Фредерик Форсайт - Икона
В Москве, столице и витрине нации, нищие спали на набережных Москвы-реки и на задворках домов. Полиция — в России она называется милицией, — фактически отказавшись от борьбы с преступностью, пыталась собирать их и заталкивать в поезда, идущие туда, откуда они приехали. Но они все приезжали и приезжали в поисках работы, пищи и пособий. Многие из них были обречены просить милостыню и умирать на улицах Москвы.
Президент Черкасов все ещё удерживал свой пост, нереальную власть уже потерял.
В начале 1999 года Запад в конце концов отказался вливать средства в бездонную российскую бочку и иностранные инвесторы, даже те, которые были связаны с мафией, отвернулись от России. Российская экономика, как изнасилованная беженка военного времени, лежала на обочине и умирала от безысходности.
Над этой мрачной перспективой и размышлял президент Черкасов, направляясь на дачу, где собирался провести выходные.
Водитель знал дорогу на дачу, расположенную неподалёку от Усова, на живописном берегу Москвы-реки. Несколько лет назад дачи, построенные в лесу вдоль излучины реки, принадлежали жирным котам советского Политбюро. Многое изменилось в России, но дачи остались.
Из-за дороговизны бензина движение на дороге было небольшим; грузовики, которые они обгоняли, выбрасывали клубы густого чёрного дыма. Они проехали мост и повернули на дорогу, идущую вдоль берега реки, неторопливо текущей в летней дымке по направлению к городу, оставшемуся у них за спиной.
Минут через пять президент Черкасов почувствовал, что ему не хватает воздуха. Несмотря на то что кондиционер работал на полную мощность, он, нажав кнопку, опустил стекло и подставил лицо под струю ветра. Дышать стало немного легче. Ни шофёр, ни телохранитель ничего не заметили. При очередном повороте Президент России наклонился влево и боком повалился на сиденье.
Водитель увидел, что из зеркала заднего обзора исчезла голова президента. Он что-то сказал телохранителю, и тот повернулся назад. Через секунду «мерседес» свернул на обочину. Позади остановилась машина охраны. Командир отряда службы безопасности, бывший полковник спецназа, выпрыгнул из машины и побежал вперёд. Остальные, выйдя с оружием в руках, образовали круг для обороны. Они не знали, что произошло. Полковник подбежал к «мерседесу», телохранитель заглядывал внутрь, открыв заднюю дверцу. Полковник оттолкнул его, чтобы рассмотреть, что произошло. Президент полулежал с закрытыми глазами, прижимая обе руки к груди; дыхание его было прерывистым.
Ближайшая больница, где было реанимационное оборудование, находилась далеко. Полковник сел рядом с потерявшим сознание Черкасовым и приказал водителю машины развернуться и возвращаться в Москву. Побледневший водитель повиновался. По своему телефону полковник вызвал больницу и приказал, чтобы машина «скорой помощи» вышла им навстречу.
Они встретились через полчаса на разделительной полосе шоссе. Медики перенесли находившегося в бессознательном состоянии человека из лимузина в машину «скорой помощи» и приступили к работе, а кортеж из трёх машин помчался к больнице.
Там дежурный кардиолог осмотрел президента и его сразу же поместили в реанимационное отделение. Врачи делали всё, что было в их силах, используя новейшие достижения медицины, но, увы, они опоздали. Линия на экране монитора отказывалась колебаться, оставаясь длинной, прямой, и сопровождалась пронзительным ровным звуком. В четыре часа десять минут врач выпрямился и покачал головой. Человек с дефибриллятором отошёл от стола.
Полковник набрал несколько цифр на своём мобильном телефоне. После третьего звонка кто-то взял трубку. Полковник произнёс: «Соедините меня с премьер-министром».
* * *Шестью часами позднее ушедшая далеко по волнам Карибского моря «Фокси леди» повернула назад. На корме матрос Джулиус смотал лески и разобрал удилища. Судно было арендовано на полный день, и потому день этот можно было считать весьма удачным. Пока Джулиус возился со снастями и складывал их в специальный ящик, американская пара, открыв по банке пива, сидела под тентом, умиротворённо утоляя жажду.
В холодильнике лежали две крупные ваху2, каждая около сорока фунтов весом, и полдюжины больших дорадо3, всего лишь несколько часов назад прятавшихся под плавающими почти на поверхности водорослями в десяти милях отсюда.
На верхней палубе шкипер проверил курс на острова и перевёл двигатель на полный ход, поскольку рыбалка окончилась. Он рассчитывал, что войдёт в Черепашью бухту менее чем через час. «Фокси леди», казалось, понимала, что работа почти окончена и привычное место на причале уютной гавани неподалёку от «Тики-хат» ждёт её. Она подобрала корму, задрала нос и острым килем начала рассекать голубую воду. Джулиус опустил ведро за борт и ещё раз обмыл корму.
* * *В период, когда лидером либерально-демократической партии был Жириновский, штаб партии находился в старом ободранном здании в Рыбниковом переулке, примыкающем к Сретенке. Посетители, не знавшие странностей Влада Бешеного, поражались при виде этого здания. Штукатурка осыпалась, в окнах выставлены два засиженных мухами плаката с портретом демагога, полов неделями не касалась мокрая тряпка. Через облупившуюся чёрную дверь посетители попадали в мрачный коридор с киоском, в котором продавались майки с портретом лидера, и вешалкой для посетителей с висящими на ней обязательными чёрными кожаными куртками его сторонников.
Поднявшись по голой, выкрашенной в грязно-коричневый цвет лестнице, посетители оказывались на площадке между этажами с зарешечённым окном, где грубый охранник спрашивал их, по какому делу они пришли. И только если ответ его удовлетворял, разрешалось подняться в убогие комнаты, где сидел, когда находился в городе, Жириновский. Тяжёлый рок сотрясал здание. Эксцентричный фашист предпочитал содержать свою штаб-квартиру именно в таком виде, считая, что это наиболее подходит человеку из народа, а не какому-то жирному коту. Но Жириновского уже давно не было, а либерально-демократическая партия объединилась с другими ультраправыми и неофашистскими партиями в Союз патриотических сил, СПС.
Бесспорным лидером Союза был Игорь Комаров, человек совершенно иного, чем Жириновский, склада. Вполне обоснованно рассчитывая в первую очередь на голоса неимущих, он сохранил непритязательное здание в Рыбниковом переулке, но его личный офис находился в другом месте.
Инженер по образованию, Комаров работал по специальности, пока почти в середине правления Ельцина не решил уйти в политику. Он выбрал либерально-демократическую партию, и, хотя в душе презирал Жириновского за чрезмерное пьянство и постоянные сексуальные намёки, тихая работа в тени привела его в политбюро — «внутренний совет» партии. Затем, проведя ряд тайных встреч с лидерами других ультраправых партий, он сколотил альянс всех правых сил в России под эгидой СПС. Поставленный перед свершившимся фактом, Жириновский неохотно признал его существование и попал в ловушку, согласившись председательствовать на первом пленуме.
Пленум принял резолюцию, требовавшую его отставки. Тогда Комаров отклонил предложение возглавить Союз и постарался сделать так, чтобы лидером стал этот ничтожный человек, не обладавший ни харизмой, ни каким-либо организаторским талантом. Через год ему ничего не стоило, играя на чувстве разочарования в среде правящего совета, взять руководство в свои руки. Карьера Владимира Жириновского завершилась.
В течение двух лет после выборов 1996 года коммунисты постепенно утратили своё влияние. Их сторонниками всегда были люди среднего и преклонного возраста, испытывавшие материальные затруднения. Без поддержки крупных банкиров одними членскими взносами обойтись было невозможно. Деньги Социалистического союза, а вместе с ними и его привлекательность таяли.
К 1998 году Комаров стал бесспорным лидером ультраправых и успешно использовал в своих целях растущее недовольство народа, поводов для которого хватало повсюду. К тому же оно усиливалось из-за выставляемого напоказ богатства немногих, резко контрастировавшего с царившими повсюду нищетой и бедностью. Те, кто имел деньги, имели их горы, большей частью в иностранной валюте. Эти люди проносились по улицам в длинных лимузинах, американских или германских, часто их сопровождали мотоциклисты, освобождавшие путь, и обычно ещё одна машина с охраной.
Их можно было видеть в фойе Большого театра, в барах и банкетных залах «Метрополя» и «Националя», их сопровождали проститутки в соболях, норке, сверкавшие бриллиантами и распространявшие вокруг себя аромат французских духов. Эти жирные коты были жирнее партийных бонз прежних, советских времён.
В Думе депутаты кричали, размахивали документами и принимали постановления. «Это напоминает мне, — заметил один английский корреспондент, — то, что я слышал о последних днях Веймарской республики».
