Фредерик Форсайт - Икона

Полковник Гришин верил в боль. Он верил в боль как в средство убеждения, в боль как пример для свидетеля и в боль как наказание. Зайцев согрешил, и полковник приказал, чтобы он полностью осознал значение боли, перед тем как умрёт.

Допрос длился целый день, и необходимость применить силу не возникала, потому что он рассказал всё, о чём его спрашивали. Большую часть времени Гришин оставался с ним наедине, не желая, чтобы охранники узнали, что именно было украдено.

Полковник попросил его — очень мягко — начать сначала, что он и сделал. Его заставляли повторять свой рассказ снова и снова, пока Гришин не убедился, что не пропущено ни одной детали. Да и рассказывать было почти нечего.

Только когда Зайцев объяснил, почему он это сделал, лицо полковника выразило недоверие.

— Пиво? Англичане дали тебе пиво?

К полудню Гришин убедился, что узнал все. Есть шанс, размышлял он, что, столкнувшись с этим пугалом, молодая англичанка выбросит папку, но он не мог быть в этом уверен. Он отправил машину с четырьмя верными людьми к посольству ждать маленький красный автомобиль, затем следовать за ним до места, где живёт хозяйка, а затем доложить.

В три часа он отдал последние приказания своим гвардейцам и уехал. В тот момент, когда он выезжал, аэробус «А-300» с эмблемой британских авиалиний на хвостовой части развернулся над северным районом Москвы и взял курс на запад. Гришин не обратил на это внимания. Он приказал водителю отвезти его в особняк около Кисельного бульвара.

Их оставалось четверо. У Зайца подгибались ноги, поэтому двое держали старика, впиваясь пальцами несчастному в плечи. Третий стоял перед ним, а четвёртый сзади. Они работали медленно, с усердием нанося удары.

На пальцах блестели тяжёлые медные кастеты. Их удары отбили ему почки, разорвали печень и селезёнку. Удар ногой превратил в месиво его старческие яички. Стоявший спереди бил по животу, затем перешёл к груди. Старик дважды терял сознание, но ведро холодной воды снова приводило его в чувство, и боль возвращалась. Ноги отказали, и они поддерживали его лёгкое тело на цыпочках.

Дело шло к концу, ребра в костлявой груди треснули и разошлись, два из них глубоко впились в лёгкие. Что-то тёплое, сладкое и липкое поднималось вверх по горлу, не давая ему дышать.

Поле зрения сузилось до узкого туннеля, и он видел не серые бетонные стены комнаты позади лагерного арсенала, а яркий солнечный день, песчаную дорогу и сосны. Он не видел говорящего, но голос звучал у него в ушах: «Давай, приятель, выпей пива… пей пиво».

Свет потускнел, но он всё ещё слышал голос, повторявший: «Выпей пива, пей пиво…» И свет погас навсегда.

Через два месяца, сразу после того как получил оплату в пятьдесят тысяч долларов наличными, Олдрич Эймс за один-единственный день почти разрушил весь Советско-Восточноевропейский отдел оперативного управления ЦРУ.

Прежде чем уйти на обеденный перерыв, заполучив совершенно секретные файлы 301, он смахнул со своего стола семь фунтов секретных документов и телеграфных сообщений в два магазинных пластиковых пакета. Прихватив их с собой, он прошёл по извилистым коридорам к лифту, спустился на первый этаж и, опустив в турникет свою пластиковую карточку с отметкой «отдел разведки», вышел из здания. Ни один из охранников не остановил его, чтобы спросить, что у него в пакетах. Сев в машину на огромной парковочной площадке, он за двадцать минут добрался до Джорджтауна — фешенебельного района Вашингтона, знаменитого своими ресторанами европейской кухни.

Войдя в бар-ресторан «Чадвик», расположенный у набережной, он встретился со связным, выбранным для него полковником Андросовым, который как резидент КГБ знал, что за ним самим будут следить сыщики ФБР. Связным был рядовой советский дипломат по фамилии Чувакин.

И всё, что принёс, Эймс передал русскому. Он даже не назвал цену. Когда наступит время говорить о ней, сумма будет огромной. Это всего лишь начало. Последующие выплаты сделают его миллионером, рассчитывал Эймс. И не ошибся. Русские, обычно прижимистые, когда дело касалось ценной твёрдой валюты — долларов, никогда не торговались с ним. Они знали, что напали на золотую жилу.

Из «Чадвика» пакеты отправились в посольство, а оттуда в Ясенево, в штаб-квартиру Первого главного управления. Там аналитики не поверили своим глазам.

Удача вознесла Андросова к небесам, а Эймса сделала звездой на этом небосводе. Глава ПГУ генерал Владимир Крючков, которого не доверявший никому Андропов использовал в качестве своего осведомителя и который постепенно добрался до верхов, тотчас же приказал сформировать сверхсекретную группу. Это подразделение освобождалось от всех прочих заданий и должно было заниматься исключительно информацией, поступавшей от Эймса. Эймсу присвоили кодовое имя «Колокол», и так же стала именоваться эта оперативная группа.

В пакетах, переданных Чувакину, находились описания четырнадцати агентов — почти всех агентов отдела СВ, работающих на территории СССР. Их настоящие имена не указывались, но в этом и не было нужды.

Любой контрразведчик, знающий, что внутри его собственной сети завёлся «крот», быстро вычислит, кто этот человек, если ему скажут, что этого человека завербовали в Боготе, затем он работал в Москве, а теперь служит в Лаосе. Для этого достаточно проверить послужные списки коллег.

Позднее один из старших офицеров ЦРУ подсчитал, что сорок пять операций против КГБ провалились после лета 1985 года. Ни один агент высокого класса, работавший на ЦРУ, чьё имя содержалось в файлах 301, после весны 1986 года не действовал.

Прибыв в аэропорт Хитроу к вечеру, Джок Макдоналд отправился прежде всего в главное здание Интеллидженс сервис на Воксхолл-кросс. Он устал, хотя и рискнул немного подремать в самолёте, и мысль поехать в свой клуб, чтобы принять там ванну и как следует выспаться, соблазняла его. Он не мог поехать домой, потому что свою квартиру в Челси они с женой сдали на время командировки в Москву.

Но он хотел, чтобы папка, лежавшая в его прикованном к запястью кейсе, оказалась в здании штаб-квартиры. Только после этого он сможет расслабиться. Служебная машина, встретившая его в Хитроу, доставила его к громадине из песчаника и зелёного стекла на южном берегу Темзы, где теперь находилась Интеллидженс сервис, с тех пор как восемь лет назад переехала из ветхого старого Сенчури-Хауса.

Пройдя с помощью молодого и энергичного стажёра, сопровождавшего его от аэропорта, через системы безопасности при входе, он наконец положил папку в сейф шефа русского отдела. Коллега тепло принял Макдоналда, хотя и не скрывал любопытства.

— Выпьете? — спросил Джеффри Марчбэнкс, кивая в сторону отделанного деревянными панелями канцелярского шкафа, в котором, как обоим было известно, находился бар.

— Хорошая идея. День выдался длинным и тяжёлым. Скотч.

Марчбэнкс открыл дверцу шкафа и окинул взглядом его содержимое. Мавдоналд, будучи шотландцем, употреблял напиток своих предков в чистом виде. Начальник отдела налил двойную порцию «Макаллана» и, не добавляя льда, протянул Макдоналду.

— Знал, конечно, что вы приезжаете, но не знал зачем. Расскажите.

Макдоналд изложил всю историю с самого начала.

— Это, должно быть, шутка, — наконец сказал Марчбэнкс.

— На первый взгляд — да, — согласился Макдоналд. — Но тогда это самая чертовски грубая шутка из всех, с которыми я сталкивался. И кто шутник?

— Политические противники Комарова, надо полагать.

— Их у него достаточно, — сказал Макдоналд. — Но способ передачи… Словно нарочно напрашивались на то, чтобы документ выбросили не читая. Просто повезло, что молодой Грей нашёл его.

— Ладно, теперь надо прочитать его. Полагаю, вы уже прочитали?

— Занимался этим всю вчерашнюю ночь. Как политический манифест он… неприятен.

— Конечно, на русском?

— Да.

— М-м-м… Боюсь, мой русский недостаточно хорош для этого. Нам потребуется перевод.

— Я предпочёл бы перевести сам, — сказал Макдоналд. — На тот случай, если это не шутка. Вы поймёте почему, когда прочитаете.

— Хорошо, Джок. Ваше право. Что вам нужно?

— Сначала в клуб. Ванна, бритьё, ужин и сон. Затем, около полуночи, возвращаюсь сюда и работаю до утра, пока не начнётся рабочий день. И тогда мы встречаемся снова.

Марчбэнкс кивнул:

— Ладно. Вам лучше занять этот кабинет. Я предупрежу службу безопасности.

Когда на следующее утро около десяти часов Джеффри Марчбэнкс вошёл в свой кабинет, он застал Джока Макдоналда лежащим, вытянувшись во весь рост, на диване, в ботинках, но без пиджака и с развязанным галстуком. На столе рядом с чёрной папкой лежала стопка белых листов.

— Вот, — сказал он. — На языке Шекспира. Между прочим, дискета все ещё в компьютере, её надо вынуть и надёжно закодировать.

Марчбэнкс кивнул, приказал принести кофе, надел очки и погрузился в чтение. Через некоторое время он взглянул на Макдоналда.