Андрей Константинов - Изменник
— Но ведь вы юрист… Незаконно, незаконно!
— Э-э, брат, куда тебя понесло… Закон, как учит нас другой юрист — Ульянов В.И. — есть выражение воли классов, которые одержали победу. Ты что же, лейтенант, с Лениным не согласен?
— Не согласен! Не согласен! — закричал Зинько. Кажется, он уже совсем ничего не понимал.
— Мудак, — сказал Зимин. Он был сильно пьян. Он изрядно принял и опьянел на глазах — быстро и тяжело. Вероятно, это было следствием перенесенного стресса. — Мудак. Впрочем, я с Ильичем тоже во многом не согласен. Довольно вульгарно трактовал старик многие вопросы… Но в отношении тебя. Костя, сомнений нет. — Зимин снова приложился к бутылке.
— Но это не я… Не я коронки…
— Не важно, — мотнул головой Зимин. — По законнику Стефана Душана… Сербский, между прочим, свод законов, в середине четырнадцатого века принят… Так вот, по закону Стефана Душана за измену и разбой полагалась смерть и конфискация. За преступление несла ответственность вся задруга. По принципу «брат за брата».
— Они не братья мне! — крикнул Зинько. Зимин пожал плечами:
— Не хочешь отвечать по законнику Стефана Душана? Думаешь, несправедливый закон? Ну давай судить по справедливому… Ты думаешь, что по британскому eguity… что, собственно, переводится как Право справедливости, тебя по головке погладят? Дерьмо! Дерьмо, блядь, дерьмо…
Зимин тяжело поднялся, сплюнул и побрел к костру. Джинн проводил его взглядом и повернулся к Зинько. Зинько заплакал. От костра послышался пьяный голос важняка: «Ведь ты моряк, Мишка…»
***В Костайницу их отвез родственник Богдана на старом тарахтящем автобусе… Настроение было подавленное, У всех. Кроме самого Богдана. Прощаясь, Джинн сказал ему:
— Ты автомат свой гансовский выброси, отец. Утопи к черту.
— Еще чего! — возмутился старик. — Я пятьдесят лет с этим автоматом. Он мне дороже старухи. Ишь придумал — утопи.
— Кровь на нем, отец. Коснись что… Извлекут из тел пули, проведут баллистику… Лучше избавиться.
— Из каких тел, сынок? — сказал Богдан. Он смотрел искренними синими глазами. — Ты, сынок, не беспокойся. Никаких тел не будет. Мы здесь живем. У нас свои законы, а эти бандиты уже всех до печенок достали… Я все сделаю, как надо, Олег. Ты не думай, что старик Троевич совсем дурной, из ума выживший. Еще в ту войну в наших краях отряд немцев исчез. Уж как искали, а не нашли. А этих и подавно не найдут… Ты, сынок, не беспокойся — не было ничего. Как мой друг Павел говорил: все будет крыто-шито.
— Шито-крыто, — механически поправил Джинн.
— Нет, Павел говорил: крыто-шито.
— Хорошо, пусть будет крыто-шито.
***В автобусе к Джинну подсел Мукусеев:
— Худо выглядишь, Олег.
— А ты лучше?
— Пожалуй, я и не лучше. Не знаю, в зеркале себя не видел. Слушай… Я хотел спросить: что вы узнали от этого?
— От кого?
— От урода, которого допрашивали. Ты же отодвинул меня от допроса.
— Что значит «отодвинул»? Ты — государственный деятель, член ВС. Тебе просто нельзя влезать в эту кухню. Представь себе заголовки в газетах: «Депутат высшего законодательного органа России лично допрашивает бандита»… Здорово?
— Не очень… Спасибо за заботу об авторитете ВС. Однако, что все-таки вы выяснили? — Джинн откинулся на подголовник:
— Да ничего особенного… Обычные бандюки, блуждающая стая. Случайно наскочили на наш «фиат», решили поживиться чем-нибудь.
— Стой, Джинн! Ты же говорил: они ждали нас, именно нас.
— И ты поверил? Ну ты даешь, Вован. Это я для гражданина следователя дуру прогнал, а то он чего-то занервничал.
Мукусеев смотрел с недоверием. Джинн подмигнул, сказал:
— Не бери в голову, Володя.
— Да, конечно, совсем ерунда… Даже если не брать в голову то, что нас чуть не перестреляли… Даже если не брать в расчет погубленный автомобиль и видеокамеру, стоимостью в четыре автомобиля — сами еле уцелели. Ладно, хрен с ним: с бандюком-то что ты сделал?
Джинн ничего не ответил. Он прикрыл глаза. Казалось, он спит. Но он не спал — он обдумывал то, что сказал на допросе мародер и убийца Константин Зинько. Допросить бы его еще раз. Но покойника не допросишь.
***Человек на велосипеде, с удочкой, проехал по тропинке реки. Мимоходом бросил взгляд на пансионат Марии. В крайнем окне второго этажа стояла на подоконнике включенная настольная лампа. Человек удовлетворенно нажал на педали.
***— Но откуда деньги? — спросил Мукусеев изумленно.
— В долг взял у бандюка, — ухмыльнулся Джинн.
— Олег! Олег — это же черт знает что!
— Ханжества не надо, товарищ депутат. Эти жалкие четыре с половиной тысячи не покрывают десяти процентов нашего ущерба. С одной стороны. А с другой: как ты собирался расплачиваться с этим Гойко Митичем? Чем?
— Но ведь не ЭТИМИ же деньгами! — крикнул Мукусеев.
— А какими? Какими прикажешь? У тебя есть другие?
В разговор, который стал принимать крутой характер, вмешался Зимин:
— Олег прав, Владимир Викторович. Деньги добыты, можно сказать, в бою. И не надо ханжества: мы не присвоили их. Мы собираемся потратить их на благое дело.
— Сразу, — сказал Широков, — вспоминаются пресловутые пять тысяч марок партийных взносов… Ребята правы, Володя. И не забивай себе голову — на войне как на войне.
***«Пуля», выпущенная из рогатки, влетела в окно и ударила в то место, где раньше висело зеркало. Теперь зеркала не было, а на обоях остался темный четырехугольник… «Пуля» влетела, чмокнула стенку. Мукусеев долго не спал, ожидая этого выстрела, но под утро задремал. От звука «поцелуя» «пули» со стеной мгновенно вскочил. Он вскочил, включил свет и увидел на полу комочек бумаги размером с виноградину.
Он нетерпеливо развернул и разгладил листок. Тем же самым почерком (если уместно называть почерком печатный шрифт) на четвертинке листа из школьной тетради было написано: «В три часа ночи. В разрушенном доме на западной окраине. Желтые стены, арочные окна. Шесть тысяч марок наличными».
Мукусеев посмотрел на часы — около пяти утра. Значит, до встречи осталось меньше суток. Он сунул ноги в кроссовки и пошел к Джинну. Несколько раз постучал в дверь, но Джинн не открыл… Странно, спит он очень чутко. Владимир вышел на улицу, попытался заглянуть в окно. Внутри Джинновой комнаты было темно — ничего не видать. Владимир вытащил из кармана монетку, постучал по стеклу. Звук разносился, кажется, на всю Костайницу, но в комнате Джинна было по-прежнему тихо. Вот так номер! Где же Джинн?
Озадаченный Владимир вернулся в дом, в коридоре столкнулся с Широковым. Сначала даже принял его за Олега — ростом и комплекцией полковник СВР Широков и майор ГРУ Фролов были очень похожи.
— Что случилось, Володя? — спросил Широков.
— Джинн, понимаешь, куда-то пропал, — возбужденно ответил Мукусеев.
— Как пропал? Что значит — пропал?
— В комнате его нет. Стучу, стучу — нет его.
— А, так это ты стучал… Я как раз на твой стук и выскочил… А Джинн, наверно, у Сабины. Лямур, Володя!
— Ай да я дурак! — хлопнул себя по лбу Мукусеев. — Про Сабину я совершенно забыл…
На лестнице появился Зимин, спросил сверху:
— Что вы тут колбаситесь, коллеги? Я — старый, у меня бессонница, а вы-то что не спите в пять утра?
Мукусеев торжественно развернул над головой бумажку:
— Гойко прислал депешу. Пляшите, господа. — Зимин спустился по ступенькам вниз, сказал:
— Ну-ка, ну-ка…
Широков щелкнул выключателем торшера, гостиная озарилась мягким оранжевым светом, Владимир продемонстрировал «депешу».
— Читайте вслух, — сказал Зимин. — Я очки не взял.
Мукусеев прочитал записку.
— Знаю я этот дом, — произнес Широков. — Красивый, видно, был домина… Нужно будет днем разведку провести.
Распахнулась дверь с улицы и вошел Джинн. Лицо его было покрыто коричневыми разводами.
— Вот те и раз, — сказал Широков.
— Какой у вас, Олег Иваныч, оригинальный макияж, — сказал Зимин.
— Где ты был, Олег? — спросил Мукусеев удивленно.
— Свежим воздухом дышал, — ответил Джинн. — Где она?
— Кто? Сабина?
— Записка, — ответил Джинн и протянул руку. Мукусеев подал записку. Джинн прочитал текст, вернул обратно.
— Получилось, Олег? — спросил Широков. Он, профессионал, первый догадался, где был Джинн.
— Нет, Игорь Георгиевич, он, оказывается, был на велосипеде… Метров сто я за ним шел. Потом он сел на велосипед и укатил.
— М-да, шустрый парнишка, — сказал Зимин. Теперь и Мукусеев понял, что Джинн всю ночь просидел в засаде, ожидая появления Гойко. Отсюда и маскировочный макияж… Как минимум часов пять он просидел в засаде в подсолнухах, дождался Гойко и попытался его проследить, но Гойко укатил на велосипеде. Разумеется, скрытно проследить велосипедиста пешему нереально.