Тени Мали - Вадим Павлович Фефилов
– Ты считаешь меня террористом? – вдруг спросил Омар Хомахи.
– На все воля Аллаха! – такой ответ должен был успокоить его. Для любого мусульманина это важные слова, позволяющие жить без лишних стрессов и нервотрепок.
– На мне нет ни одного теракта, – мягко и убедительно заявил он.
– Но разве не вы захватывали Тимбукту? – Инструктор Глен расценил бы заданный ею вопрос как лишний, непрофессиональный. Ну и пусть. И она добавила: – А резня в Агельхоке? Говорят, вы и ваши люди казнили там восемьдесят двух пленных солдат малийской армии.
Она проверит полевого командира «на эмоции», попробует заставить оправдываться – пускай выскажется. Разговорится. Даже самый лютый террорист не любит, когда его называют террористом. А потом она начнет спрашивать о том, что ее действительно интересует. Важно самой держаться любезного тона, не сорваться.
– А разве ты видела меня тогда в захваченном Тимбукту? – он заговорил без мурлыканья, чуть громче обычного. Простуженный пустынный кот вышел из себя. – За год моджахеды не казнили там ни одного горожанина. Не отрубили ни одной руки или ноги за совершенные против исламского правопорядка криминальные преступления… И потом мы, туареги, единственные коренные жители севера Сахары. И Тимбукту – наш город по праву, наша древняя стоянка.
– Да, это верно.
– Ты обвинила меня в массовой казни военных в Агельхоке. Проблема регулярной армии Мали в том, что солдаты не хотят учить караульный устав, с утра до вечера они мечтают только о том, как бы кого-нибудь изнасиловать и ограбить, а их офицеры хотят долю.
– Долю чего?
– Долю всего. С любого бизнеса. Ты знаешь ту местность?
– Не особо.
– Там пустыня и горы. И малийская граница, которую никто не охраняет. Дальше горы и пустыня, но алжирские. И всего одна дорога, ведущая через наш Агельхок в их Бордж-Баджи-Мохтара. Дорогу, кстати, назвали в честь алжирского моджахеда Баджи Мохтара…
– Вы хотите сказать, массовую казнь малийских солдат устроили неизвестные алжирские группировки?
– Вот именно что неизвестные… Их здесь много, а в соседнем Алжире еще больше. Я говорю тебе о трансграничных ОПГ, получающих различные бенефиты через этнические и клановые связи. Например, несколько лет назад рядом с Гао сгорел самолет с десятью тоннами кокаина из Латинской Америки.
– Упаси меня Аллах от проклятого шайтана.
– Вот именно, Медина, вот именно. Группировка, у которой был контроль над тем аэродромом в пустыне, должна была всего лишь дозаправить борт, который летел в Европу. Вместо этого они устроили перепалку с пилотами, потом перестрелку, и самолет с грузом сгорел.
– Вы знаете все детали, Омар…
– А тут, в пустыне, всё про всех знают, да только помалкивают. Вот тебе математика: смолу каннабиса производят в Марокко, примерно семьсот тонн в год. Отпускная цена – от четырехсот до восьмисот долларов за кило. Примерно треть от всего объема перебрасывается через нашу местность в Алжир и далее в Европу, где гашиш уже идет по цене от двух до четырех тысяч евро в зависимости от качества. Каковы, по-твоему, масштабы транзитного бизнеса в Центральной Сахаре?
– У меня ощущение, что я сижу в палатке с агентом международного наркоконтроля или, наоборот, с наркобароном.
Он вдруг засмеялся, и смех у него тоже был мурлыкающий, низкий. У террориста не может быть приятного смеха, это же абсурд. Она подождала, пока он отсмеется.
– Где вы учились, Омар?
– В Особой военной школе Сен-Сир во Франции…
– Значит, у вас есть французское гражданство?
– …Я уже заканчивал школу и готовился стать офицером французской армии, когда узнал, что в Ливии требуются специалисты по артиллерийским системам «земля – земля», «земля – воздух». Это была моя профессия, и я уехал к полковнику Каддафи. С тех пор для Парижа я дезертир и отщепенец. Но это и к лучшему.
– Говорят, вы в черном списке ООН как командир террористов… – аккуратно сказала девушка.
– В ООН просто слепо копируют документы американцев, а те взяли их у французов, для которых я военный дезертир.
– Террористический стоп-лист ООН и простое дезертирство немного не стыкуются…
– Послушай, Медина, всем этим насквозь фальшивым джентльменам не нравится, что в последние десятилетия в мусульманском мире появились прекрасные лозунги: «Давайте вернемся к истокам, давайте сохраним нашу уникальность». Повсюду ощущается огромный эмоциональный подъем, однако нельзя руководствоваться только эмоциями, а то ты превратишься в дикаря. Традиционный исламский уклад необходимо переосмыслить на современный лад. Нам нужно создать новый имидж ислама, а для этого требуются движущие силы…
– И чьи это силы? Ваши?
– Да, мы собираемся внедрять программы развития, поскольку если хочешь модернизации ислама, то народ надо просвещать, а если не просвещать, то люди захотят все разрушить, а построить ничего не смогут. Политическая власть должна основываться на постоянных консультациях, на общественном согласии, чтобы люди обменивались мнениями, а не на власти одного человека или на власти капитала. Власть должна быть прозрачно чистой, никаких нарушений, злоупотреблений и коррупции…
– То есть вы хотите построить новое общество мусульман, основанное на демократии?
– Точно! Настоящие исламские ценности – это демократические ценности. Время приверженцев старой школы прошло. Мы хотим выбирать
