Валентин Гуржи - Поселок
кролика. Снова кто-то или что-то напомнил ему роль заложника. Роль подопытного
животного в комфортабельной клетке на сытых харчах.
– Ты кому-нибудь об этом рассказал?
– Нет, что вы!
– Сделал правильно. Я подумаю. Потом сообщу, что делать. А жучок не трогай, забудь,
хорошо?
– Я понял.
– Я буду часто звонить, приезжать. Терпи, будь мужчиной, Толя. Хорошо?
– Я понял, дядя Роберт, – голос у него дрогнул.
– Подружка у тебя замечательная, чувствуется воспитание.
– Я знаю. Мы решили быть вместе.
– То есть?
– Ну… она согласна стать моей невестой.
Роберт усмехнулся:
– Короче, сообщишь заранее о помолвке.
Анатолий признательно улыбнулся:
– Обязательно, дядя Роберт.
– Ну вот. Пошли, а то мать там одна.
– Она не одна. Он ее любит.
– Ты это серьезно? – Роберт не смог скрыть удивления.
– Да, – Анатолий придал своей улыбке ироничный оттенок. – Серьезно.
Роберт качнул головой, ничего не сказал.
Они поднялись и пошли в квартиру.
Глава 9
Ее Тайна
Роберт не мог заниматься на работе только собой. Игнорировать Институтскую плановую
работу можно было, но не так откровенно-нагло, как невольно приходилось. Угнетала мысль.
Она все сильней угнетала и нагнетала чувства. От нее нельзя было избавиться даже в
присутствии Виталия Ивановича, его непосредственного начальника и друга. Виталик
старался включить его в свои сложные расчеты остатков углерода в топливе, какими
занимался, на какое-то короткое время ему это даже удалось, но очень скоро он заметил
остановившийся взгляд в глазах у Роберта. И снова предложил ему уйти домой, не строить из
себя порядочного дисциплинированного сотрудника, а его отсутствие он спокойно прикроет
от любопытного высшего начальства, например, отбытием коллеги в неожиданную
командировку по городу. Но Роберт отлично понимал, что никакое ни моральное, ни
физическое отвлечение его не сможет увести от тяжелых мыслей. Кроме всего, что мог он
34
сделать для поисков супруги, что еще, если милиция этим занималась уже второй день и
никаких результатов? Уйти домой, где доведенная до предела странным исчезновением
дочери теща, поджидала его на пороге с внушительным орудием кулинарного производства?
Вот уж по истине, нет страшней жить под одной крышей с родителями, а тем более – с тещей.
Продолжать работу над электронным устройством, подавляющим агрессивную энергию в
сознании, о котором кроме Виталика и Назарова никто не знал, было бессмысленно. Эта
работа требовала не меньшую энергию своего «родителя», чем та, которую низвергал
террорист на головы своих жертв. И эту энергию почти всю поглотило Женечкино
исчезновение. Единственным делом, каким нужно было бы заняться, – прокрутить в памяти
события за последние, ну скажем, две недели. Припомнить что-нибудь неординарное,
нелогичное, непонятное… Если говорить о неординарности, то с позиции придирчивого
взгляда все эти дни выглядели неординарно. О нелогичности, поэтому и говорить не
приходится – так и есть. Последний Женечки выпад тому очевидное. Может быть –
непонятное?.. Тогда – случай с этим ужасным человеком. С несчастным, непонятным,
появляющимся неожиданно где-нибудь в районе их с Женечкой прогулок? Роберт никогда не
говорил ей о своих наблюдениях. Казалось, она знала причину, по которой этот человек
следовал за каждым их шагом и Роберт не хотел затрагивать щепетильный вопрос, может
быть касающийся лично ее. Почему следил он именно за ней, а не за ним, не трудно было
определить. Во-первых, это был мужчина, а не женщина, а Роберт никому не давал повода
думать о нем, как о гее. Во-вторых, – из любовных побуждений, потому что человек следовал
неприкрыто, неопытно, на значительном расстоянии и его взгляд, (Роберт замечал
непринужденной оглядкой не раз), направлен был только на Женечку, когда она отрывалась
куда-нибудь от Роберта. Непонятно, почему этот тип никогда не приближался даже тогда,
когда Женечка оставалась одна в томительной очереди за чем-нибудь дефицитным, например,
за импортным бюстгальтером или «грацией», словно избегал непосредственного контакта с
ней? Чего он боялся? Ему никто не мешал подойти и выяснить отношения. Может быть,
стыдился своего уродливого лица? Не изуродованного, а именно уродливого, с каким
родился. Оно было крупное, широкое, жутко несимметричное, смещенное по вертикали
правой и левой половинок относительно друг друга. Глаза огромные навыкате. Может быть,
он удовлетворял себя хотя бы тем, что имел возможность пристально смотреть на Женечку.
Конечно же, она та женщина, на которой мужчинам невозможно было не остановить свой
взгляд. Роберт не раз слышал в ее адрес от мужчин идущих мимо одну и ту же знакомую еще
из прошлой своей жизни избитую фразу: «Какая женщина!»
Кто этот несчастный незнакомец, может быть, на этот вопрос могла ответить только
Женечка. Но она молчала. Замечала и молчала. Незадолго перед тем, как это случилось, его
слежки участились настолько, что даже постороннему глазу было заметно.
Вначале они с Женечкой хотели прокатиться на канатной подвесной дороге. Но пока
приехали в парк имени Горького, заметно потемнело. Роберт снова почувствовал Его сзади.
Они остановились возле посадочной площадки, и Он тоже остановился в ожидании. Роберт
отговорил Женечку от катания на «канатке», и они пошли под трассой подвесной дороги по
бездорожью лесопарка. Над головой тихо поскрипывали сидения с редкими пассажирами.
Женечка поднимала голову и смотрела на очередного пассажира, проплывающего над
головой. Хихикали девочки с мальчиками, мирно гудели голоса взрослых мужчин, им
отвечали беззаботные тонкие женские голоса. По ходу проплывали теперь уже пустые
сидения, и только из одного сидения почти во весь рост в сумерках высовывался одинокий
мужчина. Роберт подумал странное: неужели у взрослого мужика нет более полезного
занятия, чем детское развлечение в одиночку? Да еще вдобавок так рискованно наклоняться и
смотреть вниз. Видеть это, наверное, было жутко. Но Роберт, почему-то за него не испугался,
35
а даже, наоборот, с холодностью представил картину падения человека в кустарник, росший
на всем пути трассы. Об этом он всего лишь подумал. Проскочила мимолетная мысль. Всего
лишь мысль, – и следом тяжелая грузная тень мелькнула вниз за их с Женечкой спинами.
Возникло ощущение поставленной гулкой точки на земле возле куста сирени. Чтобы
убедиться, Роберт оставил Женечку, сам вернулся к кусту. На смятых ветках лежало
скукоженное тело человека со знакомым безобразным лицом, огромными навыкате глазами,
обращенными в черноту неба. Белки его глаз отсвечивали свет тусклых ламп на редких
столбах аллеи. Роберт понял – это воплощение протеста человека против собственной судьбы.
Неизвестно, видела ли Женечка в наступающих сумерках своего тайного наблюдателя в
завершающей позе, но с тех пор Роберт ни разу не замечал его слежки, сколько ни
высматривал.
Выходит, тайну Женечка унесла с собой, и даже если вернется, то уж точно никогда не
откроет ее Роберту.
Было грустно и одиноко. Хотелось снова прийти в кафе, где она осталась. Как было когда-
то – захотел и нашел ее в парке сидящей на скамеечке.
Глава 10
Наташа
Она проснулась, когда солнце еще не взошло. Так рано летом еще не просыпалась. Долго
лежала, вспоминая…
Иногда папу-Роберта называли дядей. Происходило это обычно после его исчезновения из
дому. Надолго. Потом он появлялся. Тихо – чтобы его не замечали. Наташа приходила в
восторг. Летела навстречу, поднимая крик. Крепко обхватывала его шею, целовала.
По словам взволнованной бабушки, бьющей себя кулаком в раскрытую, покрасневшую от
выпитого спиртного грудь, незаконный ее зять – никто.
– Да кто он такой?! – кричала она, протягивая к маминому лицу руку с отставленным, как
дуло нагана, пальцем. – Муж он тебе? Нет! Любовник? Нет!
При этом она выставляла из кулака еще один палец, и наган становился почти настоящим –
с обоймой-барабаном – точь-в-точь, какой у соседского Борьки.
– Любовники подарки приносят, а этот – получку меньше, чем нищий за день. Да кто он
такой? Может, сосед? За всю мою жисть отродясь в Поселке таких соседей не бывало! И
останешься ты вот с чем! – Тут бабушка нижними пальцами нажимала на курок, и наган
внезапно выстреливал: дуло, как в мультиках сжималось, и между двух согнутых пальцев
высовывался третий, похожий на пулю. И тогда Наташа закрывала глаза ладонями, прятала
свое лицо в складки платья, стараясь плакать не очень громко. Ее уши горели огнем, плечи
вздрагивали, все звуки замолкали, и выстрела не было слышно. Мама оставалась жива-
