Граница надежд - Николай Павлов
— И как же ты собираешься поступить? — Дядя остановился в шаге от Кирилла.
— Как человек, который осознал, что существует.
Сильный удар под ребро заставил Кирилла пошатнуться, а следующий, прямо в лицо, свалил его на пол. Кирилл потерял сознание. Когда пришел в себя, узнал небольшой деревянный столик, сделанный самим Щеревым, железный стул и настольную лампу-прожектор, которая светила ему прямо в глаза. Он лежал в темном подвале.
С холодной пастью этого подвала Кирилл познакомился восемнадцать лет назад. Тогда он привел нескольких своих друзей на чердак, чтобы там поиграть и посмотреть на город с высоты. Один из мальчуганов толкнул какой-то кирпич в стене, и тот упал. К их величайшему удивлению, в образовавшемся отверстии они нашли совсем новенький пистолет, завернутый в белый платок, и несколько коробок с патронами. Обрадованные находкой, дети с криком спустились по лестнице во главе с Кириллом, который держал пистолет в руке.
Но радость их была кратковременной. Не успели они спуститься, как в дверях их встретил Щерев. Увидев оружие, он разогнал детей и, не обмолвившись ни словом, привел Кирилла в подвал. Кирилл навсегда запомнил, как жестоко дядя избил его. Когда мальчик пришел в себя и попросил пить, дядя направил на него лампу. На губах Кирилла запеклась кровь, вокруг было темно, а в стороне от болезненно режущего глаза луча света двигалась какая-то тень.
— Знаешь ли ты, что это такое? — спросил осипшим голосом дядя, поднеся пистолет к носу мальчика.
— Пистолет.
— А знаешь ли ты, для кого он предназначен?
— Нет.
— Для тебя! — Дядя схватил его за плечи и поставил на ноги. Таким Кирилл никогда не видел дядю. — Когда вырастешь, отомстишь за смерть своей матери и своего отца! — крикнул он.
Скованный ужасом, Кирилл дрожал от охватившей его лихорадки.
— Хочу пить! — попросил он, но дядя, не слушая его, приказал:
— А теперь повторяй за мной!.. «И если я проговорюсь где-нибудь о том, что видел и слышал, то пусть я умру и никто даже не узнает, где моя могила», — говорил Щерев, а Кирилл с остекленевшими от ужаса глазами повторял эти слова. Потом дядя снова оттолкнул его, мальчик опустился на землю, подполз к его ногам, обнял их и прошептал сквозь слезы:
— Дядя, мне страшно!..
С этого все и началось. Подвал превратился в страшное место, где ребенку делались внушения. Неуклонно и методически Щерев воспитывал в нем зверя, чтобы, когда придет время, направить его против своих противников. Из кошмара этой постоянной дрессировки Кирилл запомнил только одно: он обязан отомстить за смерть своих родителей.
«Ты должен стать мстителем, — учил его дядя. — Как меня они не смогли разоблачить до сих пор, так и о тебе никто не должен знать: кто ты, где действуешь и во имя чего. У нас пока нет сил для открытой борьбы, но мы должны нагнать на них ужас, чтобы они дрожали перед нами даже во сне. Тогда и народ заговорит! Тогда он последует за нами...»
...Кирилл удивился, увидев, что руки его не прикованы к железным кольцам на полу и нагайка не гуляет по его спине, как это обычно бывало. Только прожектор стоял почти у самого его лица и слепящий свет до боли резал глаза.
— Ты забыл, почему жив до сих пор? — донесся до него голос дяди.
Кирилл не ответил, только попытался прикрыть глаза рукой.
— Я был уверен, что ты уже почувствовал свою силу.
«Ты сильный! И душа у тебя сильная, и рука. А твои устремления... Всегда, когда ты со мной, я ощущаю, как взлетаю над землей вместе с твоими мыслями, твоими мечтами», — вспомнил он шепот Венеты, и боль в глазах будто стала меньше мучить его, а цементный пол показался теплее и повеяло запахом земли.
— Теперь мне уже не нужно ни бить тебя, ни уговаривать. Приговор будет один: за предательство — смерть, за продолжение нашего дела — жизнь. Выбирай! Я не тороплюсь!
Кирилл жалел теперь, что не дождался вечера в каком-нибудь баре. Там он еще раз подумал бы над тем, как сохранить и укрепить то, что могло сделать его человеком, а не инструментом в руках другого. Он мечтал о свободе. Жаждал любви, дружбы, доверия. Неужели из-за того, что предопределил ему дядя, он до конца жизни будет лишен всего человеческого?
— Где ключ от квартиры полковника Дамянова? — спросил после паузы Щерев.
— В кармане брюк, — после паузы ответил Кирилл.
— А ты уверен, что все еще не проболтался о чем-нибудь той бабе?
— Уверен. — Кирилл вспомнил глаза Венеты, какими они были в то утро, застывшую в них тревогу и свое собственное решение рассказать ей обо всем.
«Другого пути у меня нет. Только она... Разве этого недостаточно, если веришь одному человеку, готов отдать ему все, чтобы превратиться вместе с ним в единое целое? Нужно ли мне что-нибудь еще? Ничего, ничего... — Кирилл поднялся. От удара у него болели грудь, голова, но об этом он даже не думал. — Один пистолет, и дорога для меня будет открыта».
— Сейчас там нет никого. Я тебе его принесу. Но больше не рассчитывай на меня, — сказал он, пытаясь нащупать ручку двери.
— Твоя одежда там, в углу. — Голос дяди заставил его вздрогнуть. — И без глупостей! Я тебя все равно найду, куда бы ты ни пошел.
Кирилл оделся. Тяжело скрипнула в его руках задвижка, и день встретил его ярким светом.
— Жду тебя здесь! — напомнил ему Щерев. Кирилл впился пальцами в перила лестницы, стараясь поскорее выбраться наружу, чтобы оказаться насколько можно дальше от этого зловещего места.
С самого раннего утра несколько солдат стояли перед штабом полка. Они не пошли завтракать, и никто не знал, чего они ждут. Они были возбуждены и нетерпеливы. Дежурный по штабу, краснощекий сержант, остановился на каменной лестнице и с любопытством рассматривал их. Наконец он не выдержал и сказал:
— Здесь нельзя стоять! — Он спустился на ступеньку ниже. — Уже приходят офицеры, и будет неприлично, если они столкнутся с вами. В конце концов, чего вам надо?
