Игорь Прелин - Автограф президента
Можно было, конечно, и не останавливаться, но я сделал это специально, чтобы наблюдатели с закрытого поста контрразведки, располагавшегося в доме напротив, четко зафиксировали мой выход и предупредили своих коллег, которым поручено сегодня следить за мной.
Впрочем, я был почти уверен, что «вести» меня по городу сегодня не будут. Если оператор, прослушав мой разговор с дежурным комендантом посольства, сразу же доложил об этом кому следует, то сопровождать меня нет необходимости. Правда, они могли предположить, что я специально ввожу их в заблуждение относительно своих истинных намерений и, вместо того чтобы бегать в парке, могу уехать совсем в другое место и там напроказничать. Но даже и в этом случае они могли проконтролировать мой маршрут, используя посты дорожной полиции.
В их распоряжении было и еще одно средство. Я, правда, не был уверен, что они его применят, но это было несложно проверить, что я и сделал, как только сел в машину. Я повернул ключ в замке зажигания на четверть оборота, затем открыл один из многочисленных карманов своей сумки и заглянул туда. Там лежала небольшая трубочка, по внешнему виду очень похожая на карманный дозиметр, с помощью которого определяется наличие радиации. Индикаторная лампочка подмигивала мне неоновым светом. Это означало, что контрразведка снова вмонтировала где-то под капотом или в двигатель, под днищем или в салоне моей машины, а может быть, еще черт знает где — они на это дело большие выдумщики — такую маленькую штучку, которая подключается к системе электропитания и, как только вы повернете ключ зажигания, начинает излучать радиосигналы, позволяющие с высокой точностью определить местонахождение автомашины, в которую этот датчик вмонтирован. Такими датчиками были оборудованы многие посольские автомашины, и они верой и правдой служили контрразведке, помогая за считанные минуты находить наши автомашины в городе.
Эти умельцы придумали и еще одну хитрость: они наставили на всех основных магистралях города, на многих перекрестках, у въезда на автострады и в других стратегических местах приемники, которые фиксируют сигналы датчиков, и получили возможность контролировать не только парковку, но и маршрут движения автомашин.
Кроме этого, контрразведка активно использовала для ведения слежки телекамеры службы дорожного движения, которыми была буквально нашпигована центральная часть и некоторые другие районы города. Но, как говорится, техника — это хорошо, но и на каждую техническую хитрость найдется какой-нибудь инструмент с левой резьбой! Различные манипуляции, которые очень раздражают контрразведку, проводит-то не автомашина, начиненная всякими штуковинами, а человек, который ею управляет или, что тоже очень интересно, едет в ней в качестве пассажира. И достаточно тому или другому на короткое время или насовсем выйти из автомашины, как все эти датчики, приемники, телекамеры и прочие приборы и аппараты превращаются в технические излишества. Никакая техника не заменит того, чем природа наградила живого человека: глаза и ноги! Ну и, конечно, некоторые аналитические способности, чтобы смотреть куда надо и не бегать попусту.
Итак, датчик работал, приемник, принимающий его сигнал, видимо, тоже, все было в порядке, я повернул ключ в замке еще на четверть оборота, завел мотор, включил кассетник и под звуки саксофона поехал в парк, где меня должны были ждать те, кому сегодня выпала участь попытаться меня завербовать.
…Я ехал по городу, слушал саксофон и едва ли не впервые в жизни ощущал, какое это блаженство: ехать на проведение серьезного мероприятия и не только не проверяться, не выявлять за собой слежку, а вообще начисто игнорировать все, что творится впереди, сзади и по сторонам твоей машины, наплевать и на сигналы датчика, и на объективы телекамер, и на рапорты сотрудников дорожной полиции, и на кодированные радиопереговоры контрразведки — на все, что не имеет прямого отношения к предстоящей работе! Можно было просто ехать к месту встречи, а не петлять, как зайцу, ведя при этом круговое наблюдение, подобно летчику-истребителю во время воздушного боя; ехать кратчайшим маршрутом, как на загородную прогулку, как будто ты не имеешь никакого отношения к разведке.
Можно было ехать и ни о чем не думать или думать о чем-нибудь своем.
Я поступил по второму возможному варианту и стал обдумывать две занимавшие меня сейчас проблемы сугубо личного характера. Еще в процессе подготовки к операции «Контакт» я много думал о том, почему люди идут на предательство и что такое предательство вообще. Особенно меня волновал вопрос: почему предают те, кто предавать не должен?
К этой, если можно так выразиться, проблеме у меня был далеко не праздный интерес.
Чтобы хорошо сыграть роль предателя, мне было просто необходимо досконально разобраться не только в побудительных мотивах, но и в особенностях личности предателя и тех обстоятельствах, которые толкают его на этот шаг. Хотя какие могут быть обстоятельства?!
Мне пришли на память слова, написанные создателем и первым директором ЦРУ Алленом Даллесом: «Советский разведчик — это высший конечный продукт советской эпохи». Неплохо сказано, честное слово!
Безусловно, абсолютное большинство моих боевых товарищей оправдывают эту лестную характеристику. Но что греха таить, нет-нет да и происходит в нашей среде, самое ужасное из возможных чрезвычайных происшествий, коим является предательство. Каждый такой случай — это стыд и позор для нас всех, потому что грязь предательства пачкает каждого, независимо от того, имеет он к этому предательству хоть малейшее отношение или нет.
Конечно, можно искать объяснение в том, что, ни на минуту не затихая, во всем мире идет необъявленная, жестокая, невидимая большинству людей война между секретными службами. А на войне, как на войне! Так говорят французы, и они знают, что говорят: есть герои и трусы, есть перебежчики и пленные, есть и предатели.
Это закон всякой войны. Но только ли в этом дело?
Безусловно, каждый человек прежде всего продукт своей системы, того общества, в котором он родился и вырос, сформировался как личность, живет и работает. Каково общество, таковы и его представители. Все болезни, все пороки общества передаются им, в разное время и в разной степени, но передаются. Сотрудники секретных служб в этом смысле не исключение, хотя, бесспорно, иммунитет у них намного выше, чем у значительной части населения страны. Ведь это же тщательным образом отобранные и проверенные люди!
И если общество поражено коррупцией, казнокрадством, взяточничеством, если неписаным законом его внутреннего развития становится принцип «ты — мне, я — тебе», это не может не отразиться и на сотрудниках секретных служб. В конце концов, на работу в секретные службы приходят уже сложившиеся, зрелые люди, и перевоспитывать их иногда бывает просто поздно.
Чему же тогда удивляться?
Посудите сами, разве крупные партийные деятели, советские и хозяйственные руководители, занимающиеся приписками, берущие и дающие взятки, совершающие должностные преступления, — разве это не предатели? Ведь они предали дело, которому поклялись служить, когда им вручали партбилет, забыли о своем долге перед собственным народом! О каком патриотизме, о какой любви к Родине может идти речь, когда предается забвению все самое святое, что должно быть в душе у каждого человека, чем он живет, ради чего трудится?
Есть с кого брать пример!
На суде одного предателя спросили:
— Как вы сами относитесь к тому, что нарушили присягу, изменили Родине?
Наивный вопрос! И задали его зря, хотя спросить об этом было, конечно, необходимо, потому что суд обязан исследовать не только фактическую, но и моральную сторону дела. Да как он мог относиться, если, прежде чем предать, он уже полностью переродился? А раз так, то и совесть его не могла мучить!
Он так и ответил:
— А никак! Родина для меня — понятие абстрактное!
Как же это могло случиться, что Родина стала для него абстрактным понятием?
Где тот рубеж, за который нельзя переступать в своих отношениях с землей, на которой ты родился и вырос?
В том, что предателей расстреливают, есть, на мой взгляд, высшая справедливость!
Жаль только, что их не расстреливают публично, перед строем тех, кого они предали. Я бы сам, конечно, без всякого удовольствия, а исключительно из ненависти к предательству, как явлению, всадил бы в предателя пулю, и не в затылок, а точно между глаз, и паузу бы при этом выдержал, чтобы у него перед смертью было время осознать, какая же он мразь!
И все же мне не давала покоя одна мысль: а почему же тогда не предают те, во всяком случае, далеко не все, кто является продуктом чуждой нам идеологии, членами того общества, где уже в течение веков царит дух стяжательства и стремления к наживе, возведенный в высшую добродетель? Где продается и покупается все, где купля-продажа стала основным смыслом существования?
