Фредерик Форсайт - Дьявольская альтернатива
Один-единственный пассажир поднялся с переднего сиденья, прошел в дверной проем и быстро сбежал по ступенькам, в руках у него не было ни багажа, ни плаща. Спустя какие-то секунды трап был убран, дверь задраена, и поминутно извинявшийся капитан объявил, что они сразу же отправляются в Бостон.
Адам Монро забрался в лимузин, где его поджидали два плотных сопровождающих, которые мгновенно завладели его паспортом. Два агента службы охраны президента внимательно изучали его, пока автомобиль катился по аэродрому к небольшому вертолету с крутящимися лопастями, притаившемуся в тени ангара.
Агенты вели себя вежливо-официально: они выполняли соответствующий приказ. Перед тем, как взойти на борт вертолета, его тщательно обыскали, ища спрятанное оружие. Когда они наконец были удовлетворены, то провели его на борт, и «вертушка» взлетела, направляясь через Потомак в Вашингтон, чтобы приземлиться на просторной лужайке перед Белым домом. Через полчаса после приземления в аэропорту Даллеса, когда в Вашингтоне было три часа тридцать минут теплого весеннего дня, они совершили посадку всего в сотне ярдов от окон Овального кабинета.
Два агента повели Монро через лужайку к узенькому проулку между огромным серым зданием правительственной резиденции, построенным в викторианском стиле с избытком портиков и колонн, перемешанных с множеством окон разного типа и размера, от которых рябило в глазах, и значительно меньшим по размеру белым Западным крылом, представлявшим из себя приземистую коробку, частично «утонувшую» в земле.
Агенты провели Монро к небольшой дверце в цокольном этаже. Оказавшись внутри, они показали свои удостоверения и представили своего спутника полицейскому в форме, который сидел за маленьким столиком. Монро был несколько удивлен: все это было совсем непохоже на шикарный фасад парадного входа в президентскую резиденцию с Пенсильвания-авеню, столь известного туристам и любимого американцами.
Полицейский позвонил кому-то по внутреннему телефону, и несколько минут спустя из лифта выпорхнула секретарша, которая повела всех троих мимо полицейского по коридору, в конце которого они обнаружили узенькую лестницу. Поднявшись на один этаж и оказавшись на уровне земли, они прошли через дверь в холл, на полу которого был расстелен толстый ковер, там их поджидал помощник в сером костюме с блестками; он слегка приподнял брови при виде небритого и помятого англичанина.
– Вас велено сразу же пропустить, мистер Монро, – сообщил он и пошел впереди.
Оба агента секретной службы остались вместе с девушкой.
Монро провели по коридору мимо небольшого бюста Авраама Линкольна. Мимо них в полном молчании проследовали два сотрудника аппарата президента. Сопровождавший его помощник повернул налево и подошел к еще одному полицейскому в форме, сидевшему за столом возле белой, утопленной в стену двери. Полицейский вновь внимательно изучил паспорт Монро, после чего явно неодобрительно оглядел его внешность, наконец он протянул руку под стол и нажал на кнопку. Прозвенел звонок, и помощник толкнул дверь. Когда она отворилась, он отступил в сторону и жестом предложил Монро войти. Монро сделал два шага вперед и оказался в Овальном кабинете, сзади послышался щелчок закрываемой двери.
Четверо мужчин, находившихся в комнате, по всей видимости, ожидали его; во всяком случае, все четверо смотрели в его сторону. Он сразу же узнал президента Уильяма Мэтьюза, но это был президент, которого никогда не доводитесь видеть избирателям: усталый, изможденный, выглядевший на десять лет старше, чем улыбающийся, уверенный в себе, энергичный, хоть и в летах, человек, которого изображали на рекламных плакатах.
Роберт Бенсон поднялся с места и приблизился к нему.
– Я – Боб Бенсон, – сказал он.
Он подвел Монро к столу. Уильям Мэтьюз приподнялся и пожал ему руку. Монро представили Дэвиду Лоуренсу и Станиславу Поклевскому, которых он сразу же узнал по газетным фотографиям.
– Значит, – начал президент Мэтьюз, с любопытством смотря на английского разведчика, сидевшего напротив, – вы и есть тот человек, который ведет «Соловья».
– Вел «Соловья», господин президент, – поправил Монро. – Не далее, как двенадцать часов назад, полагаю, этот агент попался в руки КГБ.
– Простите, – сказал Мэтьюз. – Вы знаете о том проклятом ультиматуме, который выдвинул мне Максим Рудин по этому делу с танкером? Я должен был знать, почему он так поступил.
– Теперь мы знаем, – сказал Поклевский, – но это немногое меняет, разве только мы убедились, что Рудина загнали в угол, как и нас здесь. Объяснение – совершенно фантастическое: подумать только, Юрия Иваненко убили на киевской улочке два дилетанта. Однако мы по-прежнему на крючке…
– Нам не нужно объяснять господину Монро важность Дублинского договора или вероятность войны, если к власти придет Ефрем Вишняев, – обратился к собравшимся Дэвид Лоуренс. – Вы читали те доклады с заседаний Политбюро, которые передавал вам «Соловей», господин Монро?
– Да, господин госсекретарь, – ответил Монро. – Я читал их в оригинале на русском сразу же после того, как мне их передавали. Я знаю, что поставлено на карту с обеих сторон.
– Тогда как же, черт подери, нам выбраться из этого? – спросил президент Мэтьюз. – Ваш премьер-министр попросила, чтобы я принял вас, так как у вас есть некое предложение, которое она была не готова обсуждать по телефону. Ведь вы здесь для этого, так?
– Так, господин президент.
В этот момент зазвенел телефон, Бенсон слушал в течение нескольких секунд, затем положил телефонную трубку на место.
– Мы приближаемся к финалу, – сообщил он. – Этот парень на «Фрее», Свобода, только что объявил о том, что завтра утром в девять часов по европейскому времени, то есть в четыре утра по-нашему, он спустит в море сто тысяч тонн нефти. Осталось немногим больше двенадцати часов.
– Итак, в чем же заключается ваше предложение, мистер Монро? – спросил президент Мэтьюз.
– Господин президент, есть два основных варианта действий. Либо Мишкин и Лазарев выпускаются на свободу и им дают возможность улететь в Израиль, в этом случае по прибытии они начинают говорить и уничтожают Максима Рудина и Дублинский договор, либо они остаются, где и были, в этом случае «Фрея» или сама уничтожает себя, или ее придется уничтожить вместе со всем экипажем на борту.
Он не стал упоминать об английских подозрениях в отношении настоящей задачи «Морана», однако Поклевский бросил острый взгляд на безмятежно раскинувшегося Бенсона.
– Нам это известно, мистер Монро, – сказал президент.
– Но Максим Рудин боится и обеспокоен вовсе не географическим положением Мишкина и Лазарева. Его заботит только, смогут они или нет обратиться к миру с сообщением о том, что они сотворили в Киеве пять месяцев назад.
Уильям Мэтьюз устало вздохнул.
– Мы думали об этом, – сказал он. – Мы попросили премьер-министра Голена принять Мишкина и Лазарева и держать их где-нибудь взаперти, пока «Фрея» не будет освобождена, после чего возвратить вновь в Моабит или даже засадить где-нибудь в полнейшей изоляции на десять лет в израильскую тюрьму, но он отказался. Сказал, что если публично дает обещание, которого требовали террористы, то не станет от него отказываться. Нет, он на это не пошел. Простите, ваша поездка была напрасна, мистер Монро.
– Я придумал вовсе не это, – ответил Монро. – Пока я летел, я записал свое предложение в виде меморандума на бумаге для заметок, которую нашел в самолете.
Он вытащил из внутреннего кармана пачку листков и положил ее на столе перед президентом.
Президент Соединенных Штатов читал меморандум со все возраставшим ужасом, который ясно отражался у него на лице.
– Это ужасно, – сказал он, когда закончил. – У меня здесь нет никакого выбора – точнее, какой бы вариант я ни выбрал, погибнут люди.
Адам Монро посмотрел на него без малейшей симпатии. Он уже давно убедился, что политики, в принципе, не имеют серьезных возражений против человеческих жертв при условии, что достоянием общественности не станет их личное соучастие в этом.
– Это уже случалось раньше, господин президент, – прямо заявил он, – и без сомнения будет иметь место и в будущем. В «фирме» мы называем это «дьявольской альтернативой».
Не говоря ни слова, президент передал меморандум Роберту Бенсону, который быстро проглядел его.
– Весьма изобретательно, – сказал он. – И вполне может сработать. Это можно будет провернуть в нужное время?
– У нас есть необходимое оборудование, – ответил Монро. – Время поджимает, но его вполне достаточно. Я должен возвратиться в Берлин к семи утра по берлинскому времени, то есть до истечения десяти часов с этого момента.
– Но даже если мы дадим согласие, пойдет ли на это Максим Рудин? – спросил президент. – Без его согласия на это Дублинский договор все равно будет обречен.
