осталось от всего этого после встречи с колесами метропоезда, лежало теперь передо мной, укрытое простыней, на сепарационном столе анатомички 1-го Медицинского института.
Рядом стояли Светлов, Пшеничный, Ожерельев, Ласкин, Арутюнов, Колганов. За соседним сепарационным столом Богоявленский и Градус трудились над обезображенным трупом Светланы Николаевны Агаповой – рыжей, худой, еще недавно красивой сорокалетней женщины Мигуна, врача гостиницы «Украина». Градус и Сан Саныч Богоявленский проявили чудеса мастерства, но, несмотря на густую маску грима, белил и румян, лица Нины и Светланы были обезображены катастрофой.
Я смотрел на них, я заставлял себя смотреть на эти два изуродованных трупа.
Они лежали рядом – моя Ниночка и женщина Мигуна.
И каким-то потусторонним союзом это породнило меня теперь с Мигуном.
Подошла регистраторша анатомички, сказала мне и Светлову:
– Нам нужен ее вологодский адрес, чтобы сообщить родителям…
Светлов отрицательно покачал головой:
– Подождите. Дайте нам пару дней. Когда здесь ляжет тот, кто ее убил…
Он не договорил, а я повернулся и пошел из анатомички в кабинет – дежурку. Там я снял телефонную трубку и набрал номер своей бывшей жены. Девять лет назад она ушла от меня и, покрутившись полгода, вышла замуж за майора медицинской службы Соколова. Теперь я услышал в трубке его голос:
– Полковник Соколов слушает.
– Это Шамраев говорит, – сказал я. – У меня к вам одна просьба, полковник. Завтра утром проводите Антона в школу.
– Г-хм… – сказал он. – По-моему, он уже не маленький…
– Пожалуйста, это важно. Проводите его в школу утром, а днем я его встречу и приведу домой. Это важно.
Светлов подошел ко мне, отнял трубку и положил на телефонный аппарат.
– Не унижайся, – сказал он. – Мы решим эту проблему иначе.
После восьмиВ этот вечер Светлов нанес визит трем бывшим уголовникам-убийцам и трем нынешним главарям мелкой фарцовой шпаны в Сокольниках, на Трубной и на Беговой, в районе ипподрома.
После девятиСлужебная милицейская «Волга» подвезла Николая Афанасьевича Бакланова к подъезду его дома на проспекте Вернадского. Бакланов устало выбрался из машины и с тяжелым портфелем в руках вошел в подъезд, поднялся на девятый этаж, к своей квартире. Он открыл дверь, вошел в квартиру и удивленно замер в прихожей: из-за закрытой двери гостиной слышался веселый, возбужденный голос его четырехлетнего сьша Васьки, смех его жены Натальи и еще один незнакомый мужской голос. Сын изображал стрельбу, кричал: «Трах-тах-тах-тах!», мужской голос гудел паровозом «Пш-пш-пш! У-у-у-у!», а Наталья хохотала и вскрикивала: «Ой, я ранена! Я ранена!». Они и не слышали, что он вошел в квартиру…
Бакланову было 53, его жене Наташе 34, и как всегда при поздних браках и такой разнице в возрасте, Бакланов был ревнив, обожал сына и, по возможности, делал в доме почти всю домашнюю работу. Услышав веселый смех жены и голос незнакомого мужчины, Бакланов нахмурился, прошел сразу на кухню, стал разгружать свой портфель: раздобытые в буфете высшего состава МВД СССР болгарские помидоры и яблоки, рыбные консервы и голландскую курицу в блестящем целлофановом пакете, а также блок своих любимых американских сигарет «Кэмэл». Продукты он спрятал в холодильник, сигареты – на верхнюю полку кухонного шкафа, и туда же уложил несколько служебных папок с грифом «секретно». Только после этого, с удивлением отметив, что на кухне нет ни одного стула, он закурил и прошел, наконец, в гостиную. Увиденное там удивило его еще больше: вся мебель была сдвинута с места, посреди комнаты все стулья стояли в один ряд, как вагоны паровоза, на последнем «вагоне», как на тачанке, сидел его сын Васька и из игрушечного автомата отстреливался от «погони», которую изображала Наталья. А машинистом «поезда» был Марат Светлов – он пыхтел и гудел, как паровоз. Увидев отца, Васька направил на него автомат и закричал: «Бах-бах-бах!»
…Минут через десять, когда Наталья увела упирающегося Ваську спать, Светлов и Бакланов стояли у открытой форточки, покуривали и разговаривали негромко.
– Понимаешь, Николай, – мягко говорил Светлов, – я работаю в милиции уже семнадцать лет. За это время лично взял пятьсот три преступника. Из них 84 убийцы. Часть из них уже отсидели срок и опять на свободе. Как, по-твоему, почему они меня не ликвидировали? Все-таки 16 уголовников погибли от моей пули, а у них есть друзья, шайки, воровской закон мести…
Он посмотрел Бакланову в глаза, тот пожал плечами, не зная, куда Светлов клонит.
– Я тебе скажу. Потому что весь профессиональный уголовный мир знает, что мой убийца переживет меня ровно на 24 часа. Или меньше. Почему? Потому что у меня в загашнике есть несколько старых дел, которые считаются нераскрытыми. Преступники давно «завязали», работают, имеют вот таких Васек, как у тебя, и очень не хотят опять за решетку. Но это бывшие «паханы», их слово в уголовном мире – закон. И они хорошо знают, что если мне или моим близким упадет на голову кирпич, то их старые дела завтра будут на столе у прокурора. И каждый получит высшую меру – срок давности еще не вышел. Теперь ты понимаешь, куда я клоню?