Чингиз Абдуллаев - Оппоненты Европы
– Два раза бывал.
– Я тоже была там два раза. Говорят, что все должно быть по три раза. У русских есть даже такая пословица: «Бог любит троицу». Думаю, что вы должны понимать по-русски.
– А вы говорите по-русски?
– Конечно. У меня мать наполовину украинка. И она учила меня русскому и украинскому языкам. Хотя иногда я их путаю.
– И еще вы знаете чешский, английский, немецкий и французский. – Он не спрашивал. Он утверждал.
– Это тоже дедукция или интуиция? – рассмеялась она.
– Просто расчет. Со мной вы говорите по-английски, чешский вы могли знать как язык вашей семьи. Много лет прожили в Германии и должны были понимать немецкий, а без французского вас бы не сделали представителем фирмы в этой стране. Или я не прав?
– Абсолютно правы. – Она прикусила губу.
В вагон поднялись двое молодых журналистов. Первый был Элиа Морзоне, а второй, более коренастый, плотный, с характерным разрезом азиатских глаз и широким лицом, был, очевидно, его напарник Рамас Хмайн. Они поднялись по лестнице с той стороны, где сидел Дронго и его спутница, сразу подходя к ним.
– Здравствуйте, господин эксперт, – усмехнулся Рамас, – как хорошо, что вы едете вместе с нами. У нас полно времени.
– Что вы думаете о предстоящей конференции? – сразу поддержал своего друга Морзоне, не давая времени на ответ.
– Я сейчас нахожусь в поезде и беседую с представителем европейского агентства по развитию, – показал Дронго на сидевшую рядом Мадлен, – мы как раз обсуждаем эти вопросы. Может, вы разрешите нам закончить наш разговор?
– Да, конечно, – согласился Морзоне и сразу обратился к Мадлен Броучек:
– Что думаете вы по поводу этой конференции? Нам интересно будет узнать ваше мнение.
Дронго уже собирался ответить за свою собеседницу, когда она остановила его жестом руки.
– Наш разговор носит конфиденциальный характер, господин журналист, – пояснила Мадлен, – и я не вправе его комментировать, пока не начнется сама конференция. Надеюсь, что вы понимаете нашу позицию.
– Тогда пообещайте, что дадите нам эксклюзивное интервью сразу после завершения конференции, – потребовал Морзоне.
– Разумеется, – согласилась Мадлен, с трудом сдерживая смех, – я дам интервью только для вас двоих.
Оба согласно кивнули, направляясь к еврокомиссару. Мадлен весело взглянула на Дронго.
– Вы еще и актриса, – негромко произнес он.
– Просто хотела вам подыграть, – призналась она, – это было достаточно интересно. Ненавижу таких наглых журналистов, которые считают, что им все позволено.
– Большинство журналистов полагают, что имеют право бесцеремонно копаться в жизни других людей, – заметил Дронго, – тем более такие, как эти. У Морзоне отвратительная репутация.
– Теперь буду знать.
– Но вы отлично мне подыграли. Спасибо.
Оба улыбнулись друг другу. Морзоне и Хмайн подошли к еврокомиссару и его спутнику. Судя по тому, как голоса говоривших становились все громче, Гиттенс и его собеседник категорически отказывались от любых интервью, тогда как журналисты настаивали. В какой-то момент сидевший рядом с еврокомиссаром его спутник просто громко и решительно потребовал оставить их в покое, когда Морзоне пробормотал какую-то гадость, попытавшись снять обоих собеседников на свой телефон. Реакция неизвестного мужчины была мгновенной. Он вскочил и оттолкнул от себя журналиста. Тот упал на пол, и телефон, выпав из его рук, ударился о ручку кресла, разбившись. Морзоне пробормотал проклятье.
– Это переходит всякие границы, – строго произнес Гиттенс, – уходите, господа журналисты.
– Какой мерзавец, – заметила Мадлен.
Морзоне, забрав свой телефон и бормоча какие-то ругательства, сошел с другой стороны вагона. Следом за ним удалился и Рамас Хмайн. Гиттенс недовольно пожал плечами. Было очевидно, что подобные журналисты просто доставали его своими бесконечными вопросами.
– Достаточно посмотреть на этого типа, чтобы все о нем понять, – сказал Дронго.
– Похоже, вы правы, – согласилась Мадлен, – здесь было слишком просто и ясно. Можно я задам вам еще один вопрос?
– Конечно.
– Как вы считаете, как именно я отношусь к вам? Ведь мы познакомились только сейчас. Или этого вы не сможете сказать?
– Смогу, – ответил Дронго, – думаю, что смогу.
Она с интересом взглянула на него.
– Не знаю почему, но я сумел вам понравиться, – спокойно сказал эксперт. – Более того, очевидно, что моя биография и тот забавный инцидент в Париже произвели на вас очень сильное впечатление. Как и наш сегодняшний разговор. Чем я могу только гордиться. Вызвать интерес у такой красивой и образованной женщины, как вы, не каждому по силам…
Она прикусила губу. Молчала. Пять секунд. Десять. Двадцать. И только затем произнесла:
– Это правда. Ваши наблюдения верны и на этот раз. Вы, как всегда, сказали все правильно.
Глава 3
Каждый более или менее известный человек в жизни сталкивается с подобной ситуацией. Особенно она понятна известным спортсменам или актерам, когда назойливое внимание фанатичных поклонниц начинает надоедать. Хотя восторженное отношение к собственной персоне нравится почти всем. И устать от подобного просто невозможно. Те, кто утверждает обратное, либо ханжи, либо лицемеры. Вместе с тем бывает особенно приятно, если на вас обращает внимание поклонница, которая, в свою очередь, нравится вам, и это доставляет известным людям особое удовлетворение. Понятно, что раздражающая кумира поклонница ничего, кроме тщеславного удовлетворения, ему не приносит.
Однако самое большое удовольствие от встречи со своими поклонницами обычно испытывают известные писатели или композиторы, когда для оценки их творчества нужно подобие интеллекта и здравого смысла. Разумеется, в этих случаях речь идет о действительном понимании творчества любимого кумира.
Для того чтобы оценить мастерство известного эксперта-аналитика, нужно понимать степень важности его работы и быть хотя бы немного посвященным в его тайны. Понятно, что у самых известных сыщиков и криминалистов не бывает поклонников, так как сама их работа требует сохранения инкогнито и полной секретности. Именно поэтому, иногда случайно встречая своих поклонников или поклонниц, Дронго удивлялся и смущался от подобного восторженного отношения к своей персоне. Он всегда считал, что всего лишь занимается своим делом, которое он знает лучше всего. И которым может заниматься, чтобы приносить пользу окружающим людям. Но в последнее время его расследования становились все более и более известными, а его фигура начинала приобретать некие легендарные черты, о которых говорили во многих странах. Когда один из друзей Дронго, крупный банкир и меценат Рахман, был в Хорватии, одна из переводчиц честно призналась, что Дронго уже давно не легенда. «Он – наша религия», – сказала молодая женщина, и в этих словах было истинное отношение людей к известному сыщику. Хотя, возможно, это было преувеличением.
И теперь, случайно встретив в вагоне поезда Антверпен – Брюгге свою истинную поклонницу, он был отчасти смущен, отчасти растерян, не понимая, как именно следует вести себя в подобных ситуациях. Он не был известным спортсменом, за автографами которого охотятся сотни фанатов, не был знаменитым актером, которого узнают на улицах. Но Мадлен Броучек не скрывала своего восторженного отношения к эксперту, о котором она так много слышала. Это было отчасти объяснимо биографией ее семьи, где отец и ее супруг были связаны с ювелирными домами, которые хорошо знали репутацию известного эксперта-криминалиста.
– Почему вы молчите? – спросила его Мадлен Броучек. – Я могу решить, что вы слишком загордились. Для такого умного человека это непростительно.
– Какое зазнайство? – пожал плечами Дронго. – Я просто не понимаю, как вести себя в такой ситуации. Раздавать автографы… Не скрою, что мне очень приятна ваша реакция.
– Спасибо и на этом.
– Но это правда. Здесь всегда должен существовать некий обратный обмен. Если даже вас любят или вами восторгаются сотни разных поклонников, то это всего лишь факт вашей биографии. Но если вы сумели произвести впечатление на умную и состоявшуюся женщину, которая, в свою очередь, нравится вам, то это уже почти невероятное событие в вашей жизни.
– Достаточно честно, – сказала она после недолгого молчания, – и смело. Из ваших слов я поняла, что «умная и состоявшаяся» женщина нравится вам…
– А разве это было непонятно с самого начала? Я был слишком многословен, это первый признак моего интереса к вам.
– Значит, вы еще и опасный соблазнитель, – притворно вздохнула она, – хотя при вашей профессии и так понятно, что вы умеете читать в сердцах и душах людей.
Русская пара перестала ругаться, и Геннадий пошел вниз. Почти сразу следом за ним на первый уровень спустился и рыжеволосый. Еврокомиссар и его спутник продолжали о чем-то негромко говорить.
