Андрей Константинов - Расследователь: Предложение крымского премьера
— Николай, вы кобель, — строго сказал Обнорский. — Байка про одноклассницу не катит — школу, ты гражданин Повзло, заканчивали в Виннице, а не в Киеве.
— А она вышла замуж за киевлянина и живет теперь в Киеве, — ответил Повзло.
— Николай, вы вдвойне кобель… Романчик с замужней женщиной? Женатого человека? В командировке? Это непристойно, гражданин Повзло. Ваше поведение мы разберем на летучке…
…Встретились в «Мамае». Спутницу Повзло звали тоже Галя. Она была роскошная полнотелая блондинка, смотрела на Николая влюбленными глазами.
Поужинали хорошо, весело. Коля гусарил, балагурил. Обнорский посмеивался и говорил, что им можно загадывать любые желания — между двух Галин сидючи. Ладья казака Мамая плыла по Днепру. Черная ночь лежала над Украиной. Ни Обнорский, ни Повзло не знали, что их появление в Киеве уже вызвало интерес серьезных людей.
На следующий день, утром шестнадцатого ноября, на стол Хозяина веером легли полтора десятка фотографий.
— Что это? — спросил Хозяин.
На фото были запечатлены Обнорский, Повзло и две Галины в ресторане. Заец, начальник личной «контрразведки» Хозяина, ответил:
— Снова вернулись питерские… Собираются копать «тему Горделадзе» дальше.
— … твою мать! — сказал Хозяин и хлопнул ладонью по столу. Звякнула ложечка в стакане. -… твою мать, Костя! Кто они такие? Что им здесь нужно?
— Формально они журналисты.
— А фактически? Эфэсбэшники?
— Пока я не могу ответить. Мы пытаемся сейчас пробить обоих по нашим каналам, но, как вы сами понимаете, это не очень просто, Матвей Иванович. Потребуется время.
Хозяин побарабанил пальцами по столу, сделал глоток чаю.
— Что им нужно? Что они копают?
Заец промолчал.
— А бабы? — спросил Хозяин. — Что за бабы с ними?
— Одна из них — мой агент. Другую устанавливаем.
— Агент, значит, твой? Что ж, это хорошо… Пусть она этих пидерасов пощупает, так сказать. Которая из них, кстати?
Заец показал пальцем. Хозяин посмотрел, спросил, глядя поверх очков:
— Дерешь ее, Костя?
— Нет.
— Значит, дерешь… Ладно. Ты за этими «журналистами» присмотри. Знаем мы таких «журналистов»… Что у тебя еще?
— Затула вывесила на своем сайте информацию про тело Горделадзе.
— … твою мать!
***— Андрей, — позвала Галина.
— Ау!
— Андрей, иди сюда… Алена сообщила, что обнаружено тело Горделадзе!
Обнорский с бритвой в руке выскочил из ванной. Галина сидела у монитора, вид у нее был изумленный.
— Где мои очки? — спросил Обнорский, Галина, подала ему очечницу.
Обнорский уставился на экран с логотипом «Украинских вестей».
"Два месяца мы верили в то, что Георгий жив. И продолжаем надеяться. Но события этой среды разрушают нашу надежду…
Еще б ноября к нам обращались сотрудники милиции и прокуратуры с просьбой подробно описать украшения, которые носил Георгий — перстень и браслет. Попутно они интересовались, что ел Георгий в день исчезновения.
Естественно, мы предположили, что милиция что-то обнаружила. Но нам сказали, что "оснований для беспокойства нет ". Однако до нас уже дошли слухи о найденном в Таращанском лесу теле… Мы пытались расспросить сотрудников милиции и прокуратуры об этом загадочном захоронении. Нам отвечали уклончиво…
Тогда мы решили убедиться во всем сами и поехали в Таращу.
В морге районной больницы нам пошли навстречу и показали то, что осталось от тела. Смотреть на это без содрогания нельзя. Опознать — невозможно. Тело подло обезглавлено и, как считает местный эксперт, обработано химическими веществами, чтобы ускорить процесс разложения.
Однако эксперт описал нам перстень, браслет и талисман, найденные на теле и рядом с ним… У нас нет никаких сомнений, что это вещи Георгия Горделадзе. По словам эксперта, в желудке трупа сохранились арбузные косточки. Напомним, что именно арбуз ел Георгий в день своего исчезновения…"
— Надо ехать в Улашиху, — сказал Обнорский, не прочитав текст до конца.
— Куда?
— В Улашиху, Галя, в Улашиху. Тело обнаружили там.
— Минуточку, Андрей… Здесь ничего не сказано про какую-то Улашиху. Откуда ты зна…
— Потом объясню… Твой «опелек» на ходу?
— Да, конечно, на ходу… Откуда ты знаешь про Улашиху?
— Собирайся, поехали.
Низкое серое небо висело над трассой, сыпал снежок. Красный «опель» летел на юг, на Одессу. Галина сидела за рулем, Обнорский изучал карту.
— Тараща, — бормотал он, — Тараща… Ну и названьице. Вот она. Тараща-то… Нам сейчас поворачивать, Галка.
— Ага! Вот и указатель… Но откуда ты, Обнорский, знаешь про эту Улашиху?
— А ему голос сверху подсказал, — произнес, усмехаясь, Повзло.
Про Улашиху сказал, разумеется, Соболев. «Опель» плавно вошел в поворот, взлетел на развязку. Тараща была уже рядом.
— А не вы ли, коллеги, Горделадзе мочканули? — спросила Галина.
— Мы, — ответил Обнорский. — Разумеется, мы… Кто же, как не мы? У московских спецслужб длинные руки, прекрасная панна.
***Председателю Улашихинского сельсовета Василию Андреевичу Беспалому было около шестидесяти… Он был растерян.
— Да как же? — спрашивал он. — Зачем вам туда ехать? Лес — он и есть лес. Яма и яма…
— Нужно, Василий Андреич, — говорила Галина горячо, с напором. — Мы — журналисты, специально из Киева к вам приехали. А Николай с Андреем вообще из Питера прилетели…
— Из Ленинграда? — спросил Беспалый с недоверием.
Обнорский протянул ему паспорт и удостоверение.
— Из Ленинграда, — удивленно повторил Беспалый. Почему-то именно это обстоятельство и решило исход дела. — Ну раз из самого Ленинграда — поехали, покажу.
Начиналась метель, длинные белые языки стелились вдоль дороги, тучи ползли низко. — Вот сюда нам, — сказал Беспалый. — Только на вашей машине не проехать. Пешком придется…Тут близенько.
***Они оставили «опель» на обочине, вошли в лес. Лес стоял голый, мрачный.
Ветер шумел в ветвях, гнул к земле рыжие папоротники. Беспалый шел впереди.
— Жуть берет, — говорил он. — Страшное тело… Да без головы. Мне уж шестьдесят лет скоро, молодые люди. Всякого в жизни повидал, а вот такого не видел… И думать не думал, что увижу когда.
Ветер нес сухой колючий снег, уносил часть слов Беспалого. Где-то в лесу с хрустом сломалась ветка. Серая рванина снеговой тучи почти цеплялась за верхушки деревьев.
— Вот, — сказал Беспалый, — здесь.
Они остановились у пересечения трех лесных дорог.
— Здесь он и схоронен был, — сказал Беспалый. — Вот она, яма-то… Здесь его и нашли.
Неглубокая, всего около полуметра, яма была частично засыпана листьями и снегом. Она вовсе не выглядела зловещей. Яма как яма… Возможно, старый окоп. От дороги ее отделяло метра три. Трое мужчин и женщина смотрели на яму молча… Выл ветер.
Повзло достал навороченный цифровой фотоаппарат, щелкнул вспышкой. Василий Андреевич, закрываясь от ветра, закурил. Коля снова сверкнул вспышкой. Потом еще, еще…
— А вот там, напротив, через дорогу, кто-то положил в развилку дерева бутылку из-под шампанского, — сказал Беспалый. — И горлышко было аккурат направлено на могилу.
— Бутылку из-под шампанского? — ошеломленно спросила Галина.
— Точно так, барышня… Из-под шампанского. «Черная вдова» называется. А горлышко — точненько на могилку указывало.
Коля сфотографировал зачем-то дерево, которое служило «постаментом» для бутылки-указателя. Таращанский лес стонал под порывами ветра.
— Василий Андреич, — обратился Обнорский к Беспалому, — а кто нашел тело?
— Гопники, — ответил тот лаконично.
— Что за гопники? Не ваши, что ли, не местные — Как раз наши… Есть в селе такая семейка — Сушки. Отец пьяница, жена его — несчастная женщина, да пятеро детей.
— А пообщаться с ними можно?
— А чего ж нельзя? Бутылку купите — общаться будете сколько влезет. Показать вам Сушков?
— А как же.
— Тогда пошли… Смотреть-то тут нечего. С души воротит прямо.
И они ушли. Стонал под ударами ветра Таращанский лес, сумрачно в нем было, страшно.
***Семейство Сушков обитало в доме, которому более подходит название «халупа». Домишко приютился на самом краю села. В голом, без занавесок, окне светился экран телевизора. Скрипела незапертая калитка на ржавых петлях. Первым во двор вошел Беспалый… В окне мелькнуло белое пятно — лицо чье-то. Мелькнуло — и исчезло.
— Хозяин, — громко позвал Беспалый, открывая дверь.
В сенях было темно, пахло кислой капустой и нищетой. Беспалый, Галина, а за ними Повзло и Обнорский втянулись внутрь. В комнате вспыхнул свет — голая лампочка без абажура осветила убогую «обстановку»: грязную и холодную печь, шкаф с треснувшим зеркалом, черно-белый телевизор и еще какую-то разномастную мебелюху. За столом сидели трое детей… На столе лежал тощий кот. Сам Сушок лежал на диване, курил сигарету без фильтра. По телевизору гнали какое-то латиноамериканское «мыло».
