Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм
— Розенкрафт. Это здесь. — Кендрик указал на фотографию, где резкость была еще больше и лица можно было различить совершенно отчетливо. — Боже мой, это он!
— Кто?
— Абдель Хаменди. Я познакомился с ним несколько лет назад в Эр-Рияде. Он был министром в правительстве Саудовской Аравии, пока его семейство не обнаружило, что он работает исключительно на себя, делая миллионы на фальшивых договорах об аренде и эрзац-контрактах. Его должны были публично казнить, но он бежал из страны… Говорят, он выстроил для себя крепость где-то в Альпах, вблизи Дивонна и занялся посредничеством в новом деле — торговле оружием. Сейчас он стал крупнейшим поставщиком оружия в мире с самой скверной репутацией.
— Ардис Ванфландерен упоминает о Дивонне на втором диске. Всего лишь мимолетная ссылка, но теперь она обретает смысл.
Эван отступил на шаг и взглянул на Калехлу.
— Наш европеец инстинктивно почувствовал правду. Он не помнил подробностей, но увидел кровь на Хаменди столь же ясно, как если бы она стекала с этой фотографии. Правительство внутри правительства заключало сделки со всемирной маклерской конторой по незаконной торговле оружием. — Кендрик внезапно вздрогнул и нахмурился. — Это как-то связано с Болингером?
— Европеец не смог ответить на этот вопрос. Несомненно одно: Болингер подбирает себе помощников самого низкого толка.
— Боже мой, они погрязли…
— Есть еще одна вещь, которую тебе следует знать. Муж Ардис Ванфландерен — один из тех, кто был связан с террористами. Это он устраивал налеты на твои квартиры.
— Боже! — взревел Эван. — Почему?
— Из-за тебя, — произнесла тихо Калехла. — Они целили в тебя. Он хотел тебя уничтожить. Его жена была убита, чтобы прервать все нити, ведущие к остальным, — все они боятся тебя. Начиная со следующей недели в стране развернется широкая предвыборная кампания за выдвижение твоей кандидатуры на пост вице-президента вместо Болингера.
— Это сделают люди нашего европейца?
— Да. А окружение Болингера не хочет этого допустить. Они считают, что ты их прижмешь и сведешь все их влияние на нет.
— Я сделаю больше, я не прижму их, я их искореню… Кипр, Фейрфакс, Меса Верде — подонки! Кто они? Есть у тебя список?
— Мы могли бы составить список со множеством имен, но не знаем точно, кто из них действительно вовлечен, а кто — нет.
— Давай выясним это.
— Как?
— Я проникну в лагерь Болингера. Им предстоит увидеть совсем другого конгрессмена — того, который будет сражаться за пост вице-президента.
Митчел Джарвис Пэйтон сидел за письменным столом в своем кабинете в Лэнгли, Виргиния, и смотрел в окно. Ему надо было столь многое обдумать, что не оставалось времени на мысли о Рождестве, и слава Богу. Он не жалел о том, что избрал такую жизнь, но Рождество было тяжким испытанием. У него были в Миджуте две замужние сестры и куча племянников и племянниц разных возрастов, которым он, по обыкновению, послал подарки, заблаговременно купленные секретарем, служащим у него уже много лет, но никакого желания встречать с ними праздник не испытывал. Им просто не о чем было разговаривать; слишком долго вел он жизнь, совершенно отличную от их жизни, чтобы рассуждать о лесном складе или страховой фирме, и, конечно, он не мог ничего говорить о своей работе. К тому же дети, большинство из которых уже выросло, были ничем непримечательными молодыми людьми, вершиной устремлений которых, как и их родителей, было прочное, солидное положение и финансовое благополучие. Ни один из них не занимался наукой. Уж лучше встретить праздник в одиночестве. Вероятно, поэтому, размышлял он, его так тянуло к Эдриен Рашад — он предпочитал называть ее Калехлой. Она стала частью его жизни, и притом частью немалой. На какое-то мгновение Пэйтону захотелось снова очутиться в Каире, где Рашады непременно приглашали его на свои рождественские обеды под роскошно убранным деревом в сопровождении записей мормонского церковного хора, распевающего хоралы.
Куда ушли те дни? Вернутся ли они когда-нибудь назад? Конечно, нет. На Рождество он обедает в одиночестве.
Зазвонил красный телефон. Его рука рванулась к трубке.
— Да?
— Он ненормальный! — завопила Эдриен Калехла. — Эм Джи, он совсем спятил!
— Он тебя отверг?
— Перестаньте! Он собирается встретиться с Болингером.
— Для чего?
— Хочет разыграть из себя перебежчика. Можете себе представить?
— Попытаюсь, если ты будешь выражаться яснее.
На другом конце провода послышалась какая-то возня и перебранка. Затем в трубке прозвучало:
— Митч, это Эван.
— Я догадался.
— Я внедряюсь.
— К Болингеру?
— Это логично. Я делал то же самое в Маскате.
— Один раз ты выиграл, второй можешь проиграть, молодой человек. Раз преуспел, два погорел. Эти люди ведут жесткую игру.
— Я тоже. Я хочу их достать и достану.
— Мы будем тебя вести…
— Нет, я должен действовать в одиночку. У них глаза повсюду. Мне придется все разыграть самому. И главное, на чем я сыграю — меня можно убедить отойти от политики.
— Это слишком противоречит тому, что они видели и слышали от тебя. Это не сработает, Кендрик.
— Сработает, если я сообщу им часть правды — очень существенную часть.
— Что же именно, Эван?
— Я скажу им, что все, что я делал в Омане, я делал исходя исключительно из своих интересов. Скажу, что я прерывал свой путь и возвращался, чтобы извлечь пользу из всех тех денег, которые я оставлял после себя. Это как раз то, что они способны понять. Такие вещи они понимают прекрасно, черт бы их побрал.
— Но ведь они зададут тебе множество вопросов, на которые потребуют убедительных ответов.
— И на каждый из них они получат такой ответ, — парировал Кендрик. — Ведь все будет частью правды, все так легко подтвердится. У меня были связи с наиболее могущественными людьми в Султанате и полная правительственная поддержка. Пусть поговорят с Ахметом, он предпочтет выложить им все напрямик. Моей целью повсюду был просто сбор информации. Я разведал всю подноготную об этом маньяке, который называл себя Махди. И это правда.
— Уверен, что найдутся проколы и упущения, на которых они тебя поймают, — произнес Пэйтон, делая записи, чтобы потом порвать их на кусочки.
— Ни одного, которого я бы не предусмотрел, — в этом все дело. Я прослушал магнитофонную запись европейца; у них припасены миллиарды для избирательной кампании на следующие пять лет, и они не могут позволить себе ослабить свой статус-кво ни на йоту. Неважно, что они ошибаются, но они видят во мне угрозу, и при определенных обстоятельствах я мог бы ею стать, черт побери…
— При каких таких обстоятельствах, Эван? — прервал его Пэйтон.
— При каких?.. Если бы я остался в Вашингтоне, я полагаю. Уж я
