Наталья Манухина - Наши люди в Шанхае
Сказочное очарование пекинской оперы нарушил официант, подошедший к нашему столику принять заказ.
«Спохватился, батюшка! — раздраженно подумала я. — Тебя только за смертью посылать».
О чем человек думает? Непонятно. Винную карту принес еще перед началом спектакля, а за заказом пришел только сейчас.
Интересно, вино он принесет, когда артисты выйдут на поклон?
Я закатила глаза и красноречиво передернула плечами. Алсуфьев успокаивающе похлопал меня по руке и сделал заказ. Я недовольно фыркнула и вернулась к опере.
Что это? Кошмар какой. Стоило всего лишь на минуту отвлечься на нерадивого официанта, и на тебе, потеряла нить спектакля.
Откуда появилось столько новых персонажей?
Стройные красивые китаянки буквально заполонили сцену. Может, это хор?
А этот старец? Кто он?
Важный седобородый седобровый старец в белых одеждах откуда ни возьмись появился в центре сцены, ровно в том месте, где раньше топтался парнишка плутоватого вида. Он встал в величественную позу и запел нечто героическое. Нельзя сказать, что героическая ария старца мне не понравилась. Но эта красивая ария по моим представлениям никак не вписывалась в прежний ход событий.
Как говорится, ни в колхоз, ни в красную армию.
Может быть, началась какая-то другая опера? Трогательная комическая история про нефритовый браслет уже закончилась, а я и не заметила. Прозевала.
Похоже на то.
Я поискала глазами плутоватого парнишку-простака. Испарился! Исчез бесследно.
А где же инженю с красавцем вельможей?
Эти здесь. Испуганная инженю и поникший герой-любовник все еще пребывают на сцене. Они безропотно внимают разгневанному старцу.
«Нефритовый браслет» продолжается?
Внезапно хрупкая беспомощная инженю, сделав двойное сальто на месте, выхватила тонкой изящной ручкой откуда то из-под полы своего кимоно огромный стальной меч и принялась им ловко жонглировать.
«Какая же это, к чертовой матери, инженю?» — удивилась я.
Ничего не понимаю.
Хор девушек грянул пронзительно бодрое: «Ху-и-и-и-и!» — и пустился в пляс.
Из-за кулис им на подмогу горохом высыпал хор «мальчиков». Певцы все были маленького, роста, кривоногие, и все как на подбор с переломанными ушами и носами.
Они молча разбежались по сцене и выстроились в две ровные шеренги.
«Господи, страшненькие какие!» — мысленно содрогнулась я.
И одеты невзрачно. Все в серых одинаковых шароварах с серыми же поддевками, а на головах у них такого же мышиного цвета шапочки неудачного кроя, еще больше подчеркивающие уродливость и без того уродливых поломанных ушей.
Странно.
Наверное, у них голоса красивые, поэтому их сюда и взяли. Ведь для оперного певца самое важное — это голос. Внешние данные: лицо, фигура — вторичны.
Я пыталась найти разумное объяснение своеобразному вкусу руководителя мужского хора. Во всем должна быть своя логика, согласитесь.
Пока я разглядывала «хор мальчиков», Алсуфьев разговорился с пожилым китайцем, сидящим за соседним столиком.
Не понимаю! Хоть убейте, не понимаю, о чем можно столь оживленно беседовать с совершенно незнакомым человеком. Да еще с таким, мягко говоря, неординарным.
Я ведь его давно приметила, этого незнакомца, сразу, как только официант проводил нас к нашему столику. Китаец уже сидел на своем месте и, не снимая кепки, с удовольствием пил чай. Время от времени этот любитель пекинской оперы рыгал самым бессовестным образом.
Правда, я где-то читала, что китайцы рыгают вовсе не потому, что дурно воспитаны или страдают болезнью желудка. Отрыжка гостя свидетельствует о хлебосольстве хозяев.
Но все равно! Даже если допустить, что «благородная» отрыжка нашего соседа — это дань традиции, что общего может быть с ним у Сергея? Какую они нашли тему для разговора?
И вообще, лучше бы Алсуфьев оперу послушал, чем сомнительные байки сомнительного соседа. Мы ведь не разговоры сюда пришли разговаривать.
Я положила на блюдечко засахаренные сухофрукты и пододвинула их к Сергею.
Ноль внимания.
Я фыркнула и налила себе еще одну чашку чая, раз уж официант с нашим вином опять куда-то запропастился.
На сцене в это время началось нечто невообразимое. Молчаливые певуны, до сих пор спокойно стоявшие на заднем плане, сорвались вдруг со своих мест и заскакали по сцене словно мячики. С непроницаемыми лицами они крутили сальто и умудрялись при этом ловко жонглировать то ли пиками, то ли короткими копьями, украшенными разноцветными лентами.
Эти пики-копья мелькали так быстро — не разобрать!
Время от времени певуны этими острыми пиками-копьями еще и перебрасывались.
Тут и певицы в красочных нарядах к ним присоединились. От их разудалых прыжков и стремительных перемещений по сцене зарябило в глазах.
Нет, это не опера, это, извините за выражение, вакханалия какая-то.
Музыка гремит, певцы с певицами крутят сальто, инженю пошла вразнос и запустила копьем в героя-любовника. Кошмар!
Алсуфьев что-то горячо доказывал соседу-китайцу.
Я прислушалась.
— Шанхай, — важно кивнул китаец, — Шанхай.
— Yes, — неизвестно чему обрадовался мой безумный Алсуфьев. — Шанхай.
Какой Шанхай? Нет, это невозможно. О чем он? Совсем рехнулся, не иначе. Говорить о сокровенном с первым встречным.
Просила ведь!
— Сережа, — я предостерегающе дотронулась рукой до не в меру разговорившегося Алсуфьева.
Никакой реакции!
— Сережа! — я требовала внимания. — Прекрати, пожалуйста, — я кивком поблагодарила официанта, соизволившего таки принести наш заказ, и под столом тихохонько пихнула ногой Алсуфьева.
Он вскинулся было и смолк на полуслове, но ненадолго. Заметил официанта, успокоился, разулыбался, раскланялся и как ни в чем ни бывало вернулся к прерванной беседе.
— Thank you, — я в свою очередь тоже одарила официанта лучезарной улыбкой и пнула Алсуфьева посильнее.
Мистер Отрыжка напрягся и широко раздул и без того широкие ноздри своего приплюснутого носа.
Я запаниковала:
— Алсуфьев! — я долбанула по ноге своего приятеля уже изо всех сил.
— Виноват, — удивленно пробормотал он и почему-то нырнул под стол.
— Тунчжи! — хрипло выдохнул побледневший как смерть собеседник Алсуфьева.
Прямо перед ним, прямо перед самым его лицом раскачивалось древко копья, украшенное разноцветными лентами из атласного шелка.
Само же копье, брошенное чьей-то сильной коварной рукой, прочно вонзилось в спинку кресла Алсуфьева.
Глава 10
Ну и ночка у меня сегодня выдалась! Жуть!!!
Каких и каких только снов мне этой ночью не понапоказывали?!
Чего и чего я только в этих сновидениях не насмотрелась?! Где только не побывала, чего только не выделывала!
И по неприступным горным вершинам, да не где-нибудь, а в Гималаях, я полазала, и верхом на ракете от зенитной установки «Град» полетала, и от карлицы женского пола в уродливой соломенной шляпке отбивалась, и с Владимиром Вольфовичем Жириновским о преимуществах преференционального голосования побеседовала, и…
В общем, всего не упомнишь. Да лучше и не вспоминать. Воспоминания, прямо скажем, не из приятных.
Хватит с меня и того, что перечислила.
Одни только ощущения от полета верхом на боевой ракете чего стоят. Как вспомню, так дыхание перехватывает!
И ведь что самое обидное, ракета мне попалась чересчур маленькая. Ракеты, они ведь все очень разные бывают, всевозможных размеров: и большие, и маленькие.
Я сама это видела, своими собственными глазами в Военно-историческом музее артиллерии в Санкт-Петербурге. Когда наши сыновья росли, а росли они долго (разница в возрасте у Миши с Кириллом в одиннадцать лет), мы частенько туда с ними ходили по выходным.
Почему же тогда, скажите на милость, для ночного полета мне досталась именно эта ракета — размером чуть больше старинной бутыли емкостью в два с половиной литра — да еще скользкая такая…
А самое главное, держаться не за что. Абсолютно не за что ухватиться! Совершенно!
О чем только ее конструктор думал? Не знаю! Ни ручек никаких не предусмотрено, ничегошеньки такого мало-мальски подходящего, чтобы приличной даме можно было за это ухватиться.
И летело это чудо технической мысли не ровно, не по заданной траектории, а рывками какими-то: то туда, то сюда!
Попробуй усиди!
Я вниз глянула — караул!!! Земля уже где-то там, далеко-далеко внизу, осталась. Дома, как детские кубики, а люди вообще как муравьи, маленькие-премаленькие.
Ну, думаю, главное для меня сейчас — это ракеты не лишиться. Не упустить ее от себя! Не утратить.
Не то с этакой-то высоты я так навернусь, что и костей потом не соберешь.
Пригнулась я, чтоб сопротивление ветра уменьшить, и ракету свою вертлявую так коленями сдавила, даже колготки полопались.
