Алекс Тарн - Эль-Таалена
Хефи вздохнула.
«Я понимаю, тебе трудно поверить в эту чертовщину. Нормальная реакция нормального человека… Но Дэвид, ты ведь менее часа тому назад видел одного из этих уродов своими собственными глазами. Даже не только видел — дрался с ним. Ты вспомни — он ведь едва не убил тебя. И убил бы, если бы я не подоспела. Разве не так?»
«Так. Но при чем тут колья?»
«Экий ты все-таки тугодум! — всплеснула руками Хефи. — А я уж было начала верить в твой хваленый интеллект… Вампиры. Слышал когда-нибудь такое слово? Хотя бы в кино? Ну?»
Брандт рассмеялся.
«Вампиры? С Томом Крузом в главной роли? Послушай, Милоч… ээ-э-э… Хефи, ты и в самом деле…»
«Боже!.. — застонала Хефи. — Да ты же сам его видел, это чудовище… ты что, забыл? А кол осиновый помнишь? Который ты своею рукой в него вогнал? Или тоже забыл?»
«Да, но…»
«Что — „но“? Забудь про эти свои „но“, понял? Тут происходит война, Дэвид Брандт. И сейчас тебе придется определить, на чьей ты стороне — людей или вампиров. Со мной ты или со своим сушеным боссом Адольфом…»
«Погоди-погоди… — удивленно сказал Брандт. — Ты меня что — перевербовываешь, что ли?»
Хефи молчала.
«Знаешь, — продолжил Брандт, покраснев. — Это даже интересно. Меня еще никогда никто не пробовал перевербовывать. Ни у кого наглости не хватало. Не зря говорят, что израильтяне по этому делу чемпионы.»
«По перевербовке?»
«По наглости! — Брандт возмущенно фыркнул. — Если ты думаешь, что…»
Неожиданно он осекся и прибавил громкости бормочущему радио. Передавали последние известия, и из динамиков несся захлебывающийся подвывающий арабский голос. Брандт тут же узнал его. Там, в разгромленной гришиной бане, в трубке, принадлежащей убитому вампиру, этот голос звучал намного менее театрально, но тем не менее, нельзя было не узнать те же интонации, ту же неприятную манеру пришлепывать губами и слегка цыкать зубом…
Затем голос оборвался на полуслове, и солидный ивритский диктор произнес толстым расслабленным баритоном:
«Вы слушали фрагмент сегодняшней пресс-конференции Председателя Засера Мардафата. По сообщениям нашего коррес…»
Брандт механически протянул руку и выключил радио. Они молча сидели в мерно урчащей машине, одни, запрятанные от всего мира посреди этой непроницаемой апельсиновой рощи, невесть какими судьбами уцелевшей в асфальтовом муравейнике Гуш Дана. Девушка, сменив имя, отбросила и «милину» легкомысленную бесшабашность — фирменный знак прежней брандтовой партнерши. Она напряженно смотрела в сторону, ожидая брандтова решения. В уголках рта застыли незнакомые складки.
«Что ж… — сухо сказал Брандт, глядя прямо перед собой. — И чего же ты от меня хочешь? Простого молчания или какой-то другой помощи?»
Хефи осторожно выдохнула.
«Молчанием тут не обойтись, Дэвид. Нужна помощь. Теперь, когда они знают о судне…»
«Кто — они? Вампиры?»
«Подожди закатывать глаза. Я понимаю, что тебе трудно принять это знание. Ты привык оперировать совсем другими понятиями: банда, партия, мафия, организация, шпионская сеть, корпорация, государство… А тут все на порядок выше. У вампиров нет национальности; они могут быть гражданами различных стран, шпионами и контрразведчиками, ворами и полицейскими, министрами и боссами мафии. И при всех этих различиях они всегда действуют вместе.»
«Но зачем? С какой целью? Чего они хотят?» — простонал Брандт. Он не мог отделаться от чувства, что произносит текст дурацкого голливудского фильма.
«Как это — „чего“? — удивилась Хефи. — Чего может хотеть вампир? Понятное дело — крови. Чего же еще? А для этого необходимо устраивать войны, революции, смуты и прочий балаган. Так и будет, пока мы их всех не перебьем, до одного.»
«Всех — это сколько?»
«Точно неизвестно, — серьезно сказала Хефи, игнорируя насмешливый тон Брандта. — Несколько тысяч наберется. Понимаешь, их число может только сокращаться. Когда вампира убивают, он просто переселяется в другое человеческое тело. Единственный способ воспрепятствовать этому — вогнать в него осиновый кол.»
«Погоди-погоди… А как же с этой байкой насчет укуса? Что, мол, укушенный вампиром сам становится таким же?»
«Чушь… — Хефи пренебрежительно фыркнула. — Подумай сам: в этом случае все люди на Земле уже давно стали бы вампирами.»
«А что? — засмеялся Брандт. — Разве этого не произошло?»
«Очень смешно… — обиженно сказала Хефи. — Знаменитый английский юмор. Что-то там, у Гриши, ты такого утонченного остроумия не демонстрировал. Особенно, когда зубы вампира, существование которых ты в настоящий момент оспариваешь, были всего в нескольких дюймах от твоей упрямой шеи… Зря я тебя спасла, дурака.»
Брандт устало вздохнул.
«Ладно. Я согласен. Но с одним условием: ты тоже продаешь мне одну свою страшную тайну. И Боже упаси тебя соврать на этот раз. Помни: я читаю по родинкам, как астролог по звездам.»
«Какую тайну?»
«Признайся, ты ведь блондинка, правда?»
«Правда, — улыбнулась Хефи прежней, „милиной“ улыбкой. — Перекрасилась. По легенде понадобилось. Та павеличевская правнучка — брюнетка. Вернее, была брюнеткой…»
«Ну и чудненько, — сказал Брандт, включая радио. — Поехали. Блондинкам я помогаю охотнее. И выброси уже… что ты там в руке держишь…»
«Извини, дорогой, — виновато пробормотала Хефи, разжимая фаланги среднего и безымянного пальцев левой руки и стряхивая на пол крохотный обломок безопасной бритвы. — Мера предосторожности. Ты ведь и в самом деле мог не согласиться…»
Они уже выехали на автостраду, когда музыка сменилась экстренным выпуском новостей. Говорили о зверском убийстве в ришон-ле-ционской бане. Четверо погибших оказались полицейскими, во главе с командиром следственного отдела полковником Моше Устрахи. Диктор и сменившие его обозреватели вспоминали громкие дела, которые вел Устрахи в последнее время, перечисляли его многочисленных врагов в политическом и уголовном мире. Потрясенные полицейские начальники клялись найти и покарать убийц. Министр внутренних дел указывал на недопустимую атмосферу подстрекательства, создаваемую некоторыми безответственными кругами общества, атмосферу, в которой только и возможны подобные отвратительные убийства. Ему вторил министр юстиции, предупреждая, что гибель Устрахи является прямой угрозой демократии, а потому необходимо принять жесткие меры для ее — демократии — защиты. Корреспонденты передавали исчерпывающие подробности с места событий. Всё, в общем-то, соответствовало истине, за исключением одного — осинового кола. Об этой живописной детали не упомянул никто. Как будто его там и не было, осинового кола. Не было.
Часть 6
Министр юстиции Йосеф (Толи) Глупид любому внешнему непредубежденному наблюдателю представлялся не более чем бесформенной расплывшейся жабой, время от времени выквакивающей что-то, не заслуживающее внимания. Но впечатление это было обманчиво, как и большинство впечатлений внешних непредубежденных наблюдателей. Дело в том, что, если наблюдатель действительно взыскует истины, то он просто обязан быть предубежденным, причем, чем больше, тем лучше. Вот и в случае с Глупидом непредубежденные наблюдатели попадали прямиком впросак, где и ворочались, нелепые, смешные и далекие от реальности, как и все несносные снобы. Потому что внутри Йоси Глупид был вовсе не жабой и уж во всяком случае не бесформенной. Наоборот, устройство Глупида было весьма жестко структурировано.
На самом деле, он представлял собою аппарат, известный в позапрошлом веке под названием «органчик». Умные мастера давно знали, что диск с колышками, крутящийся под действием пружины, может извлекать удивительные звуки — при условии, конечно, что эти колышки вовремя дергают за соответствующие струны или нажимают на соответствующие клавиши. Более того, меняя диски, хозяева органчиков добивались совершенно разных мелодий и тем. Увы, менять диски было ужасно дорого вследствие неоправданно завышенной стоимости ручного труда при их изготовлении. Поэтому большинство органчиков довольствовались одной-единственной темой, именуемой в таком случае «темой жизни». Глупиду повезло намного больше. У него имелось несколько пластинок. Главная, любимая, пела песню о людях в черных сюртуках.
Собственно говоря, изготовивший ее мастер намеревался соорудить песню о людях в белых халатах, восславив таким образом благородный труд врачей и медсестер. Но накануне, как назло, случился праздник, и мастер, будучи, как и все мастера, большим любителем спиртного, загулял, собака. Домой он попал чисто случайно, обстукав головой по дороге все стены, за что утренний его синдром и получил впоследствие название «об-все-стенного». В дополнение ко всему прочему, мастер, по свойственной всем мастерам беспечности, забыл позаботиться об утренней опохмелке. Так или иначе, но результатом этого сложного стечения обстоятельств явилась неспровоцированная и совершенно необоснованная ненависть ко всему сущему, коию безымянный мастер ощутил в себе, продрамши зенки, утром указанного дня.
