Алекс Тарн - Эль-Таалена
В пассаже не было ни души. Они прошли несколько метров вдоль слепых витрин пустующих лавок и оказались перед небольшим — два на полтора — окном, на котором крупными неровными буквами значилось: «У Гриш» и пониже, помельче: «и настоящая русская баня».
Крупная надпись была полна внутреннего драматизма. Видимо, художник приступал к работе полным сил и желания осчастливить человечество великим шедевром рекламного искусства. Поэтому буква «У» вышла большой, уверенной и ужасно оптимистической. Закончив с разгона букву «Г», график нежданно-негаданно обнаружил, что, если он будет продолжать в том же духе, то места, пожалуй, не хватит, и придется идти на компромисс. Таким образом, следующие две буквы, а именно: «ри» хранили явный отпечаток мятущегося артистического сознания, вынужденного втискивать себя в тесные обывательские рамки. Буква «ш» знаменовала собою кульминацию творческого конфликта художника с косной средой, ибо сразу же вслед за нею шел оконный переплет, и пространства для несчастной последней «и» решительно не оставалось. Но, как это часто случается с истинными творцами, сопротивление тупого материала, ударившись, как кремень, об огниво артистического таланта, высекло искру гениальности. Не убоявшись революционности своего решения, художник смело перенес заблудшую букву из верхней надписи в нижнюю, обеспечив таким образом не только обыденную смысловую, но и глубинную метафизическую связь между ними.
Изнутри витрина была наглухо занавешена тяжелой темной портьерой. Рядом с окном помещалась дверь, на которой колыхался плохо приклеенный листок с надписью от руки. Надпись гласила: «Приходите к нам! Заодно и помоетесь!»
Брандт потянул на себя дверь и посторонился, пропуская Милу вперед. Они оказались в небольшом помещении, более похожим на бар, чем на предбанник. Под единственным окном теснились два столика и стулья. Но главными тут были, конечно, не они. Здесь царила барная стойка. Она вырастала из левой стены и уверенно шла дальше, вдаваясь в комнату, как в море, наподобие мощного причала. Высокие барные табуреты толпились вокруг нее, как суда на погрузке.
За стойкой возился с пивным краном хозяин заведения, плотный дядька неопределенного возраста с круглым улыбчивым лицом.
«Как тут насчет помыться?» — спросил Брандт, водя глазами по стенам, скупо украшенным несколькими фотографиями.
«А як же! — весело ответил хозяин, обласкав Милу оценивающим взглядом истинного любителя. — И помыться тоже. Вы по записи?»
Он достал из-под стойки растрепанный гроссбух.
«Нет, Гриша… — томным голосом произнесла Мила, залезая на табурет и кладя свою увесистую грудь на стойку перед хозяином. — Вы ведь Гриша, правда? Нет, мы не записывались. Мы просто шли мимо и нам вдруг оо-очень захотелось помыться. Ну прямо мо-о-о-чи нету…»
Гриша всплеснул руками.
«Нет проблем, дорогие мои! В такое-то время, днем… — он на всякий случай заглянул в гроссбух и расцвел еще ярче. — Можете мыться аж до шести вечера. Три часа вам хватит?»
«Хватит, — сухо ответил Брандт. — Сколько?»
Притворный ужас исказил гришино лицо.
«Сколько — что? Денег? Денег? Обижаешь, друг. Гриша денег не берет. Гриша собирает взносы от благодарных членов клуба. Ко мне знаешь какие люди ходят? Вон, смотри… — он указал на фотографии. — Узнаешь? Нет? Да это же Щелянский, министр! Да! А вот актриса, Уточкина. Она тут с подружкой парится. И еще… А как же! Гришу все знают…»
Брандт кивнул и ухмыльнулся. Хозяин был явно не прост. Нет ничего дороже бесплатных услуг…
«О'кей, — сказал он. — Давай, показывай свою баньку.»
«Это мы сейчас, — засуетился Гриша, с таинственным видом совершая какие-то манипуляции под прилавком. — Но сначала билетики. Как же без билетиков? Без билетиков хода нету…»
И он жестом фокусника выставил на стойку три стаканчика с янтарной жидкостью. На краю каждого из них балансировала долька лимона.
«Давайте, ребятки, — Гриша благоговейным жестом поднял один из стаканчиков. Дольку он держал на отлете во второй руке, наготове, как мухобойку. — Я угощаю. Со знакомством!»
«Опять даром… — подумал Брандт. — Интересно, во сколько же все это обычно влетает?»
Против всех его ожиданий бренди оказался неплохим.
«Что, понравилось? — спросил наблюдательный хозяин. — Наш коньячок, кармельский… Ну вот, дорогие мои, не буду вас задерживать, пойдемте, так сказать, на место преступления.»
Покачиваясь, он вышел из-за стойки, и только тут Брандт понял, что Гриша совершенно пьян. В два часа дня… можно было только представить себе, что здесь происходит ближе к вечеру.
Собственно баня состояла из двух отделений: одно для большой компании и второе — кабинет на двоих. Гриша открыл дверь в малый, как он выразился, «комплекс», включавший маленький предбанник со столиком и продавленным пружинным диваном, а также мыльную с сауной, душем и большим кубом, наполненным холодной водой.
«Вот, — сказал он гордо, указывая в основном на диван. — Удачно вам помыться, ребятки. Сауна у меня горячая, за сто двадцать заходит. В большой, правда, получше, но туда я вас пустить не могу — там у меня заказано, через часик-полтора люди придут. Но и тут неплохо, честное слово… Вот венички эвкалиптовые, простынки, полотенца, чаек. А потом я и пивка подкачу. Ну, легкого пара!..»
Подождав, пока Гриша выйдет, Брандт заглянул в сауну. К его удивлению, дровами там и не пахло — отопление было электрическим. Странно… зачем же тогда дрова? Может быть, для большого отделения? На всякий случай Брандт еще раз обошел мыльную — нет, никаких дров… Что за чушь такая? В полном недоумении он позвал Милу.
«Да, милый?» — послышалось у него за спиной. Брандт обернулся. Голая Мила стояла в шаге от него и улыбалась самой невинной из своих улыбок.
«Этого еще только не хватало…» — успел подумать Брандт, прежде чем Мила, присев на корточки, уверенной рукою взялась за ремень его брюк. Потом мысли особого агента Ее Величества потекли уже совсем в другом направлении.
Деликатный стук опытного Гриши раздался исключительно вовремя — когда гости, завернувшись в простыни, расслабленно прикидывали план будущих действий.
«Да?»
В раскрывшуюся дверь медленно вплыл поднос, на котором громоздились две кружки пива, соленые сухарики, маслины и вяленый лещ. Тут же притулились «билетики»: три знакомых стаканчика с бренди и лимонными дольками. Гришу заметно качало, поэтому одной рукою он держался за стену, в то время как поднос вопреки всем законам физики балансировал на другой.
«Вот! — сказал Гриша, скромно потупясь и удивительно ловко, не расплескав ни капли, метнул поднос на столик. — Гриша угощает! Пиво, между прочим, свежайшее, рекомендую. И лещик костромской. Но сначала — для подкрепления сил…»
Он подхватил свою стопку и подкрепил силы. Брандт и Мила последовали его примеру. Сил и в самом деле прибавилось.
«Отличная у тебя баня, Гриша,» — похвалил Брандт. На самом деле, сауну он терпеть не мог, но Мила вынудила его просидеть в невыносимо жарком закутке до полубессознательного состояния.
«Ага, — подтвердила Мила. — Он у меня любит это дело — прямо не вытащить.»
«Это дело все любят, — понимающе кивнул Гриша. — А насчет вытащить — это смотря на каком этапе…»
Он подмигнул всем своим круглым лицом и качнулся в сторону двери.
«Ладно, ребятки, я пошел. Сейчас компания припрется, надо билетики выдать… Если чего надо — вы только кликните. За Гришей не заржавеет.»
Уже почти выйдя, он обернулся и указал на пиво.
«Пейте, пока холодненькое. Отстоено и до. лито, все как положено. Помните, что в Союзе на пивных ларьках написано было? Нет? Эх, молодежь… — „Требуйте отсоса после отстоя!“ — Гриша прыснул, жмурясь и прикрывая рот рукой. — Шутка… Но ты, парень, все равно требуй!»
Он снова подмигнул — на сей раз исключительно Брандту и тщательно затворил за собой дверь.
«А что, — задумчиво сказал Брандт. — Мысль неплохая. Правильные вещи большевики на ларьках писали.»
Мила презрительно фыркнула.
«Кто-то обвинял меня в том, что я всегда о сексе думаю. Не слишком ли ты разогнался, партнер? Мы, между прочим, сюда посланы задание выполнять, а не использовать служебное положение в неподобающих целях, не так ли? — Она скинула простыню и стала надевать джинсы. — Ты, так уж и быть, посиди тут, а я пока проверю большое отделение — действительно ли он его дровами топит.»
Брандт отрицательно покачал головой и потянулся к своей сумасшедшей партнерше:
«Иди сюда. Потом сходим…»
После ударной обработки Милой, сауной и бренди, агент Ее Величества чувствовал необыкновенную легкость во всех членах, кроме одного.
Мила засмеялась и ласково щелкнула его в нос.
«Потом будет труднее. Ты же слышал: к нему сейчас люди приходят. Потерпи, милый. Я быстро.» Она натянула футболку и вышла.