Анатол Имерманис - Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул
Мун проснулся. Было уже утро. Он прислушался, — нет, разбудивший его крик, по-видимому, только почудился, Дейли еще спал. Кремовая пижама еле заметно колыхалась в ритме спокойного дыхания, Мун пошире раскрыл окно.
Внизу сочно зеленел еще влажный от росы газон. На видном отсюда отрезке улицы лежала печать раннего утра. По асфальту низко стелился белый, прозрачный пар, с черными воронками в не тронутых поливочной машиной местах. Проехал велосипедист с привязанным к рулю чемоданчиком. Пробежала служанка с базарной сумкой. Сухопарый старик с военной выправкой и великолепными седыми усами неторопливо прогуливал собаку.
Новый день начинался и в четырнадцатиэтажном доме, повернутом к Муну плоской застекленной гранью. Кто-то распахивал окно. Женщина в ярком кимоно вышла на балкон. Этажом пониже спрятанный за занавеской силуэт под звуки марша занимался гимнастикой. Зевая, причесывалась девушка в кружевной ночной рубашке. Но большинство окон еще хранило за плотно задернутыми шторами утренний сон своих хозяев.
Мун не сразу заметил нацеленный на себя объектив с длинной телескопической линзой. Бог весть какими правдами и неправдами пробравшийся в чужую квартиру фоторепортер, устроившись на балконе противоположного дома, подкарауливал обитателей мэнкуповской квартиры. Читателям газеты, которым подавай фотографии участников уголовной драмы, не объяснишь ведь, что комиссар Боденштерн категорически запретил журналистам доступ к месту происшествия.
Мун быстро отошел от окна, пожалуй, слишком поздно. К вниманию прессы он успел привыкнуть, но одно дело появиться перед публикой в приличном виде, с задумчивым челом и с запонками в манжетах, совсем другое — очутиться на пахнущей свежей типографской краской странице в ночной пижаме, со вспухшими ото сна веками и взъерошенными волосами.
Он быстро опустил занавеску, но репортер уже перестал им интересоваться, рука с фотоаппаратом переместилась, нацеливаясь на другое окно. Только теперь Мун посмотрел на часы. Десять минут седьмого. Он уже собирался залезть обратно в кровать, когда услышал крик. Негромкий, но достаточно явственный, чтобы узнать голос. Кричала Ловиза. На этот раз проснулся даже Дейли.
Вдвоем они выбежали в коридор, где столкнулись с заспанным Енсеном. Приоткрытая дверь в комнате Баллина подергивалась. Кто-то пытался ее распахнуть, другой тянул к себе.
— Нет, нет! — Это был голос Ловизы. — Я должна рассказать!
— Молчи! — Голос Баллина.
Шум свалки, дверь плотно захлопнулась. Дейли метнул на Муна торжествующий взгляд. Ему ситуация представлялась абсолютно ясной. Ловиза Кнооп готова идти с повинной, а остальные ее удерживают — то ли из человеческого сострадания, то ли из-за материальной заинтересованности. Ее арест оттянул бы на длительный срок выплату наследства. Мун ничего не подумал, он просто нажал дверную ручку.
Представшая взору картина походила на сцену из мелодрамы. Дышавшая через силу Ловиза боролась с Баллином, который зажимал ей рот. Скульптор, работая плечом и грудью, оттеснял их обоих от дверей. Магда с растерянным видом подбирала упавшие во время свалки со стола книги.
— Что это значит? — спросил Мун.
Мужчины отпустили Ловизу, Магда, присев на корточки, застыла с подобранным томом в руке. У всех четверых были красные от бессонницы глаза.
— Ну что ж, раз так, рассказывай, Ло! — Баллин пришел в себя первым.
Ловиза пригладила спутавшиеся волосы и сделала глубокий вздох. Говорить ей было трудно. Скульптор помог Магде встать и закурил трубку.
— Игра закончена! — хрипло сказал он.
— Какая игра? — Дейли взглянул на Ловизу.
Но вместо нее ответил Баллин:
— Детективная! Магнус покончил с собой. Все эти улики, пистолет, перчатки, отсутствие отпечатков — все это придумал он сам.
— Он был неизлечимо болен. — Только сейчас к Ловизе вернулся голос. — Врач сказал, что ему осталось жить неделю, от силы две.
— Он считал себя неудавшимся детективным писателем, — горько засмеялся скульптор. — Не удалось прославиться при жизни, так хотя бы посмертно! А вас обоих пригласили в качестве критиков, с именем и весом. Впрочем, в похвальном отзыве Магнус был заранее уверен. Если бы не Ловиза со своей сентиментальной выходкой, вы бы ни за что не отгадали.
— Садитесь! — Баллин придвинул стулья. — Вас, как вижу, это тоже ошарашило. Господин Дейли сейчас склонен верить в заговор. Позвоните нотариусу. У него хранится подписанный Мэнкупом и нами документ — полный перечень поставивших вас в тупик загадок.
— И вы согласились? — спросил Мун. Инстинктивно он ждал какого-то не укладывающегося в привычные рамки поворота, поэтому сравнительно быстро освоился.
— Это было жестоко, — всхлипнула Магда. — И с нашей стороны, и с его. Но что нам оставалось делать? Только под таким условием он соглашался оставить нам по десять тысяч.
— А теперь мы их лишились. — Скульптор сплюнул.
— Почему?
— Дополнение к завещанию. — Баллин пожал плечами. — Прихоть великого человека. Под угрозой лишения наследства мы обязались хранить в течение недели полное молчание. Я лично считал, что раз мы уже пошли на это…
— Ради денег? — едко спросил Мун.
— Не только. Это была последняя его воля, последняя дружеская услуга, которую Магнус просил ему оказать. — Магда вытерла слезы.
— Он всегда был чудаком. — Баллин не успел высказаться до конца. — Согласившись с этим чудачеством, на котором Магнус настаивал, следовало исполнить и второе его пожелание. Вот почему я пытался удержать Ловизу.
— Я тоже! — гневно сказал скульптор.
— Неужели нельзя было вытерпеть? — пробормотала Магда. — Всего семь дней!
— Вытерпеть? — Ловиза, силившаяся говорить спокойно, опять сорвалась на крик: — Ни дня, ни часа!
— Но ты ведь согласилась! — с ядовитым упреком заметил скульптор.
— Да. Потому, что Магнус очень просил. Потому, что не могла себе представить, какая это пытка. Он — мертвый, а мы — его друзья — в роли убийц! Это страшно!
— Я-то полагал, что скорее кто-то из нас не выдержит! — усмехнулся Баллин. — Но ты ведь актриса. Притворяться на сцене или в жизни — какая разница?
— Ей это незачем. — Скульптор, с опозданием заметив фотоаппарат на балконе соседнего дома, метнулся к окну. — Снимай, сволочь! Снимай! Помести под жирным заголовком: «Несостоявшийся наследник объявляет о своем банкротстве!» Не то что она! — Он опять повернулся к Ловизе: — Ангажемент в лучшем театре, никаких забот о будущем. На твоем месте я бы тоже плюнул на деньги ради благородного жеста.
— Нет у меня никакого ангажемента. — Ловиза понурила голову. — Я сама придумала, чтобы… — Не закончив, она обратилась к Енсену: — Дайте сигарету!
— Нет? Как же ты могла?! — Магда подскочила к ней. — Да ты просто ненормальная!
— Потише! — Баллин загородил собой Ловизу. — Ло права! Должен честно сознаться, что крепился только ради вас обеих. Иначе рассказал бы первым. И перестань переживать, Лерх! Просто неприлично! Не будь этой проклятой болезни, Магнус пережил бы нас всех!
— Так вот почему вы заявили, что приходили к Мэнкупу днем? — Мун задумчиво кивнул Магде.
— У меня не было другого выхода. Мне казалось, что вы меня арестуете, а сказать правду нельзя было. Между прочим, это могло соответствовать действительности — служанка вчера не пришла, так что убрать было некому… — Апелляция Баллина к чувству приличия заставила Магду взять себя в руки. — Сам Магнус не обращал внимания на такие пустяки. Когда он работал, у него под носом могла стоять хоть дюжина грязных тарелок. Использовал бы их под пепельницу — и только…
— Выдумка с дневным визитом была импровизацией, — объяснил Баллин. — Магнус ничего не имел против, лишь бы неукоснительно соблюдать основные «правила игры», как он их называл. Например, Ловиза должна была принести стакан из ресторана и поставить на письменный стол, пока Магнус разговаривает с вами…
— А может быть, все-таки кто-то выходил из своей комнаты до смерти Мэнкупа? — спросил Мун.
— Я — нет, — тихо сказала Ловиза.
— Перечитайте протокол допроса, если не верите. — Магда рассердилась. — Неужели следствие еще не закончено?
— Никто из нас не осмелился бы! — Скульптор яростно отламывал кусок за куском от стоявшей на подоконнике незаконченной глиняной фигуры. — Магнус мог выйти в коридор, увидеть, и тогда прощай денежки! Он вообще был деспотом, а что касается этой игры в убийство — тем более.
— Кто же должен был взять из театра пистолет и перчатки? — спросил Дейли.
— Сам Мэнкуп! — ответил Баллин. — Мне в обязанность вменялось войти к нему за минуту до полуночи, снять с его рук перчатки и спрятать их за картину.
— С чем вы отлично справились! — усмехнулся Мун. — Сейчас вызовем нотариуса, после этого вы свободны.
