Джозеф Файндер - Московский клуб
Чарли внимательно проанализировал информацию о повышениях, понижениях и увольнениях в Кремле с целью выявления основной тенденции всех этих изменений. Он назвал этот процесс «кремлеведением» и пожалел, что некому продать эту замечательную идею.
Спустя еще час-два — все же это была достаточно сложная задача, даже для компьютера — он разглядел основное направление изменений.
Это и был «алмаз», ради которого он потратил столько времени.
Последние несколько недель явно проглядывалась тенденция понижений по службе или увольнений тех членов ЦК и правительства, которые имели какие-либо связи или общие дела с новым начальником КГБ Андреем Павличенко. Это и был ключ к решению задачи.
Целый ряд высокопоставленных московских чиновников, решивших в свое время, что тесное знакомство с начальником КГБ вознесет их к высотам политической карьеры, в данный момент занимались перекладыванием с места на место бумажек в тесных и плохо отапливаемых кабинетах где-нибудь в Омске или Томске и дивились превратностям судьбы-злодейки.
Стоун инстинктивно потянулся за сигаретой и, в очередной раз вспомнив, что бросил курить, досадливо выругался.
Итак, можно было почти с полной уверенностью сказать, что болен именно Павличенко. Это было точно, конечно, не на сто процентов, но все указывало именно на это.
Чарли наградил себя за работу третьей чашкой кофе, разогретым тут же, в кабинете, в микроволновой печи, затем позвал секретаршу.
— Шерри!
— Да, Чарли?
— Через час это должно быть отпечатано.
— Хорошо.
Ей предстояло привести в порядок и отпечатать его записи на машинке: начальство Лэнгли не любило использовать в работе компьютер, если в этом не было особой необходимости. Большинство из них, особенно приверженцы старого стиля, предпочитали механические «Ундервуды» или даже перьевые «Паркеры». В этом была, конечно, большая доля иронии, ведь в повседневной работе они обычно опирались на данные, полученные с помощью самой сложной техники в мире.
— Черт побери, а ты что здесь делаешь? — раздался голос Сола. — Я думал, ты давно ушел домой. — Он взглянул на Шерри и жестом пригласил Чарли в свой кабинет. — Ну что, нашел «святой грааль»? — спросил Энсбэч, плотно закрывая за собой дверь.
— Ищу, — ответил Чарли, присаживаясь на край стола. — И, как мне кажется, один орешек я уже расколол. — Он рассказал, что и каким образом ему удалось выяснить.
Лицо Энсбэча озарила улыбка.
— Слушай, да ты просто гений!
Чарли сделал легкий поклон.
— Все это звучит очень и очень убедительно, — сказал Сол. — Похоже, я уверен в правильности твоего вывода больше, чем ты сам.
— Хорошо, а ты видишь связь всего этого с… с донесением «Ежа»?
— Что ты имеешь в виду?
— Павличенко теряет свою власть, верно? Это означает ослабление КГБ, а значит, и партийной дисциплины.
— Ну, и что дальше?
— Дальше? Дальше, Сол, идет чистая теория. Павличенко — человек Горбачева, его назначал лично Горби. Частично ради возможности иметь своего человека в КГБ, частично — чтобы оградить себя от любой попытки свержения… Ведь если кто когда-то и бывает в курсе всех событий, то это ребята с площади Дзержинского, — Чарли начал ходить по комнате, что он делал в состоянии высшего эмоционального возбуждения. — А это, между прочим, те самые люди, которые в свое время помогли Горби выйти на первое место.
— Ты прав, — энергично подхватил Энсбэч, заразившись энтузиазмом Стоуна. Как и большинство старых работников ЦРУ, его всегда приводила в восторг изысканная ирония последних политических событий в России, особенно тот факт, что самый прогрессивный советский лидер занял свое место благодаря поддержке одного из наиболее репрессивных аппаратов в истории человечества.
— Так вот, — Стоун резко повернулся к Энсбэчу и ткнул пальцем в его направлении, — если бы Павличенко не был болен, вполне возможно, никакого заговора и не было бы.
— На каком основании ты делаешь такой вывод? — Энсбэч непонимающе покачал головой.
— Когда был последний государственный переворот в СССР? Я имею в виду, уже после Октябрьской революции.
— Никогда, — с готовностью ответил Энсбэч, передразнивая школьника, отвечающего урок.
— Это не совсем верно. Был один, в 1964 году.
В 1964 году Никита Хрущев был смещен неосталинской коалицией коммунистов твердой линии, которую возглавляли Леонид Брежнев, Алексей Косыгин и Михаил Суслов.
— Ну, вряд ли это можно назвать переворотом, — возразил Энсбэч. — Обычная дворцовая заваруха.
— Пусть так. Но причиной тех событий было недовольство хаосом в стране, вызванным политикой Хрущева.
— Так же, как и сейчас…
— Таким образом, в нынешних событиях могут быть замешаны тоже коммунисты твердой линии.
— Вполне вероятно, — согласился Сол. — Но, кроме них, это может быть кто-нибудь из националистов, кто-нибудь из тех республик, которые теперь открыто ненавидят Москву: из Литвы, Латвии или Эстонии. Или те, что просто с ума сходят, видя, как Горбачев обошелся с этим чертовым Варшавским договором.
— Возможно и это.
— Возможно ведь, верно? — энергично продолжил Сол, но в этот момент зазвонил один из его многочисленных телефонов. Он поднял трубку, послушал с минуту и произнес:
— Боже мой… Ну ладно, спасибо.
Бросив на Чарли загадочно-зловещий взгляд, он сообщил:
— Несколько минут назад в Москве была взорвана бомба.
— Бомба?! Где?
— В Кремле, Чарли. Прямо в этом чертовом Кремле.
«День и ночь» — это маленький ресторанчик, расположенный в подвале на 89-й Ист-стрит: темные деревянные стойки, стальные салфетницы, бутылки хейнцевского кетчупа на пластиковых столиках. Он стал очень популярен после того, как журнал «Нью-Йорк» назвал его «лучшим рестораном в стиле ретро» в городе и «милым, уютным уголком». Стоун, который обедал тут уже несколько лет, считал его «милым, уютным винным погребком», за что и любил посещать это заведение. Чарли обедал с одним из своих коллег по «Парнасу» Ленни Уэкслером, специалистом по Японии, точнее, по японским разведслужбам. Это был низенький бородатый человек, носивший очки в тонкой стальной оправе, сохранивший верность пристрастиям молодежи шестидесятых: он часто брал выходные в «Парнасе» ради концертов в Грейтфул Дед, куда ездил в своем старом фургоне.
Тихий и задумчивый, Ленни был, несомненно, очень талантлив. Кроме того, он был известен как большой любитель длиннющих пошлых анекдотов, один из которых он как раз сейчас рассказывал Чарли.
— …И я за тобой тоже слежу, — произнес он последнюю фразу и оглушительно захохотал. Стоуну обычно нравились шутки Уэкслера, но на этот раз он был занят своими мыслями и лишь вежливо улыбнулся.
Уэкслер уплетал чизбургер с двойной порцией сыра и макарон. Он очень следил за содержанием холестерина в крови, о чем беспечно объявил, делая заказ; но три ложки овсяных хлопьев, съеденных утром, позволяли ему есть в течение дня все, что заблагорассудится. Так он, по крайней мере, считал.
— Я уже говорил тебе, что мы с Элен уже полгода стараемся сделать ее беременной? — спросил Ленни.
— Ничего себе работенка, — заметил Стоун, откусывая от своего чизбургера.
— Да, знаешь, в таких условиях это дело становится совершенно безрадостным.
— Представляю себе. Ну так и прекратил бы об этом думать, — ответил Стоун и отложил недоеденный бутерброд. Он опять вспомнил о Шарлотте, и Уэкслер это почувствовал.
— Извини, Чарли… Забыл бы ты о ней. Кстати, у меня есть для тебя отличная девушка. Она работает вместе с моей сестрой.
Стоун выдавил улыбку. Ленни всегда ему нравился. С того времени, как уехала Шарлотта, этот парень стал ему настоящим другом, преданным и надежным.
— Вот черт, ты что, вправду считаешь, что вы могли бы снова сойтись с ней, что ли? — спросил Уэкслер.
— Возможно… Лично я этого хотел бы.
— Ну, знаешь, — Ленни проглотил полную ложку макарон с сыром, — в море много рыбок. Такой парень, как ты, с такой внешностью и при таких деньгах не должен продешевить, — с трудом выговорил он с набитым ртом.
— Я и не собираюсь.
— Слушай, а что ты думаешь обо всей этой кутерьме с бомбой в Кремле?
— Я еще ни в чем не уверен. — Они почти не говорили с Уэкслером о работе и уж никогда — в общественных местах.
Ленни медленно кивнул и опять занялся своими макаронами с сыром.
— Слушай, а я говорил тебе, что в Токио арестован один из наших агентов? — спросил он между делом.
— Вроде бы нет.
— Так вот, он арестован, его допрашивали. Он уже три дня сидит в одиночке. Похоже, они выдавят из него все.
Стоун вдруг застыл с гамбургером в руке.
«„Еж“! КГБ не арестовал его! Его не допрашивали, его просто убили… Но почему? Почему? Почему его просто убили?» — пронеслось в его мозгу.
