Сергей Соболев - Кремлевский пасьянс
– Меры предосторожности надежные?
Генерал поморщился.
– Он постоянно находится под внушением. Во время прогулок его действия контролируют один из психиатров и двое охранников.
– Те, что обычно сидят здесь, в этой комнате?
– Да. Они вооружены парализаторами.
– А не может ли возникнуть ситуация, когда кто-либо непредумышленно произнесет слово или фразу, которая будет истолкована пациентом как команда? Например, «бей!» или «беги»?
– Исключено! – авторитетно заявил генерал. – Опасности такого рода существовали ранее, на начальной стадии, когда он реагировал на любую команду. Сейчас он пребывает в высокой степени погруженности и может действовать только в пределах заложенной в него программы. Он не реагирует на простые команды, и это вполне понятно. В ситуации, в которой ему придется действовать, он может нарваться на окрик или приказ, к примеру «Стой!»… И что тогда? Ученые все предусмотрели и исключили подобные неувязки.
– Он уже готов? Вы точно просчитали время?
– Сегодня вечером последний сеанс. После этого, выражаясь казенным языком, объект будет сдаваться комиссии.
– То есть вам, – улыбнулся Фомин. – Из всего этого можно сделать вывод, что событий следует ждать уже в самом ближайшем времени.
– Совершенно верно. Ко мне из «Кремлевки» поступает самая точная информация. Этот… – генерал непристойно выругался, – доживает последние часы. И тогда настанет черед Ангела.
– Вы уже определились с ответами на вопросы «кого?», «где?» и «когда?»?
– Это не от меня зависит, – пожал плечами генерал. – Решение будет принято в самый последний момент. Возможно, придется отрабатывать сразу два варианта. В этом случае понадобится помощь твоих людей. И не прикидывайся слабоумным, Фомин. Тебе прекрасно известен ответ на первый из заданных тобою вопросов.
Фомин пропустил последние слова Ремезова мимо ушей. Он уже несколько секунд внимательно вглядывался в действия врачей. Его лицо заметно побледнело, и он показал рукой на стекло.
– Генерал, взгляните, там что-то не в порядке…
На пульте загорелась красная лампа, и тишину разорвал истошный вой ревуна.
– Черт, только этого не хватало!
Генерал нажал одну из кнопок и прорычал в микрофон:
– Профессор, срочно в палату! Бегом!!
Он выдвинул ящик из нижней части пульта и извлек две кобуры с пистолетами. Одну он протянул Фомину.
– Держи! Это парализаторы. Знаешь, как пользоваться?
– Разберусь, – хмыкнул Фомин, ставя пистолет на боевой взвод. – Не забудьте разблокировать дверь.
Когда они ворвались в палату, оружие им не понадобилось. Ермаков лежал бездыханный, белое как мел лицо было покрыто мелкими блестками пота. Рядом суетились врачи, один из них выкрикивал над ухом Ермакова команды на английском языке. Второй дрожащими руками пытался набрать в шприц жидкость из ампулы.
– Что здесь происходит, черт подери? – рявкнул генерал. – Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
Врач, который пытался вывести Ермакова из транса, устало разогнулся и кивнул в сторону самописца, чертившего прерывистые линии.
– Аритмия. Периодические остановки сердца.
Он взглянул на таймер и добавил:
– Это длится уже полторы минуты.
В палату вбежал еще один человек в белом халате, и генерал повернулся к нему.
– В чем дело, профессор? Это уже третий случай…
– После, – махнул рукой профессор, – после поговорим.
Он оттеснил генерала Ремезова в сторону и склонился над Ермаковым. Какое-то время он неподвижно смотрел ему в лицо, затем бросил взгляд на приборы.
– Пульс? – отрывисто бросил он.
– Нитевидный, слабого наполнения, – ответил один из врачей. – Давление падает. Сейчас сорок на семьдесят.
– Введите антидот, – приказал профессор. – Восемь кубиков в сердечную мышцу. Быстро!
Врач, которому наконец удалось наполнить шприц, неуверенно посмотрел в сторону генерала Ремезова.
– Это опасно. Слишком большая доза. Мы можем потерять контроль.
– Контроль сохранится, – уверенно сказал профессор. – Но уровень внушаемости значительно снизится. Чего же мы ждем?
– Вы гарантируете, что он останется управляемым? – с недоверием спросил генерал.
– Господи! – тяжело вздохнул профессор. – Что за торги! Тут человек умирает…
– Вы не ответили на вопрос, – настойчиво произнес Ремезов. – И не забывайте, профессор…
– Я ничего не забываю! – вспыхнул тот. – И не нужно меня пугать. Хорошо, я гарантирую… А теперь нужно ввести антидот, иначе мы потеряем этого человека. Если уже не потеряли.
– Добро, – наконец произнес генерал и кивнул врачу. – Что же вы стоите? Сделайте ему укол!
Фомин медленно обошел кровать, остановился у изголовья и поправил сползшую набок подушку. В сутолоке никто не заметил, что из пальцев Фомина при этом выскользнул крохотный, размером с булавочную головку, предмет.
А затем Фомин сделал нечто совершенно неожиданное, и в первую очередь для самого себя. Он наклонился к Ермакову и вполголоса произнес:
– Ермаков, вы слышите меня? Это я, Фомин! Майор Фомин, помните? Возвращайтесь!
Глава четвертая
– Меня зовут Ермаков.
– Ты повторяешь эту фразу уже десятый раз, – произнес мелодичный женский голос. – Придумай что-нибудь новое. И отпусти руку, мне больно!
Ермаков только сейчас заметил, что рядом с ним стоит девушка, чью руку он сжимает своей огромной пятерней, словно опасаясь, что она вырвется и убежит. В голове у него был полный хаос, в ушах что-то непрерывно стреляло и взрывалось, но самочувствие быстро улучшалось. В памяти промелькнули обрывки воспоминаний о голубом тоннеле, оранжевом зареве и протянутой навстречу женской руке.
– Ермаков, отпусти руку! Ты мне ее сломать можешь!
– Стой тихо, – вполголоса произнес Ермаков. Он ослабил хватку, не выпуская при этом женской руки из своей ладони.
Он осмотрелся вокруг. Местность выглядела незнакомой. Они стояли посреди зеленого луга, трава была мягкой и шелковистой и едва заметно колыхалась под легким дуновением ветра. Слева от них, на опушке леса, деревья росли очень плотно, сплошная сине-зеленая стена. Еще дальше, за верхушками лесных исполинов, в легкой дымке угадывались заснеженные вершины гор. Справа в нескольких десятках метров густели заросли тростника, и оттуда на них повеяло свежестью. Небо было безоблачным, солнце находилось в зените, но особой жары не ощущалось. Воздух очень чистый, с едва уловимыми запахами степных трав и земляники. Но что-то в этом мире было не так, и Ермаков не сразу разобрался, в чем тут дело.
– Любопытно. Мир без теней. Ничего не понимаю. И абсолютно ничего не помню.
Он немного помолчал и добавил:
– Мне нужно подумать.
– Наконец-то! – насмешливо произнес грудной женский голос. – Я уж было решила, что ты не наделен такой способностью.
Ермаков взял девушку за плечи и развернул ее лицом к себе.
Его руки сжимали хрупкие девичьи плечи, на него глядели синие огромные глаза. Они смотрели на него очень серьезно, но в их глубине время от времени вспыхивали золотистые огоньки. Ее симпатичный носик был слегка наморщен, словно она старалась не рассмеяться в голос. На вид ей не больше шестнадцати, но она хорошо сложена для своего возраста и красива особой девичьей красотой. Затем в ее облике что-то стало меняться, девушка словно сразу повзрослела на несколько лет, ее красота стала более зрелой, и Ермаков ощутил под своими пальцами тугие налитые плечи молодой женщины. В одежде этой странной незнакомки также происходили непрерывные изменения. Одежда при этом меняла не только форму и цвет, но даже фактуру ткани, временами из плотной превращалась в полупрозрачную. И хотя эти изменения происходили очень быстро, едва заметно для обычного глаза, Ермаков успел рассмотреть высокую, идеальной формы грудь, узкую талию и длинные стройные ноги.
– Стой тихо, – повторил Ермаков. – У меня мельтешит от тебя в глазах.
– Так будет хорошо? – спросила женщина, приняв первоначальный вид.
У Ермакова пересохло в горле, и он нашел в себе силы лишь кивнуть ей. Господи, до чего же она красива! Он неотрывно смотрел в ее глаза, тонул в них, умирал и снова рождался. Он испытывал в эти мгновения нечто совершенно немыслимое, непередаваемое, от чего можно было умереть. В нем жили одновременно страх и восторг, ведь он держал ее в руках, его пальцы ощущали ее гладкую кожу, от нее пахло травами и лесной земляникой, и он мог так стоять целую вечность, пока не остановится сердце. Одновременно ему было страшно, невыразимо страшно, что это всего лишь фантом, мираж, мимолетный сон, и стоит попытаться прижать эту девушку к себе, как она тут же исчезнет, растает бесследно, ведь в этом странном мире нет даже теней. И он не хотел просыпаться, зачем ему жизнь, в которой нет этой женщины?
