Джеффри Арчер - Воровская честь
Взвыли сирены, и лимузины двинулись по 7-й улице. Кавалли обернулся назад и отметил с облегчением, что Маршалла с Мендельсоном нигде не видно.
Он быстро перевёл взгляд на противоположную сторону улицы, где Анди объяснял толпе, что это был не президент, а самая обычная репетиция перед съёмками фильма, и ничего больше. Большинство зевак были явно разочарованы и стали быстро расходиться.
И тут ему показалось, что он вновь увидел его.
Когда машина Кавалли мчалась по Конститьюшн-авеню, ведущая полицейская машина в сопровождении двух мотоциклистов эскорта уже сворачивала направо на 14-ю улицу. Сирены замолчали, и машины одна за другой стали отваливать от кортежа на указанных им перекрёстках.
Первый лимузин свернул вправо на 9-ю улицу и снова вправо назад на Пенсильвания-авеню, прежде чем устремиться в направлении Капитолия. Третий продолжал гнать по Конститьюшн-авеню, держась осевой линии, в то время как четвёртый свернул влево на 12-ю улицу, а шестой — вправо на 13-ю.
Пятый, сделав левый поворот, выехал на 23-ю улицу, проехал Мемориальный мост и направился в Старый город, а шестой свернул влево на 14-й улице, направился к мемориалу Джефферсона и выехал на бульвар Джорджа Вашингтона.
Кавалли, находившийся на заднем сиденье второго лимузина, набрал номер режиссёра. Когда Джонни ответил на вызов, он услышал лишь: «Дело сделано».
Глава XV
Скотт молил Бога, чтобы жена посла не смогла выбраться в бассейн в этот четверг или продолжала оставаться в Женеве. Он помнил, как Декстер Хатчинз говорил: «Терпение — это не достоинство, когда работаешь на ЦРУ, а девять десятых самой работы».
Когда он остановился в конце бассейна, Ханна сообщила ему, что жена посла ещё не вернулась из Швейцарии. Они не стали больше плавать, а договорились встретиться позднее в Венсенском лесу.
В тот момент, когда он увидел её идущей через дорогу, ему захотелось дотронуться до неё. Ни в одном из наставлений ЦРУ не говорилось о том, как быть в такой ситуации, и ни один из агентов не поднимал перед ним эту проблему за все девять лет.
Ханна проинформировала его обо всем, что происходило в посольстве, а также о том, что в Женеве происходит какое-то важное событие, детали которого были ей неизвестны. В ответ на её вопрос Скотт сказал, что связался с Крацем и что вскоре она будет отозвана отсюда. Она явно осталась довольна.
Когда разговор перешёл на другие темы, внутренний голос профессионала предупредил его, что ей следует возвращаться в посольство. Однако на этот раз он предоставил Ханне решать, когда ей уходить. Она, похоже, впервые расслабилась и даже смеялась над рассказами Скотта о настоящих парижанах, с которыми он каждый вечер встречался в спортзале.
Гуляя по парку аттракционов, Скотт обнаружил, что игрушечных медвежат в стрелковом тире выигрывает Ханна и что ей не становится дурно на крутых горках.
— Зачем ты покупаешь сахарную вату? — спросил он.
— Потому что тогда никто не примет нас за агентов, — ответила она. — Все будут думать, что мы влюблённые.
Когда они расставались через два часа, он поцеловал её в щеку. Два профессионала, которые ведут себя как любители. Он извинился. Она засмеялась и исчезла.
В самом начале одиннадцатого Хамид Аль-Обайди смешался с небольшой толпой, собравшейся на мостовой напротив служебного входа в Национальный архив. Прошло около двадцати минут, прежде чем дверь открылась ещё раз и из неё выскочил Кавалли, бросившийся бежать по рампе как раз в тот момент, когда на углу 7-й улицы появился кортеж автомобилей. Кавалли подал знак, и все рванули к поджидавшим машинам. Аль-Обайди не мог поверить своим глазам. Зеваки в толпе, совершенно одураченные инсценировкой, стали махать руками и кричать.
Как только машины скрылись за углом, все это время находившийся здесь человек принялся объяснять, что это был не президент, а просто репетиция перед съёмками фильма.
Аль-Обайди посмеивался про себя над этим двойным обманом, пока разочарованная толпа разбредалась по сторонам. Он перешёл на другую сторону 7-й улицы и встал в длинную очередь из туристов, школьников и просто желающих увидеть Декларацию независимости.
Тридцать девять ступеней к зданию Национального архива потребовали столько же минут для того, чтобы преодолеть их, и когда он достиг ротонды, людская река превратилась в ручей, который тёк через мраморный зал, поднимаясь тоненькой струйкой на девять ступенек вверх и вытягиваясь в цепочку по одному под взглядами Томаса Джефферсона и Джона Хэнкока. Перед ним стояла массивная бронзовая рама с Декларацией независимости.
Аль-Обайди отметил, что у людей, наконец добравшихся до рукописи, было всего лишь несколько секунд на созерцание исторического документа. Когда его нога оказалась на первой ступеньке, сердце забилось чаще, но по другой причине, чем у других в очереди. Он достал из внутреннего кармана очки, стекла которых давали четырехкратное увеличение.
Заместитель посла достиг верхней ступеньки и посмотрел на Декларацию независимости. Вначале он испытал нечто вроде ужаса. Документ был столь идеальным, что наверняка был оригиналом. Кавалли надул его. Хуже того, он выманил у него десять миллионов долларов. Убедившись, что часовые по бокам витрины не обращают на него внимания, Аль-Обайди надел очки.
Едва не касаясь носом стекла, он искал то самое слово, которое должно быть написано без ошибки, если они хотят получить от него ещё хоть один цент.
Глаза у него чуть не вылезли из орбит, когда он дошёл до предложения:
«Не нуждаемся мы также в опеке со стороны наших британских собратьев».
Жена посла возвратилась со своим мужем из Женевы в следующую пятницу. Ханне и Скотту в то утро удалось провести несколько часов вместе.
Меньше трех недель назад он первый раз встретил её в бассейне на бульваре Ланне. Чуть больше двух недель прошло со времени их поспешно организованной встречи в кафе на улице Бюжо. Именно тогда между ними зародилась ложь. Сначала она была маленькая, затем становилась все больше и больше, пока не опутала их, как паутина. Теперь Скотт страстно желал рассказать ей правду, но с каждым днём это оказывалось все невозможнее.
В Лэнгли были довольны его шифровками, и Декстер поздравил его с первоклассной работой. «Я не помню, чтобы кто-то начинал лучше, чем ты», — признался он. Но у Скотта не было такого шифра, чтобы дать знать заместителю директора, что его агент влюбился.
Он прочёл досье Ханны от корки до корки, но в нем не было того, что он нашёл в действительности. На самом деле у неё была улыбка, которая заставляла улыбаться, даже если ты был печален или зол. Её ум заставлял восторгаться и сам восторгался всем, что происходило вокруг. Но именно тепло и мягкость делали нескончаемым время, когда они были не вместе.
А когда он был с ней, то вдруг становился таким же зелёным, как его студенты. Их тайные встречи редко длились больше часа, и поэтому каждая из них воспринималась с особенной остротой.
Она продолжала честно и откровенно рассказывать все о себе, он же не говорил ничего, кроме лжи о том, что является агентом МОССАДа, прикрывающимся тем, что пишет путеводитель, который никогда не будет издан. Беда состояла в том, что одна ложь порождает следующую в бесконечной цепи обмана. И все это усугублялось доверием, с которым она относилась к каждому его слову.
Вернувшись в тот вечер на свою квартиру, он принял решение, которое, как ему было известно, в Лэнгли никогда не одобрят.
Когда на мемориальном бульваре Джорджа Вашингтона их автомобиль перестроился в правый ряд, направляясь в аэропорт, водитель посмотрел в зеркало и подтвердил, что погони за ними не было. У Кавалли вырвался вздох облегчения, хотя у него было разработано два запасных плана действий на случай, если его поймают с Декларацией. Он давно понял, что ему будет необходимо оказаться как можно дальше от места преступления и в самые короткие сроки. Решающим звеном плана всегда была необходимость передачи документа Нику Висенте в течение двух часов с момента его выноса из Национального архива.
— Итак, давай за дело, — сказал Кавалли, обращаясь к Анжело, сидевшему напротив. Анжело отстегнул клинок, висевший у него на поясе. Они застыли друг перед другом, словно борцы сумо, выжидающие, кто из них сделает первое движение. Первым сделал движение Анжело, зажав клинок между ног и направив его рукояткой к своему боссу. Кавалли наклонился и откинул рукоятку назад. Затем большим и указательным пальцами извлёк из ножен чёрный пластиковый цилиндр. Анжело вернул рукоятку на место и пристегнул клинок к поясу.
Длинный пластиковый цилиндр был в руках у Кавалли.
— Было бы любопытно взглянуть, — сказал Анжело.
— Есть дела поважнее в данный момент, — ответил Кавалли и, положив цилиндр на сиденье рядом с собой, взял сотовый телефон, нажал одну-единственную цифру, затем кнопку «отправить» и стал ждать ответа.
