Стивен Хантер - Честь снайпера

— Шшшш — прогнал его Гюнтер.

— Стреляй, может быть, пораньше закончим!

На этом боец исчез, понимая, что дальнейшее отвлечение не послужит ничему хорошему. Гюнтер же приготовился выстрелить, аккуратно собрав себя в позицию за винтовкой, методично настроившись от пальцев ног до головы, напрягая суставы, отыскивая правильные углы расположения конечностей, находя тонкие нюансы, подбирая прочный упор для семифунтовой винтовки калибра 7,92 мм, покоящейся на мешке с песком, снимая предохранитель и просовывая указательный палец сквозь заранее сделанные прорези в каждой из двух перчаток. Почувствовав прикосновение, он ощутил холод спускового крючка, ощутил движение назад с лёгкими изменениями усилия, пока наконец не довёл спуск до тончайшей грани между выстрелом и не-выстрелом. Теперь он полностью существовал в поле зрения, предоставляемом «Хенсольдт-Диалитаном», вчетверо большем, нежели в жизни и успокоил перекрестье прицела. Выдохнув наполовину, он приложил усилие к спуску, ощутив его готовность к срыву и тут увидел вспышку.

Пуля ударила его под слегка нисходящим углом в середину правого плеча, поломав целую тучу костей, но не задев никаких главных артерий или кровоснабжающих органов. Ранение не было смертельным. На самом деле оно спасло его жизнь: плечо настолько пострадало, что этой же ночью его эвакуировали из Сталинграда на одном из последних самолётов, покинувших Котёл (как его позже назвали) — полный несчастных людей Паулюса. Гюнтер дожил до восьмидесяти девяти лет и умер в процветании и уходе в окружении внуков на своей ферме в Баварии.

Но в тот момент он чувствовал, что пот нему пришёлся удар десятикилограммовой кувалды, приподнявший, перевернувший и уничтоживший его. В неосознанной реакции на ранение он тоже выстрелил, но осознавал, что такой рваный и спастический выстрел не имеет шансов поразить цель.

Оглушённый шоком, он тем не менее быстро собрался и попытался взвести винтовку, но, естественно, ощутил, что рука больше ему не повинуется, поскольку плечо практически уничтожено. Всё же он инстинктивно вернулся щекой к прикладу и всмотрелся сквозь прицел. Выстреливший оппонент в тот же момент поднялся, собираясь покинуть позицию, а блуждающий солнечный луч осветил пространство комнаты. С головы повернувшейся фигуры слетел капюшон, и Гюнтер увидел волну светлых волос, сверкнувшую на солнце словно золото. Затем снайпер исчез.

К нему подбежали люди, немедленно наложив повязки и шину, но Гюнтер лишь повторял всякому, кто его слышал:

— Die weisse Hexe!

Белая ведьма!

Глава 1

В бытность стариком-трезвенником Суэггеру только и оставалось, что сидеть в кресле-качалке у себя на крыльце. Отстранённый, жёсткий, стоический — он ни на что не отвлекался и безразлично наблюдал за сменами солнца и луны, облаками, птичьими стаями, луговыми собачками вдалеке и случайными антилопами на горизонте. Над прерией дул ветер, вдалеке виднелись горы — но всё это ничего не значило.

Каждое утро он пил кофе, что приносила его жена, погружался в лэптоп, пока не становилось скучно, смотрел на игру ветра с травой, пока и она не наскучивала, сидел в кресле, раскачивался… ему было одиноко.

Джен отсутствовала почти весь день. Одна из дочерей была телекорреспондентом в Вашингтоне DC, другая на лето уехала на курс верховой езды в Массачусетс, где пыталась соединить западную стать с восточным стилем. Сын занимал пост ассистента директора школы снайперов ФБР в Квантико, Вирджиния. Суэггеру же осталось только кресло и общество призраков и воспоминаний.

Погибшие друзья, забытые места, призывы — слишком близкие, чтобы приблизиться, дальние выстрелы, тонны удачи, потерянная жена, найденный сын, убитый отец, учинённое в паре мест правосудие — всё это оставило ему немыслимое количество шрамов и никогда не уходящее ощущение запаха огня и порохового дыма. Одиссеей это не назовёшь: скорее, одна передряга за другой.

— У тебя депрессия — как-то сказала ему жена.

— С чего бы это? У меня есть всё, что я хотел. Друзья, отличная жена, чудесные дети. Я выжил в нескольких войнах.

— С того, что тебя это всё никогда не заботило. Это всё досталось случайно и не имеет смысла. Тебя заботит нечто другое: например, репутация в глазах твоего чёртового отца, потому что он умер раньше тебя и его смерть тебя никогда не покидала. Вот почему ты в депрессии: в последнее время ты не можешь его порадовать и никогда не мог порадовать его как следует. У тебя дела, тебе нужно с кем-то повидаться.

— У меня всё в порядке. Я езжу на лошади каждый день, не ем слишком много и до сих пор могу вложить пулю в любое место, которое могу разглядеть. Так с чего бы мне впадать в депрессию?

— Тебе нужна цель, миссия. Или молодая женщина — чтобы влюбиться, но так и не притронуться. Я заметила, что такие вещи часто ходят вместе. Тебе нужна война, нужен кто-то, кто будет стрелять в тебя, а ты будешь отстреливаться. Тебе нужно это всё — а всё, что у тебя есть, всё, чего может хотеть человек — насколько прекрасным оно бы ни было — тебя не устраивает. Для большинства — наверное, но не для Боба Ли Суэггера, шерифа пересохших ущелий и долгих полудней.

Вскоре Бобу пришло электронное письмо за авторством настоящего человека: Дж. Ф. Гутри, бывшего британского оружейника, сделавшего карьеру в написании книг о снайперском мастерстве на протяжении XX и XXI веков и просившего Боба рассказать его историю. Боб вежливо отшил его, не имея никакого желания ворошить старые схватки, поскольку и без того каждую ночь становился их участником. Однако, Гутри был настолько очарователен, что интернет-переписка завязалась в зацвётшую дружбу.

«Дорогой Суэггер!

— писал «Джимми» Гутри, —

я подумал: почему бы не пригласить тебя на ежегодный снайперский матч Второй Мировой Войны, который проводится Британским стрелковым клубом и в этом году состоится в октябре на старом стрелковом полигоне возле Бисли. Ты прекрасно проведёшь время. Почитатели и фанаты будут знать достаточно, чтобы держать дистанцию, а ты встретишь немало добрых коллег-британцев — хорошее место, чтобы поговорить о мастерстве. Тут это любят.

Я сам буду стрелять из моего драгоценного Энфилд-4(Т), конечно же, а тебе буду рад уступить либо Гаранд М1, либо Спрингфилд с оптикой «Юнертл» из своей коллекции. А если хочешь поплясать со старыми переделками — привози свою М40.

Определённо, тебе понравится, а толковые парни будут рады потереться возле самого Гвоздильщика. Пиши, если заинтересуешься. Соглашайся.

Это было бы забавно. Это цель, что-то, ради чего стоит организоваться и приготовиться. Это снова вернёт его в мир и докажет, что в свои шестьдесят восемь у него хватает ещё топлива в баках.

Но: эта вылазка также ввяжет его в контакт с людьми, которых привлекают убийцы. Он знал и понимал это. Некоторые люди, пусть даже и никогда не признавая этого, мечтают об убийствах и бывают привлечены мастерами этого дела, одним из которых Суэггер, несомненно, был. Их влёк не секс, не мудрость, не фантазия и на самом деле даже не дружба. Их аура питалась путём, близким к вампиризму. Возможно, что и сам Джимми был таким человеком — и если так, то он скрывал этот факт лучше других.

От подобных взаимодействий Суэггер всегда чувствовал себя несколько растерянным: не то чтобы в них самих было что-то плохое, но они оставляли плохое чувство. Тут было слишком много от убийства, словно само убийство было целью. На самом же деле убийства никого не могли удержать в профессии надолго: требовалось верить в нечто большее и служить этому: долгу, стране, чести, парню в соседнем окопе, воле выжить, победе, чему-то всегда неясному и не до конца понимаемому — назовём это Большой Картинкой — можно было превозмочь всё и преуспеть. Чем бы оно ни было, делиться этим оказывалось нелегко, особенно с тех пор, как он совершил ошибку, слишком много прочитав по этой теме и постигнув избыточный объём знаний, ввергнувший его в ужас самопознания.

На приглашение Джимми он ответил типично: «Я подумаю об этом».

О, привет: ещё одно письмо. Приятное и длинное, от его дочери Мико из конного лагеря в Беркшире. Она поехала туда потому, что все говорили: было бы неправильно не дать ей шанса учиться в восточной школе и открыть для неё новую жизнь. Также говорили, что в её верховой езде присутствовал восточный стиль, тянувшийся из её происхождения, который сделает обучение легче и даст ей основу культуры, к которой она принадлежит.

Боб обстоятельно и с удовольствием ответил ей, но после всё же обнаружил себя на крыльце с продолжающим болеть бедром (оно всегда болело), ветер всё так же дул над прерией и настало время для очередной чашки кофе.