Джеймс Хоран - Нужный образ
В. А как насчет нечестного бизнеса, мистер Маллади? Могли бы вы назвать мистера Абернети своим посредником с преступным миром?
Маллади был ошеломлен, но его адвокат вскочил на ноги, выкрикивая возражения.
Келли бросил на него мрачный взгляд и взял в руки заявление Абернети.
— Здесь у меня имеется заявление, подписанное и заверенное Юджином Абернети, которое я сейчас зачитаю, — сказал он.
Я читал и перечитывал заявление Абернети, оно было уничтожающим. Он в деталях описывал, как и когда его отправляли в Лоуренс для строительства их машины, долю Барни в каждом воровстве, совершенном в этом прогнившем городе. Абернети рассказывал о встречах, называл имена, даты, описывал убранства номеров отелей, мотелей и клубных помещений. Он также рассказывал, как каждый месяц он доставлял чемоданчик с деньгами в маленькую контору строительной кампании в Вест-Сайде Манхэттена.
Пока Келли читал, ярко-красная волна поднималась от воротничка Барни.
Его адвокат сначала слушал, не веря самому себе, потом вновь вскочил.
— В свете вашего собственного заявления, конгрессмен, о том, что свидетель, выступающий перед вашим комитетом, не должен рассматриваться как обвиняемый, я настаиваю, чтобы заявление от мертвого человека, который уже не сможет стать объектом перекрестного допроса, не рассматривалось! — выкрикнул он. — Мой клиент один из наиболее известных людей в американской политике, и я считаю, что множество людей может быть объединено общей целью без необходимости подозревать их в чем-то дурном.
— Предположим, мы рассматриваем сами факты, адвокат, — произнес Келли. — Если они покажут, что мистер Маллади не является вором и позором американской политики, я публично извинюсь перед ним.
— Я напомню вам это, сэр.
В. Мистер Маллади, вы отрицаете, что встречались с этими людьми?
О. Отрицаю. Если Абернети вел с ними какие-либо дела, то я об этом не знал.
В. Иными словами, вы полагаете, что мистер Абернети действовал на свой страх и риск?
О. Мне очень не хочется говорить подобные вещи о погибшем молодом человеке, но по всему получается, что он… вор.
В. Вы никогда не получали денег от незаконных предприятий в Лоуренсе?
О. Нет, сэр.
В. И вы никогда не получали денег для компании, в которой у вас есть интерес?
О. Нет, сэр.
В. Вы никогда лично не звонили начальнику полиции штата и не просили его не наваливаться на букмекеров в Лоуренсе?
О. Нет, сэр.
В. Вы отрицаете, что шеф полиции Лоуренса звонил вам, чтобы просить помочь ему выяснить, не установила ли полиция штата микрофоны на его телефоне?
О. Да, сэр.
В. Вы когда-либо пытались установить, проводились ли подслушивания в доме и канцелярии политического лидера?
О. Нет, сэр.
В. Шеф полиции Лоуренсе когда-либо жаловался вам, что ему приходится отдавать распоряжения людям прекращать игорный бизнес после пяти часов, когда на службу заступает недружественный сержант?
О. Нет, сэр.
В. Шеф полиции хоть говорил вам, что полицейские штата сели ему на хвост и вам лучше использовать свои поводья?
О. Нет, сэр.
В. А политический босс Лоуренса не звонил вам и не просил помощи в получении федеральных фондов, передаваемых на проекты строительства дешевых домов, и в то же время не говорил вам, что ваша строительная компания войдет в дело, что будет означать большой успех «для всех нас»?
Теперь Барни испытывал мучения. Он, очевидно, вспомнил телефонные звонки и явно гадал, не мог ли он зайти в разговоре слишком далеко. Его ответы стали следующими: «Не знаю…. не припоминаю… я не могу вспомнить…» К полудню его задор исчез. После перерыва он превратился во встревоженного человека, его обычно румяное лицо стало бледным и покрылось испариной. К полудню следующего дня Барни балансировал как на канате. Келли неотступно преследовал его. Слышно было только, как репортеры отправляют свои бюллетени, да как скрипят лопасти вентиляторов. Я не мог не ощущать, что это не просто разгневанный молодой человек, полный решительности уничтожить порочную власть другого человека, это был еще и новый голос американской политики, чистый молодой голос, который мог провозгласить конец укоренившейся политической машины.
Маллади был отпущен на следующий день в полдень после того, как его адвокат заявил комитету, что его клиент так охрип, что с трудом может шептать. Это была правда. Барни пытался перекричать некоторые вопросы и обвинения, и его обычно зычный голос с каждой минутой становился все более скрипучим. Маллади отпустили, но с обещанием вернуться на следующий день.
В тот же вечер Джош начал боевые действия против шефа полиции города Лоуренса. Он подождал до обеда, а потом позвонил ему домой. Это звонят из Вашингтона, из Ассошиэйтед Пресс, говорил он, проверяя, правда ли, что министр юстиции отдал приказ федеральному прокурору США в округе Истерн начать расследование деятельности начальника полиции.
На расстоянии я почти слышал, как тот тяжело сглотнул:
— Расследовать? Зачем?
— Ну, может, для того, чтоб проверить все материалы перед тем, как собрать большое жюри, — небрежно сказал Джош. — Как вы это прокомментируете?
— Нет, нет. Я ничего не знаю об этом, — выпалил тот и повесил трубку.
— Подождем десять минут, — произнес Джош, глянув на часы. — Просто, чтоб поймать его точно на десерте. Надеюсь, он застрянет у этого мерзавца в горле.
Через десять минут Джош вновь позвонил в дом шефа полиции. На этот раз будто бы звонили из вашингтонского бюро ЮПИ. Теперь можно было протянуть руку и ощутить страх этого человека.
— Нет. Нет. Я уже говорил другому парню. Мне нечего сказать.
Еще два звонка. В одном Джош представился репортером из газеты в Олбани, в следующий раз из большой ежедневной нью-йоркской газеты.
— Теперь он дозрел, — заявил Джош после очередного звонка. — Давай сорвем его.
Мы подъехали к дому шефа: красивый, построенный на разных уровнях, с аккуратно подстриженной лужайкой, посыпанными гравием дорожками, кустами и плавательным бассейном позади дома. Дорогая машина последней марки была припаркована у обочины.
— А он не только прячет деньги в коробке, он еще и тратит, — прокомментировал Джош.
Внутри Джош выложил шефу полиции следующее решение: дать правдивые показания и получить покровительство комитета или получить заслуженное вместе с другими коррумпированными чиновниками.
— Вы думаете, власти начнут расследование против меня? — спросил Эдвардс. — Мне звонили из Вашингтона какие-то репортеры и говорили, что слышали, будто…
— Будут не только расследовать твою деятельность, но и обвинят тебя, — грубо ответил Джош. — Агенты из Бюро налогов, может, уже сейчас изучают твои доходы. В течении недели они будут давать показания перед федеральным большим жюри, в то время, как какой-нибудь бойкий помощник прокурора получит каждую строку твоих свидетельских показаний в комитете.
Он наклонился вперед и мягко добавил:
— Они тебя искрошат, шеф, а все друзья будут разбегаться, лишь только ты попробуешь поздороваться с ними. Поверь, нет ничего более уязвимого, чем коп, попавшийся с руками в денежной кассе. Каждый сукин сын в общине захочет вскочить и закричать «ура», и каждая скотина, которая когда-либо получала повестку в суд или сидела в тюрьме, распустит слух, что всегда знала, что он распродал золотые зубы собственного отца.
Шеф полиции облизывал губы и кивал, а его жена, маленькая, бледная женщина сцепила пальцы на коленях, как будто для молитвы.
Джош тяжело посмотрел на женщину.
— Мы можем дать ему перерыв, если он ответит на вопросы комитета — но это ему решать, принять предложение или нет.
Потом Джош обратился к шефу:
— Если решишь, что хочешь сотрудничать, шеф, позвони нам в мотель, до начала утренних слушаний. Можешь спросить меня или мистера Маккула.
Он посмотрел на женщину с симпатией и сказал негромким, мягким голосом, что ему очень жаль.
Это была блестящая инсценировка.
— Держу пари, она будет теребить его весь день, — вполголоса сказал Джош, когда мы шли по дорожке. — И на всякий случай, давай посидим в машине несколько минут.
Только мы уселись, как передняя дверь открылась, и шеф полиции поспешил к нам по тропинке. Джош открыл окно.
— Вы, парни, не зайдете на несколько минут в дом? — нервно спросил он. — Мы тут поговорили с женой…
Позднее Джош провернул то же самое с местным политиком. Тот не был столь же наивен, как шеф полиции. Он сказал, что его адвокат порекомендовал говорить — по пунктам, что он и сделает.
— И о чем же? — холодно спросил Джош.
— Вы, ребята, не подслушивали? — спросил с понимающей улыбкой политик, невысокий, сытый и самодовольный.
