Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Эван Хантер
— Крапинки. Желтые, по-моему.
— А еще что?
— А еще — себя. Я там отражаюсь, как в крохотной комнате смеха.
— Беды никакой не видите? '
- — Нет, если только я в беду не попала, — сказала
Эмилия. — Я не‘попала в беду?
Он снова подумал о Молли и тут же сказал:
— Нет.
— Вы очень быстро это сказали.
— Да не глядите на меня такими глазами, — попроси^ он.
— Какими?
— Да как будто… как будто вы меня сразу забоялись.
— Да глупости, с чего бы мне вас бояться?
— Да и не надо вообще…
— У меня рост пять футов четыре дюйма, а вес — сто семнадцать фунтов[35]. А у вас — шесть футов девять?
— Шесть футов пять дюймов[36],— прошептал Роджер.
— Да, и вес — двести фунтов и вы можете меня надвое…
— Двести десять фунтов.
— … переломить двумя пальцами, а мы тут одни на забытом богом пляже…
— Там старик еще есть.
— … не поймешь где, кругом океан и песок, и пустой пляж позади нас. Чего же бояться? Кто боится?
— Конечно, — сказал он, улыбнувшись.
— Конечно, — согласилась она. — Вы меня можете задушить или утопить или забить до смерти, и никто не узнает еще сто лет.
— А может быть, и никогда, — сказал Роджер.
— М-мм… '
— Ну, правда, все-таки там еще старик стоит.
— Да, он вроде защиты, — сказала Эмцлия;— Да он, наверное, еле видит. Я уж начинаю думать — а может быть, он не настоящий. Он и не шелохнулся ни разу с тех пор.
— Хотите уйти?
— Да, — сказала она и быстро добавила — Но не потому что боюсь вас. Просто очень замерзла.
— А куда бы вам хотелось? ’
— Обратно в город.
— А там куда? .
— У вас есть комната? — спросила она.
— Да.
Эмилия пожала плечами.
— Может быть, туда. Куда-нибудь от холода.
— Что ж… — произнес Роджер.
Они повернулись, больше не оглядываясь на ’ океан, и пошли по аллее к выходу из парка. Она продела свою руку в его и потом положила голову ему на плечо, а он думал, какая она красивая, и чувствовал ее пальцы через рукав на своей руке, и снова подумал, что никогда в жизни у него не было еще хорошенькой девушки и что вот теперь есть, да такая красивая, но, конечно, цветная. Его раздражало, что она цветная. Он повторял про себя, какое невезение, что она цветная — ведь она, в самом деле, первая красивая девушка, которую он встретил в своей жизни. Ну, Молли была той ночью ничего, но это уж прошло. То-то и было странно, что она нс стала казаться красивой. А эта девушка, эта цветная девушка, которая держит его под руку и голова ее лежит у него на плече, — эта девушка красива. И глаза красивые, и улыбка красивая, и грудь хороша, и ноги стройные; но то, что она цветная, — это так плохо. Никуда не годится, что она цветная, хотя и цвет кожи у нее такой красивый, светло-коричневый, ну, все равно, нельзя терять голову из-за цветной девушки, говорил он себе.
— Знаете, что… — сказал он.
— Что?
— В самом деле, пора нам назад и, может быть,, хм… может быть, лучше вам вернуться сейчас в аптеку.
— Что?! — прошептала она.
— Я думаю, что вам лучше вернуться на работу. Хотя бы, на конец дня. -
— Что? — снова сказала она.
— А потом я… хм… потом я за вами зайду, ну, после работы, попозже. И мы… хм… Ну, может, поужинаем вместе. Хорошо? :
Она резко остановилась на дорожке. Ветер рвал ее синий платок, плотно завязанный под подбородком. У нее был серьезный настороженный взгляд. Руки вцепились в медную застежку сумочки и были неподвижны. Оня не сводила с него пылающих карих глаз из-под синего платка, раздувающегося от ветра. Все тело ее будто за каменело в неподвижности.
— Что вы говорите?! — воскликнула она. — Я же ска зала хозяину, что у меня голова раскалывается. Как эт< я теперь приду обратно и что скажу ему?!
— Мы можем встретиться попозднее, — сказал Род жер. — Поужинаем.
— Да, вы?! — она замолчала и раздраженно выдохнул) потом несколько мгновений пристально, с возмущением глядела ему в глаза, затем произнесла — Какого тогда черта все это?
— Что?
— Две минуты назад вы меня целовали, как…
— Да просто я обещал еще повидать…
— Нет, вы мне скажите, что это вас так напугало, я хочу это знать! Не нравится, как я целуюсь?
— Мне нравится, как вы целуетесь.
— Так в чем дело? Боитесь, что вас увидят с цветной девушкой? Боитесь пригласить к себе?
— Нет, не в этом дело.
— Можно и ко мне пойти. Там вокруг нас будут кишеть цветные и крысы тоже — прямо из стен выскакивают, — и трубы везде у нас текут, и электропроводка висит, и…
— Где я живу, там тоже есть крысы.
— Конечно, моей маме не больно-то понравится, если я приведу в гости белого. Она тут же заведет свою старую песенку! Я ее с колыбели слышу: «Сладкая моя, берегись белых господ, им бы только к тебе в штанишки залезть — и нет твоего сокровища».
— Но послушайте, Эмилия…
— А моя мамочка железная и знать до сих пор не 1н<*ет, что ее сладкую доченьку давно лишили «сокровища». В двенадцать лет, на крыше дома. И не белый человек его отнял, и даже не белый мальчик, нет. Шестеро гопников из банды «Персидские вожди», один другого чернее и здоровее. Шестеро негров… — Эмилия замолчала. С горечью она сказала — Видно, моя дуэнья как раз уехала отдыхать на курорт. Самый модный, Сэнд Зарбор, — само собой, где все леди отдыхают летом. Вот так-то. Так в чем дело, Роджер?
— Ни в чем.
— Вы не гомик?
— Кто?
— Не педик, не голубенький?
— Нет.
— Так почему же…
— Мы встретимся позднее, вот и все, — сказал Роджер. — Просто мой друг… Я вам говорил о нем?
— Да.
— Мне его нужно срочно встретить, вот и все.
— Какой удобный друг.
— Ну, надо мне его увидеть, — сказал Роджер.
Эмилия вздохнула.
— Ну, нужно.
Эмилия снова вздохнула.
— Пойдемте, пора возвращаться, — сказал он.
— Я дам вам мой номер телефона, — сказала она. — В аптеку я сейчас не пойду, раз уж соврала, что голова болит.
— Хорошо.
— Вы мне позвоните?
— Да. Да, думаю. >
— А почему вы только думаете?
— Потому что мне… Эмилия, пожалуйста, не надо… Не надо подгонять меня, ладно? Не надо.
— Извините.
— Я постараюсь позвонить вам, и мы вместе поужинаем.
— Ладно.
В вагоне подземки они почти не говорили. Сидели рядом. Иногда Эмилия взглядывала на него, но он
