Марианна Сорвина - Забытое убийство
Д’Аннунцио мог совершить нечто из ряда вон выходящее. Например, попытаться прорваться на встречу с американским послом, размахивая револьвером. Посол Пейдж[122] был в ужасе от эпатажных появлений этого сумасшедшего драматурга на политических раутах. Он и сам писатель, но в политике человек умеренный и спокойный. Пейдж даже пообещал: если 4 мая Д’Аннунцио опять пустят на заседание, дипломатические отношения США с Италией будут прерваны.
А возмущенный господин поэт Рапаньетта-Д’Аннунцио недоумевает: «Как так? Мы же вступили в войну! Выполнили все условия договора! Где обещанная Далмация? Где Фиуме?»
На заседании в Риме, даже в отсутствие буйного Д’Аннунцио с его револьвером, речь идет о том же самом – о Фиуме, ставшем камнем преткновения из-за преобладающего в нем итальянского населения. Премьер Орландо[123]с неподражаемой, почти самоубийственной, патетикой бьется с американским президентом Вильсоном[124] и недоумевающими западными дипломатами за этот город.
«Премьер Орландо: Я утверждаю, что, если Фиуме не будет передан Италии, это вызовет в итальянском народе столь сильную бурю протеста и ненависти, что они приведут в сравнительно недалеком будущем к глубоким конфликтам <…>
Я вновь настаиваю на своей мысли и утверждаю, что, если Фиуме не будет передан Италии, факт этот по своим последствиям окажется в огромной степени роковым как для интересов Италии, так и для международного мира <…>
Следует продолжительное молчание.
Вильсон: Невероятно, чтобы представители Италии встали на эту позицию!»[125].
Факт этот стал роковым в первую очередь для самого премьера Орландо: в 1919 году ему выдали в Италии вотум недоверия, и он ушел со своего поста. Можно себе представить и недоумение Вильсона: он впервые столкнулся с такой своеобразной манерой ведения дипломатических переговоров.
А пока политики совещались, мятежный писатель догадался, что Фиуме Италии не видать как своих ушей: премьера Орландо все эти англо-американцы уболтают, а город отдадут хорватам или сербам. Стоял сентябрь 1919 года, надеяться уже было не на что. И Д’Аннунцио плюнул на переговоры. Он просто сел в самолет, завел двигатель, полетел в Фиуме и… захватил город.
Самовольный захват города Фиуме писателем Габриеле Д’Аннунцио – одна из самых ярких и авантюрных страниц истории, напоминающая анекдот. Впрочем, Антанте было не до шуток. В захваченном городе во главе двух тысяч ополченцев итальянский поэт почти два года сидел самопровозглашенным бургомистром, а изумленные страны-союзницы не могли его оттуда выкурить никакими силами. При этом хитрый Д’Аннунцио вовсе не отвергал политических решений Рапалло и не собирался включать Фиуме в состав Италии, тем более что Италия и сама вынуждена была объявить мятежному поэту бойкот.
Эстет Д’Аннунцио поступил оригинальнее: он провозгласил город Фиуме независимой Республикой Красоты, конституция которой была написана им самим, и, разумеется, в стихотворной форме. Он поднял над городом красный флаг с девизом «Кто против нас?» и назначил на пост министра культуры своего друга, дирижера Артуро Тосканини.
Неизвестно, что было бы дальше, если бы в конце декабря 1920 года Республику Красоты не обстрелял лишенный творческого воображения британский флот. Лишь после этого самопровозглашенное государство было покинуто его создателями.
Остается только удивляться, как при такой насыщенной жизни Габриеле Д’Аннунцио удалось умереть в преклонном возрасте от апоплексического удара.
Вот такие они, эти римляне.
* * *А в первом десятилетии века Чезаре Баттисти еще не был ни депутатом Венского парламента, ни лейтенантом отряда «альпини», ни австрийским дезертиром, ни итальянским великомучеником. Он продолжал свою политическую и издательскую деятельность в Тренто. И как всякому лидеру политического движения, ему хотелось иметь преданных делу учеников. Вот почему он с такой радостью привлек к работе одного перспективного юношу, выходца из простой, но политически грамотной семьи сельского кузнеца.
У молодого человека был неподвижный взгляд сливовых глаз и грубоватые манеры, но он был напорист, настойчив и очень убедителен. Чезаре даже сделал этого замечательного молодого социалиста редактором своей газеты, увидев в нем преданного ученика и продолжателя дела итальянского патриотизма.
Такое пристрастие Баттисти у многих вызывало недоумение: юноша казался необразованным и даже социально неадекватным, попросту говоря – внесоциальным. Есть какая-то ирония в том, что в детстве этого мальчика определили в школу монахов города Фаэнцы, хотя уже тогда он имел явные криминальные наклонности и был жесток и мстителен. Впрочем, то был не единственный пример в истории, когда будущие преступники и тираны начинали свой жизненный путь в стенах семинарии или монастыря.
Грубые манеры, самодовольный взгляд налитых злобой глаз и вспыльчивый нрав почему-то не смущали Баттисти, тем более что ученик постоянно демонстрировал преданность учителю. А кто против этого устоит? Не смущали его манеры и женщин: они слетались к этому юному борцу как мотыльки на свет. Лишь одна из них, политизированная русская эмигрантка и дама полусвета Анна Кулешова, не станет жертвой его харизмы и даст ему меткую оценку: «Сентиментальный стихоплет, начитавшийся Ницше». Впоследствии знавшие этого молодого человека люди подвергали сомнению только первую часть определения Кулешовой: сентиментальным этот юноша уже не казался.
Из школы подающего надежды отрока выгнали: он не брезговал поножовщиной и драками, воткнул старшекласснику стилет под ребро, угрожал директору местной фабрики палкой, а потом вообще сбежал и бродяжничал, промышляя воровством, вместо того, чтобы учиться. Как ему удалось все-таки получить аттестат зрелости, да еще и устроиться на работу школьным учителем, знает только история.
* * *Италии начала XX века пока далеко до всех этих удивительных событий. И провинциальный молодой человек пока еще только посещает лекции профессора Вильфредо Парето на экономическом факультете в швейцарской Лозанне. Со своим будущим шеф-редактором и покровителем Чезаре Баттисти он еще не знаком, хотя уже знаком с эмигрантом Владимиром Лениным и русскими анархистами. Юноша тогда вполне определился со своим предназначением: ему пришлись по душе лекции Парето, на которых говорилось, что власть всегда принадлежит немногим избранным. Демократические и аристократические государства никогда не поднимались выше посредственностей. Можно достичь успеха, лишь доверив правление одной личности, одаренной большим талантом, более образованной, чем масса. Только такая личность сможет руководить массой и давать ей советы.
Себя он уже в 1902 году считал большим талантом, более образованным, чем масса, а всех остальных – толпой, состоящей из посредственностей. Но ведь это так типично для будущего политического лидера. Они эксцентричные люди, эти политики. У молодого ученика Баттисти и прозвище-то было эксцентричное – Маленький дуче. До Большого дуче оставалось совсем немного.
* * *А в это самое время, когда век еще только начинается, ирредентисты Тироля отчаянно борются за свои права на маленьком клочке земли в надоевшем до оскомины чужом королевстве, которое по стечению обстоятельств оказалось для них домом. Самые энергичные из них уже видели в будущем объединение своей малой родины с Италией. Однако пока их единственным требованием оставался итальянский факультет права на австрийской земле.
В своем выступлении на конференции, посвященной столетию инсбрукских событий 1904 года, социолог Ева Бауэр отмечала, что сращивание университетского, студенческого вопроса с ирредентистами, «которые не посещали этот университет, наводит на мысль, что это было сознательным и продуманным решением, направленным на придание веса своим собственным <…> объединениям»[126].
В среде студентов ирреденты выделилась своя активная верхушка: Чезаре Баттисти – уже дипломированный доктор философии и глава социалистической партии Трентино, Антонио Пиджеле – журналист с юридическим образованием и социалистическими взглядами, и Альчиде Де Гаспери – студент-филолог четвертого курса Венского университета, член христианской Народной партии Тренто и правая рука трентинского епископа Эндричи. Верхушка эта оказалась далеко не однородна.
Чезаре Джузеппе Баттисти родился в Тренто 4 февраля 1875 года. Его родителями были богатый тирольский коммерсант и итальянская графиня из древнего рода Фоголари. В их семье Чезаре был младшим, восьмым, ребенком. Отец, хозяин магазина, умер в 1890 году, когда сыну было пятнадцать. В тот же год он поступил в среднюю школу Тренто, где сразу оказался в оппозиции к преподаванию гуманитарных дисциплин. Вместо немецких поэтов он декламировал итальянских. На уроках истории Баттисти интересовался не Австро-Венгрией и Наполеоновскими войнами, а историей Италии и Трентино. При этом он вызывающе пел на переменах итальянские песни, а то, что преподавали в школе, считал конформизмом.
