Стивен Хантер - Честь снайпера

Глава 19

Они хотели забрать его в госпиталь, но Боб не видел в этом смысла.

— Скажи ему, — говорил он Рейли, чтобы та перевела полицейскому, — что он не ударил меня. Удара как такового не было. Машина прошла вскользь, я потерял равновесие и упал.

Приехала «Скорая помощь», вокруг собрались свидетели. Рейли усердно объясняла произошедшее ивано-франковскому полицейскому — к счастью, понимавшему русский.

— Он хочет, чтобы ты ещё раз рассказал.

— Это был неаккуратный водитель. Он подумал, что сможет опередить меня и нажал на газ.

Суэггер подождал, пока Рейли схватится за его мысль, и продолжил:

— Я углядел его боковым зрением и успел шагнуть назад. Машина меня не ударила, а только толкнула, отчего меня крутануло, я потерял равновесие и упал. Он, наверное, даже не заметил, что что-то случилось.

Так прошли несколько минут. Нет, они не заметили цвета машины. Нет, номер тоже не помнят. Никто из свидетелей также ничем не помог — их главным образом интересовало, как полицейский закончит дело с двумя американцами.

Наконец, он протянул Бобу картонку с приколотым к ней протоколом, написанным под копирку на украинском. Это было что-то вроде отчёта о случившемся, который Боб взял, поблагодарив полицейского и теперь наблюдая, как тот удаляется. Небольшое сборище вокруг также растаяло в ночи, видимо в поисках иных привлекательных драм.

Они вернулись в отель — разноцветное здание, напротив которого располагался плакат «Коммунизм: лихие годы».

— Ты уверен, что ты в порядке? Он ударил тебя сильнее, чем ты копу сказал.

— Всё в порядке, — ответил Суэггер. — Разве что завтра двигаться тяжело будет.

— Никаких тебе гор.

— Думаю, да.

— Так что? Кто-то пытался нас убить?

— Ну… тут самая грань между несчастным случаем и убийством.

— Но почему кто-то будет волноваться о чём-то, что случилось на Украине семьдесят лет назад, причём в живых нет уже ни участников, ни очевидцев?

— Как они вообще узнали, что мы что-то ищем?

— Ну, я и не скрывалась. Вообще об этом не думала. Я делала всё, что делаю обычно: звонила разным источникам, проверяла веб-архивы разных русских министерств, разговаривала с людьми, посещала всякие места…

Боб задумался.

— Что ж, — сказал он наконец, — похоже, что мы разлили чью-то водку. Я позвоню Стронскому.

Стронский был бывшим снайпером Спецназа, братом по высокой траве и длинным колосьям. В Афганистане и Чечне он повидал всякого. Они немедленно сдружились, сведённые вместе американским оружейным журналистом, когда Суэггер в прошлый раз был в Москве. Стронский добывал себе пропитание крайне сомнительными действиями, но как теперь сказал Суэггер — «бандит на нашей стороне не помешает».

Они сели внизу, за столиком отельного бара. Рейли выудила свою записную книжку, нашла номер и набрала его, протянув телефон Суэггеру.

— Да.

— Суэггеру нужен Стронский. Он меня знает.

Телефон замолчал, но через две минуты снова зазвонил.

— Сукин сын! Суэггер, ты что творишь? Старый ты ублюдок, когда я видел тебя последний раз — измайловские стреляли в нас в саду Сталиных.

— Забавно было, да — согласился Суэггер, сразу же перейдя к быстрому рассказу о том, зачем он здесь и почему сейчас позвонил.

— Я буду там завтра, — сообщил Стронский. — Будь где ты есть, не ходи никуда. Не дай подонкам другого шанса.

— Нет, это не стоит твоего времени. Мы даже не уверены, что кто-то играет с нами. Вот что мне нужно: наведи справки. Если кто-то и пытается прихлопнуть меня на Украине, он оставил следы. Звонки, попытки найти связи и всё такое. Кто-то искал исполнителя. Если что-то нароешь — дай мне знать.

— Если что-то найду — этот номер?

— Точно.

— Но я всё равно подготовлю кое-что. Не помешает иметь возможность быстро вытащить тебя.

— Мы просто интересуемся тем, что случилось семьдесят лет назад.

— Дружище, посмотри на кладбища. Цветы там свежие. Кто-то помнит. А в этой части леса прошлое никогда не уходит. Это навсегда.

Глава 20

— Пожалуйста, не режь меня, — взмолился пойманный человек.

— Объясни, или кровь выпущу, — потребовала Петрова.

— Я покажу, насколько я могу быть полезен, — он изогнулся, и рука его высунулась из-под тела и отбросила что-то в сторону. Это был маленький пистолет.

— Заряжен и на взводе. Я бы мог тебя застрелить. Но я даю пистолет тебе.

Сильнее прижав нож к синей пульсирующей вене на шее, она дотянулась до пистолета, завладев миниатюрной венгерской штучкой. Прижав его к ноге, она одной рукой взвела скобу настолько, чтобы увидеть бронзовый блеск патрона в патроннике.

— Попробуй, выстрели. Увидишь.

Она шагнула назад, отпуская его.

— Руки за голову. Опустишь руки — я стреляю. Ноги скрести. Разведёшь — стреляю.

— Понял. Теперь я…

— Заткнись, учитель. Хватит уже. Ты нашёл меня там, где немцы не смогли. Ты нашёл следы на земле и понял, что их оставил полугусеничный БТР. Это уровень грамотного разведчика, а не школьного учителя. Кто ты? Или лучше — на кого ты работаешь?

— На себя. Я не агент, я ни с кем не связан. Это не значит, что у меня нет секретов… наоборот, есть смертельно важный секрет. Когда-нибудь он меня погубит — где бы я ни находился.

— И что это за секрет? Или рассказывай, или умрёшь сейчас, а не когда-нибудь. Я не могу позволить себе ошибиться — на меня слишком многое поставлено.

— Я еврей в центре самого большого погрома в истории.

— Еврей?

— Да, абсолютный. Мои документы не говорят об этом, потому что они не мои. Имя тоже не еврейское — оно ненастоящее. Никто не знает, кроме тебя. Даже Бак не знал.

— Продолжай.

— Я из Львова, где немцы устроили резню. Моя семья, родственники, мать, отец — все погибли. Мне удалось убежать. Я знал одного человека в городе, преподавателя русского православия. Случилось так, что мы сблизились — два невзрачных человечка с неважным зрением, без особых физических отличий, а бороды делали нас ещё более похожими. Пока шла вся эта бойня, я пробрался в его дом, словно крыса — по канализации, сперва срезав свою жёлтую звезду. Сам он и его семья куда-то ушли, чтобы не слышать выстрелов расправы, так что я вломился к нему, обыскал шкафы и нашёл паспорт. С этим призом я и скрылся. Тут мне пришлось пожить своим умом и податься на запад, к Карпатам, где я услышал о Баке и его армии. Мне удалось — после нескольких неудач и череды приключений — присоединиться к нему под именем, прописанным в документе. Проверить мой документ он не мог — война, знаешь ли.

— Итак, добравшись до безопасного места, ты продолжил свой обман.

— Нигде в этом мире еврею теперь не рады. Эти украинцы — в основном сельский пролетариат, составлявший костяк отряда Бака — также отнюдь не друзья евреев. Некоторые из них вступали в легионы нацистов и становились жесточайшими палачами евреев — благословлёнными нацистами, но действовавшими из своей собственной жестокой натуры. Я не собирался раскрываться перед ними. Храбрые люди, да — как ты можешь видеть по нашему другу Крестьянину, который не знает и даже не подозревает. Он и не представляет, что я обрезанный. Нелёгкий обман, следует сказать.

Мысленно согласившись, она сказала:

— Я не до конца уверена. Ты знаешь слишком много, слишком ловкий, быстрый, наблюдательный — словно тренированный разведчик. Я эти штуки знаю, я была в их кругу.

— Ты подметила то, что является моим величайшим даром и вместе с тем проклятьем. Да, вышло так, что я одарён. Поскольку я был сообразителен, но слаб — откровенно не воин — Бак назначил меня помощником своего офицера разведки. Он был классный профессионал из НКВД, и я многому у него научился. В то же время у меня было то, что зовётся «чутьём» к работе. Я происхожу из семьи торговцев мехом. Мы не ставили ловушек и не продавали, мы были посредниками, играя обеими сторонами и не позволяя им встретиться. Это бизнес, построенный на блефе и обмане, быстрых реакциях, моментальном считывании ситуации — время, время и ещё раз время. Идеальная тренировка для разведки, так что я быстро всему научился. Случилось так, что этот офицер был убит во время налёта на мост, так что Бак доверил мне его дело и я стал новым офицером его разведки. Это вещи ты и разглядела во мне — а не признаки службы в НКВД или ГРУ. Я всего лишь перепуганный еврей.

— Полагаю, что в эту историю я смогу поверить, — ответила она. — Она достаточно безумна, чтобы быть реальной. Никто не посмел бы такую чушь сочинить.

— Я пытаюсь быть полезным, только и всего. Делаю что могу.

Она бросила пистолет, но Учитель не поднял его.

— Ладно, — завершила она, — задействуй свой дар, о владении которым ты поведал. Впечатли меня своим видением ситуации.