Чингиз Абдуллаев - Рандеву с Валтасаром
— У меня есть разрешение руководства использовать его в данном проекте, — твердо сказал Потапов.
— Пожалуйста, — развел руками Городцов, — никто не собирается отнимать у вас этого эксперта. Ему нравится путешествовать по Европе в таком составе? На здоровье. Тем более, что за их путешествие платят европейские структуры. Но наш человек должен был появиться в этом «Экспрессе» гораздо раньше. Хотя и сейчас еще не поздно. Неужели вы не знаете; что в составе «Экспресса» находятся представители других спецслужб? Неужели вы не знаете, какой пристальный интерес к поездке проявляет английская разведка? И появление Джеймса Планнинга было не случайным. Это вы хотя бы понимаете?
— Именно поэтому мы не стали менять Дронго, — возразил Потапов. — Англичане знают, что он не работает на нашу службу.
— Англичане похитили его помощника и выжали из этого больного человека все, что возможно, — насмешливо заметил Городцов, — я читал ваши отчеты. По-моему, вы переоценили этого эксперта. Может, он умеет находить убийцу по оставленному волосу, — пошутил Городцов, — но это не тот случай. Состав прибудет в Польшу через два дня, и мы уже не можем ждать. Я думаю, вы не будете возражать против нашей кандидатуры.
— Нет, — сказал Потапов, — конечно, нет. Когда этот человек полетит в Германию?
— Завтра, — сказал Городцов, взглянув на полковника, — Баширов познакомит вас с его личным делом. Думаю, что вместе мы быстрее добьемся успеха.
Когда Потапов ушел, Городцов молчал целую минуту. Затем посмотрел на Баширова.
— Он действительно такой хороший эксперт?
— Лучший, — ответил Баширов. — Хоромину с ним будет очень сложно.
— Если Хоромин не справится… — Городцов молчал еще секунд десять и наконец сказал: — Будем принимать кардинальное решение. Не обязательно, чтобы этот эксперт появился в Москве. Он может выпасть из вагона на следующем переезде. Если, конечно, начнет проявлять ненужную активность. Учтите, полковник, что от того, как мы проведем эту операцию, зависит и ваше будущее в том числе.
— Я об этом помню, — ответил Баширов, поднимаясь со стула. Завтра Хоромин вылетит в Ганновер. Я дам ему соответствующие указания.
ГАННОВЕР. 20 ИЮНЯ
Ганновер встретил «Литературный экспресс» удушливой жарой, чего почти никогда не бывало в этом городе. Группы распределили по разным отелям, и некоторых участников отправили в центральный отель «Кайзерхофф», находившийся напротив железнодорожного вокзала.
Дронго поднялся в свой номер, выходивший окном на вокзал. Несмотря на открытое окно, было очень жарко, а кондиционеров в этом отеле не было. Он разделся, прошел в душ и встал под холодную струю. И только немного придя в себя, он вызвал горничную, чтобы отгладить смятые костюмы и сдать в чистку рубашки. И затем, переодевшись, вышел в город.
Ганновер входил в состав герцогства Брауншвейг-Люнебург, основанного еще в тринадцатом веке. В тысяча шестьсот тридцать шестом году он стал столицей герцогства, после чего герцогство стало называться по имени этого города. А через пятьдесят четыре года герцогство стало курфюршеством. В тысяча семьсот четырнадцатом году курфюрст Ганновера Георг Людвиг стал английским королем Георгом I. Через сто лет на Венском конгрессе Ганноверское курфюрство было провозглашено королевством. А еще через полвека Ганновер поддержал Австрию в ее войне против Пруссии, был оккупирован последней и стал обычной провинцией объединенной Германии.
Во время войны Ганновер был подвергнут интенсивным бомбардировкам с воздуха и практически превратился в руины. По счастливой случайности почти не пострадал дворец Херренхаузен, построенный в семнадцатом и перестроенный в девятнадцатом веке.
В этом городе почти ежегодно проходили международные промышленные ярмарки, а к началу двадцать первого века было решено организовать Экспо-2000, на котором должны были быть представлены достижения научной и технической мысли всего человечества.
По замыслу организаторов, в этой грандиозной выставке должны были участвовать все страны и континенты. И действительно, почти все страны изъявили свое согласие. Все, кроме… самой богатой страны мира — Соединенных Штатов Америки, обосновавших этот отказ отсутствием необходимых средств. Немцы обиделись, но не стали настаивать. Они построили к началу работы «Экспо» новый вокзал, отвели огромную территорию под выставку, установили даже специальную канатную дорогу и отремонтировали все дороги в городе.
Вечером во дворце от имени бургомистра был дан прием. На нем присутствовали участники «Экспресса», журналисты, гости. Дронго появился в конце вечера. Единственное, что он себе позволял в подобного рода мероприятиях, когда пить, есть и говорить нужно было одновременно, — это бокал красного вина, с которым он обходил гостей, стараясь не мешать им ужинать.
Дронго обратил внимание, что некоторые участники «Экспресса» так и не появились на приеме. Не было представителей Грузии, Украины. Испании, Югославии. Многие предпочли отдыхать в своих номерах. Дронго спустился по лестнице в приемный зал, где были размещены макеты Ганновера предвоенного и послевоенного периодов. В сорок пятом году в городе почти не было уцелевших зданий. Он услышал чьи-то шаги и, подняв голову, увидел Михаила Мураева.
— Вот так, — сказал Михаил Николаевич, хмуря седые брови. — Таким был этот город полвека назад. Вы видите, во что его превратили англичане? А ведь никто не собирается извиняться перед немцами за массовые убийства.
— Вы опять возвращаетесь к нашему спору?
— Нет, я думаю, что война отвратительна. Но история всегда трактуется в пользу тех или других. Посмотрите, во что был превращен Ганновер после войны. А вспомните Дрезден. Или Берлин. Конечно, немцы были агрессорами, но при чем здесь мирное население?
— Вот это я и говорил, — согласился Дронго. — Я думаю, что вас всех как подлинно творческих людей должны волновать прежде всего моральные критерии.
— Это сложно, — задумчиво заметил Мураев. — ведь у каждого свои критерии. Они зависят отличных качеств каждого человека.
— Вы полагаете, что в каждом из нас есть нравственные начала?
— Не знаю, — вздохнул Мураев, — в последнее время я начал сомневаться, что люди обладают подобными качествами. Мне вообще кажется, что наша душа — поле компромиссов, мы соглашаемся с чем-то ежедневно и ежечасно.
— В таком случае наша свобода распространяется и на возможность выбора между добром и злом, — сказал Дронго. — Может быть, мы сами виноваты в том, что отвергаем эти нравственные начала.
— Люди слабы, — вздохнул Мураев, — и уж, конечно, мы все не ангелы.
— Я вспомнил спор епископа Бремхолма с Томасом Гоббсом, — улыбнулся Дронго. — Первый считал, что человек по количеству объектов, на которые распространяется его свобода, более свободен, чем ангелы. Человек выбирает между добром и злом, тогда как ангелы могут выбирать только добро. Епископ полагал, что такая свобода экстенсивна, так как человек не может творить добро в тех размерах, в каких его творят ангелы. Свобода ангелов носит интенсивный характер, ибо они не имеют вожделений и чувственных органов. Кажется, я цитирую почти дословно.
— Интересная мысль, — задумчиво сказал Мураев. — И как ему возражал Гоббс?
— Он писал, что не может быть свободы интенсивной и экстенсивной. Свобода, полагал Гоббс, есть свобода от насилия и от принуждения. Поэтому он разделял понятие свободы и полагал, что свобода от насилия есть абсолютная свобода, так как свободным от принуждения, даже добровольного, не может быть ни один человек. Гоббс спрашивал своих слушателей: когда ангелы действуют более свободно? Когда есть необходимость в их поступках, то есть они свободны от насилия, но действуют под влиянием принуждения, пусть даже и божественного, или у ангелов нет свободы от давящего на них морального диктата?
— Почему вы не бросаете свои занятия и не идете преподавать? — вдруг спросил Мураев. — С вашими знаниями можно было многого добиться.
— Мои знания — всего лишь последствия того удовольствия, которое я получаю от общения с книгами, — честно признался Дронго, — это единственные мои друзья. Самые лучшие и самые приятные.
Они вышли на воздух. Над городом собирались темные тучи. Дронго поднял голову.
— Кажется, скоро начнется ливень, — сказал он, глядя на небо. — В каком отеле вас разместили?
— Далеко, — махнул рукой Мураев. — Нас отвезут туда на автобусе.
— В таком случае я поспешу в от ель. Я не взял с собой зонтика, но, кажется, успею добежать раньше, чем начнется дождь.
— Я хочу подарить вам свою книгу. — сказал Мураев. — Прошу вас, не обижайтесь за надпись, которую я на ней сделал.
— Меня трудно обидеть, — сказал Дронго, чуть повышая голос.