Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Эван Хантер
Он начал думать, куда же ему теперь отправиться, раз все его планы насчет цветной девушки расстроились. Собственно говоря, у него не было никаких планов, даже когда он еще надеялся, что она выйдет. Но с ней можно было бы посмеяться и поговорить и немножко похоро- хориться перед ней, а там бы он что-нибудь и придумал, он не сомневался в этом. Например, могли бы пойти а кино, где перед фильмом варьете выступает. Как в прошлый раз, что он был в городе, ему тогда здорово все понравилось.
— Эй, — услышал он голос за собой. — Стойте!
Он с удивлением узнал голос и, оглянувшись, увидел Эмилию, подбегающую к нему. На ней было светло-голубое пальто с воротником, поднятым до подбородка, и яркий серебристо-синий платок на голове. Она подбежала к нему, запыхавшись, с паром, валившим изо рта. Отдышавшись, она сказала:
— Ну, вы прямо скороход какой-то.
— Я думал, вы уж не придете.
— Хозяин другую девушку вызывал вместо меня, вот поэтому так долго.
— Я рад, что вы пришли, — сказал Роджер.
— А я еще не знаю, — откровенно призналась Эмилия и засмеялась. Лицо было матовое, нежного коричневого цвета, глаза чуть-чуть потемнее, а волосы под синим платком черные, черные, как ночь. Когда она смеялась, впереди виднелся косой зубик. Иногда она прикрывала рот рукой, но чаще забывала. Ноги у нее были красивые, и на ней были темно-синие лакированные туфли без каблуков. Она все еще учащенно дышала, но поспевала, не отставая, * когда они стали переходить улицу, она импульсивно взяла его под руку.
— Какого черта, — сказала она. — Делать, так делать.
— О чем вы?
— Да о том, что если уж я пошла с вами, так пошла. А раз так, то пойду с вами под руку, как и с цветным парнем, точно так же. Верно?
— Верно, — ответил Роджер.
— Я еще ни разу не была с белым.
— Ия тоже ни разу, — сказал Роджер и засмеялся, — io есть с цветной девушкой.
— Вот и славно, — пропела Эмилия.
— А почему?
— Ну, не знаю. Но я бы не хотела про вас думать, что вы из тех белых, которым нужно, чтобы только цветная была. Вынь да положь им цветную. Мне это неприятно.
— Да во всем Кэри ни одной цветной девушки не сыщешь, — сказал Роджер.
— Все уже женаты? — наивно спросила Эмилия, а потом зашлась в смехе. — В самом деле, почему?
— Да вообще их у нас нет, — сказал Роджер. — Ни одной.
— Совсем плохо, — сказала Эмилия. — Как же тогда устраивать расовые беспорядки?
— А мы на евреев кидаемся, — ответил Роджер, и ему показалось, что он удачно сострил, особенно когда Эмилия залилась смехом в ответ. Он и сам не знал, что такого смешного было в его словах — разве только, что его земляки не кидались ни на каких евреев. Да во всем Кэри и был всего-то один еврей — Самюэль Сильверстейн, у которого была скобяная лавка и который так страдал от артрита, бедняга. И зачем и кому бы понадобилось нападать на него? Он знал, что никогда бы не стал говорить об этом ни с матерью, ни с Бадди, а вот с Эмилией ему было легко, хотелось шутить, поэтому ои и отпускал всякие шуточки. Вдруг он почувствовал радость, что она все-таки пошла с ним.
— А вы всегда выходите к незнакомым молодым лю «дям? — лукаво спросил он.
— Конечно. А вы всегда приказываете незнакомым девушкам снять халат и притвориться больной и…
— Г олова болит — это не болезнь, — сказал Роджер. — … и выйти на угол, а там вас и нет, вы исчезли?
— Исчез, пропал, растворился! — согласился он.
— Волшебная палочка! ’
— А, вот вы как?
— Да, я чародей и волшебник, — Роджер весь лучился от смеха.
— Ходит по аптеке и напускает колдовство на бедны* маленьких цветных девушек!
— Вы бедная! — удивился Роджер.
— Я очень бедная.
— Нет, правда?
— Эй, мистер, думаете, я шучу, что я бедная? — сказал* Эмилия. — Хорошенькая шуточка! Я вправду очень бедна* На самом деле! Я — очень бедная.
— А я очень богатый, — сказал Роджер.
— Славно. Я так и знала, что когда-нибудь встречу белого миллионера, который увезет меня отсюда, — сказала Эмилия.
— Я и есть он.
— Волшебная палочка!
— Да уж, — сказал он. — Я вчера заработал сто двадцать два доллара. Здорово?
— Так много?
— А сегодня у меня… Ох ты, всего, наверное, долларов пятнадцать осталось.
— Как пришло, так и ушло, — сказала Эмилия, пожав плечами.
— Сотню я первым делом отправил матери.
— Это туда, в Клондайк?
— Туда, в Кэри.
— А я думала, в Клондайк Бэйсин.
— Нет, это называется Кэри.
— А мне показалось, вы сказали — Клондайк-Депо.
— Нет, Кэри.
— Около Хаддлсуорта, так?
— Нет, Хаддлстона.
— Где на санях катаются?
— Нет, на лыжах.
— Вот я так и поняла, — подтвердила Эмилия.
— В Клондайк ли, в Кэри ли, но я послал ей, — сказал Роджер, смеясь, — я послал матери сотню и заплатил четыре доллара за комнату, и купил открытки и марки, и выпил кофе, и угостил Ральфа горячим шоколадом, и…
— Ральфа?
— Это парень один, — сказал Роджер и замолчал. — Наркоман.
— Вот так компания, — удивилась Эмилия.
— Он бывший наркоман, — сказал Роджер. — А парень неплохой.
— Моя мама и мне и всем детям говорила, — сказала Эмилия, — что, если кто из нас хоть попробует этого елья, она того изувечит. Так и сделает!.. Она сама такая маленькая, а вся как из железа. Ей лучше, чтобы ее ребенок умер, чем стал наркоманом.
— А наркотики так просто можно достать? — спросил Роджер.
— Если есть деньги, то можно. В этом городе с деньгами можно достать все, что угодно.
— Вот и Ральф так сказал.
— Ральф знает. Ральф, видно, тертый парень.
— В общем, вот что у меня осталось, — сказал Роджер, засунув руку в карман и вынув сложенную пополам пачечку бумажек, переложил их в левую руку и снова сунул руку в карман, собирая мелочь. Мелочи набралось семьдесят два цента, а бумажками было две пятерки и четыре по доллару. — Четырнадцать долларов и семьдесят два цента, — сказал он.
— Миллионер! Прямо, как вы сказали.
— Верно.
— Верно, — повторила она.
— Что бы
