Николай Лузан - Фантом
— Господа, дадим передышку нашим желудкам и заставим поработать серые клеточки?
— О, Марк, вы, оказывается, поклонник Эркюля Пуаро? Насколько я помню, он предпочитал совмещать и то и другое, — блеснул Чикованишвили знанием романов Агаты Кристи.
— Я — поклонник только его интеллектуальных талантов.
— А зря… Грузинская кухня и грузинский стол — это целая философия жизни. Она… — ударился в рассуждения Табидзе.
— Леон, извини, но о ней поговорим в другой раз, а сейчас я бы предпочел другую кухню, — остановил его Перси и спросил: — Как идут работа Ломинадзе с Янусом и подготовка дезинформации?
Табидзе облизнул лоснящиеся от жира губы и самоуверенно заявил:
— Гораздо результативнее и быстрее, чем мы ожидали.
— А точнее?
— У Януса не осталось и капли страха перед этим русским.
— О’кей! А что дает основания для подобного оптимизма?
— Последняя тренировка — все прошло как по нотам.
— И, конечно, деньги, какие ему и не снились, — подчеркнул Чикованишвили.
— О’кей! Константин, а что сделано в информационном плане? — затронул Перси самый болезненный вопрос.
— Наши военные пообещали к концу недели дать хороший материал, — развеял его опасения тот.
— И еще какой! План наступления на Шида Картли! — объявил Табидзе.
— Чт-о? — изумился Левицки. — Такими вещами не шутят!
— Роберт, русский получит его, когда наша артиллерия сравняет Цхинвал с землей, — снисходительно заметил Чикованишвили.
— Константин, не будем спешить с ним, а обсудим дезинформационное прикрытие военной фазы операции «Чистое поле», — предложил Перси и спросил: — Что мы имеем на сегодня?
Чикованишвили вытер салфеткой руки и полез в портфель. Перси и Левицки с любопытством наблюдали за ним — в ожидании очередного сюрприза, и не ошиблись. На этот раз вместо бутылки с коньяком на стол легли флешка и файл с документами. На первом листе на английском языке крупным шрифтом был распечатан текст. Левицки пробежался по нему взглядом. Судя по первым строчкам, это были материалы переговоров грузинской стороны с абхазской делегацией, неделю назад завершившиеся в Стокгольме.
— Здесь полная запись — пояснил Чикованишвили.
— О’кей, я изучу, а пока на словах, как они прошли? — поинтересовался Перси.
— В Сухуме переговоры и мирные инициативы приняли за чистую монету. Об этом говорит состав абхазской делегации: в нее вошли министр иностранных дел Шамба, вице-премьер Кубрава и министр по налогам и сборам Пипия.
— А секретарь Совбеза Лакоба был? — уточнил Левицки.
— Не приехал.
— А жаль, было бы неплохо втянуть его в игру, — посетовал Перси.
— Марк, нашим хватило тех троих, они всем вымотали нервы.
— Кто с вашей стороны вел переговоры?
— Секретарь Совета безопасности Ломая, постпред в ООН Аласания, заместитель председателя комитета по обороне и безопасности парламента Руруа, госминистр по вопросам реинтеграции Якобашвили.
— Серьезная компания. С таким составом у абхазов не должно возникнуть сомнений в том, что переговоры — блеф, — заключил Перси.
— И не возникло. Подтверждением служит то, что в Сухуме и Москве приняли к рассмотрению план Штайнмайера по урегулированию ситуации в верхней части Кодорского ущелья.
— Ха-ха, — хохотнул Табидзе и с презрением бросил: — Пока они будут жевать эту переговорную жвачку, мы свое дело сделаем.
— Хорошая дымовая завеса, — согласился Левицки.
— И не только. Теперь инициатором мирного разрешения кризиса на Южном Кавказе выступает не Россия, а Грузия и ОБСЕ, — подчеркнул Перси.
— Совершенно верно, Марк! И не наша вина, что абхазы с осетинами ответят на эти предложения военными провокациями, а российские спецслужбы попытаются устранить президента Саакашвили, — с ухмылкой заметил Чикованишвили.
— И тогда у нас будут развязаны руки, чтобы восстановить порядок на оккупированных территориях. А потом в Москве пусть, сколько хотят, кричат об агрессии. Победителей не судят! — заявил Табидзе.
— Захлебнутся! Мы их утопим в информационном море! — заверил Перси.
— В таком случае нам остается только выпить! — хлопнул в ладоши Чикованишвили и потянулся к бутылке с коньяком.
— Погоди, Константин, у меня к тебе просьба: организуй мне встречу с Янусом, — остановил его Перси.
— А что, у тебя есть сомнения в его надежности?
— Нет, но на него слишком много поставлено, и в Лэнгли меня не поймут, если буду руководить операцией из кабинета.
— Ну, если только так, то вопросов нет — организуем. Здесь или на месте?
— На месте, чтобы, как говориться, дышать с ним одной атмосферой.
— Ха-ха, атмосферой. Только смотри не задохнись, там не Тбилиси.
— До конца недели успеешь?
— Да! — подтвердил Чикованишвили и потянулся к бутылке с коньяком.
— Извини, Константин, у меня дела, — решительно отказался Перси.
— Ну, на нет, как говорится, суда нет, — с сожалением произнес он и поднялся из кресла.
Табидзе, прихватив портфель, присоединился к нему. Левицки, проводив их до выхода, возвратился в гостиную и застал Перси с диском на руках.
— Что, Марк, понравилось их кино? — с иронией спросил он.
— Мерзость! — фыркнул Перси и швырнул диск на журнальный столик.
— Я бы так не сказал. Наши князья не так уж плохи, раскрутить «Х» на его заднице, я бы до такого не додумался.
— В уме и нахальстве им не откажешь, еще бы меньше пили и болтали.
— Марк, ты слишком к ним строг, просто парни без комплексов.
— Строг? — на лице Перси появилась презрительная гримаса, и в голосе зазвучали жесткие нотки: — Я бы не рекомендовал тебе обольщаться на их счет. Они любят нас до тех пор, пока мы в силе и платим деньги. Как только не станет того и другого, тут же повернутся задницей и кинутся в ноги к новому хозяину. За примерами далеко ходить не надо. Двадцать лет назад они молились на русских. Лицедеи и хамелеоны!
— Не спорю, но в их компании иногда приятно оттянуться.
— Только не сегодня. Меня от них уже тошнит. Все эти «кахимахи» вот где сидят! — рука Перси опустилась на горло.
— Может, развеемся на корте? — предложил Левицки.
— А что, хорошая идея! — охотно согласился Перси.
— Куда поедем — на свой или в город?
— Только не на свой! Уже осточертело видеть одни и те же рожи. Давай к англичанам, к Тони, классный парень и без двойного дна.
— Идет.
— Я только «за».
— Выдвигаемся через часок, когда спадет жара.
— Договорились, я поехал собираться.
— Погоди, проверь систему контроля. Не исключаю, что эти милые тебе парни могли что-то забыть, — напомнил Перси.
— Обязательно, — заверил Левицки и направился к лестнице.
Перси топтался на месте, не зная, куда себя деть. То ли от коньяка, то ли от неприятного осадка, оставшегося после встречи с Чикованишвили и Табидзе, он чувствовал себя не в своей тарелке. Отвратительная сцена насилия над «Х» отравляла сознание. Далеко не новичок в разведке Перси в последнее время все чаще ловил себя на мысли, что становится сентиментальным. Причиной тому были то ли возраст, то ли внук. Эта кроха перевернула его прежние представления о добре и зле и вызывала глухой протест против тех нравов, что в последнее время воцарились в разведке.
То, что ему приходилось делать двадцать лет назад в московской резидентуре, сегодня выглядело бы невинной детской шалостью по сравнению с тем, что вытворяли ретивые «ученики» ЦРУ из грузинских спецслужб. Тогда, в конце восьмидесятых, при вербовке московских диссидентов и тех, кто пытался любой ценой вырваться за «железный занавес» бывшего советского блока, ему не приходилось насиловать, пытать и шантажировать будущих агентов. Они готовы были работать за одно обещание будущей свободной жизни на Западе. «Чистые» шпионы были не в счет: во все времена и при всех правителях красная цена им была тридцать сребреников. Теперь же, спустя двадцать лет, Перси вынужден был признать: разведка становилась все более грязным делом. После военных кампаний в Афганистане и Ираке, где циничные политики втоптали ее в грязь, списав на нее свои промахи, ко всем чертям полетели неписаные законы. Секретное распоряжение президента, предоставившее ЦРУ право нейтрализации лиц, несущих угрозу национальным интересам США, снесло последние моральные барьеры и развязало руки мерзавцам и циникам.
— Все дерьмо! Все! — в сердцах произнес Перси и, не дожидаясь, когда Левицки доложит о результатах проверки, спустился в гараж, сел в машину и отправился к себе на квартиру. Миновав стоянку, он припарковался около своего подъезда и поднялся в квартиру. В ней царил стойкий холостяцкий дух. На кухне в раковине накопилась гора немытой посуды, а в платяном ящике ворох нестиранных рубашек и маек. В последние дни ему было не до порядка и чистоты — времени едва хватало на то, чтобы отоспаться после изнурительного рабочего дня. Вытащив из шкафа спортивную сумку, он принялся ее паковать. Под руку попала новая ракетка — подарок Джоан — и в нем что-то дрогнуло. Казалось бы, погасшее к ней страстное чувство вспыхнуло с новой силой. Рука потянулась к телефону и набрала номер.