Елена Топильская - Ловушка для блондинов

— Баба пусть идет, под мужика ляжет, — добавил убийца и внимательно посмотрел на меня, просчитывая эффект от провокации.

Я стиснула зубы. Отшутиться? Обидеться? В конце концов, пусть Горчаков его допрашивает; но ничего достойного я не придумала и промолчала.

— Да она меня боится, — протянул задержанный. — Она щас описается. — И снова, прищурившись, уперся в меня глазами.

— Отстегните его, — сказала я Косте. Костя хмыкнул.

— Маша, побыть на допросе? — спросил он тихо.

Я покачала головой:

— Не надо. Побудьте в коридоре.

— Ты уверена?

— Уверена. Ничего со мной не случится, — ответила я, краем глаза наблюдая за задержанным.

Мне показалось, или в его взгляде действительно промелькнула усмешка?

Опера не торопились отстегивать задержанного, ожидая команды начальника. Костик вопросительно посмотрел на меня, и я вынуждена была подтвердить свое решение.

— Давайте, ребята, время не ждет.

Но и после этого опера еще посомневались, и только когда Мигулько кивнул им, начали отстегивать киллера от батареи. Когда наручники были сняты, киллер положил на стол затекшие руки. Перед тем как выйти из кабинета, Мигулько посмотрел на меня и еле заметно покачал головой. А я глазами показала ему на дверь. Он пожал плечами и вышел. За ним потянулись опера, поминутно оглядываясь и проверяя, не захватил ли меня клиент в качестве заложника, пока они протискиваются между столом и сейфом. Но клиент меня не захватил, и, оглянувшись в последний раз, опера закрыли за собой дверь.

А мы с задержанным остались наедине, и, сидя напротив меня, он наблюдал, как я достаю из дежурной папки протоколы и ручку. Выражение его лица было очень неприятным, но как только закрылась дверь кабинета и за ней стихли обычные для любого милицейского коридора звуки, он изменился. И даже приветливо улыбнулся мне. Но при этом не стал казаться мне менее опасным, скорее наоборот.

— Вот теперь здравствуйте, — начал он первым. — Вы следователь?

Я машинально отметила, что, обращаясь ко мне, он употребил слово “следователь”, а не “следак”, как в присутствии оперов, и подивилась, как он преобразился. Еще минуту назад он мрачно смотрел из-под тяжелых век, и взгляд его причинял почти физическое неудобство, а сейчас он становился легким и обаятельным.

— Да, я следователь прокуратуры, Мария Сергеевна Швецова. Сейчас придет дежурный адвокат…

— Зачем? — Он широко улыбнулся и махнул рукой. — Адвокат мне не нужен.

— Вы хотите давать показания без адвоката? — удивилась я, а он улыбнулся еще шире.

— А с чего вы взяли, что я хочу давать показания? Я этого не сказал. Я хочу воспользоваться пятьдесят первой статьей[5].

— Все равно, пусть дежурный адвокат подойдет и распишется в протоколе. Я хочу зафиксировать, что вы отказались от реально предоставленного вам защитника. — Ушлые задержанные, знакомые с юридическими тонкостями, любят потом заявлять, что следствие их пытало, допрашивая без адвоката, вводило в заблуждение относительно их права на защиту, и это дезавуирует их показания, данные в ходе таких допросов.

— Зачем нам с вами адвокат? — спросил задержанный. — Лучше мы вдвоем побеседуем, — и расправил на столе руки со следами от наручников.

— Но если вы не собираетесь давать показания, нам не о чем беседовать. — Я тоже постаралась улыбнуться, но такой безмятежной улыбки, как у подследственного, у меня не вышло.

— Да найдем о чем поговорить. — И задержанный подмигнул мне. Его оскал мне страшно не понравился.

В дверь постучали. Мои нервы были так напряжены, что я вздрогнула, и клиент это заметил. В дверь просунул голову дежурный адвокат, я обратилась к задержанному с вопросом, не передумал ли он насчет участия адвоката и дачи показаний, но задержанный твердо отказался от услуг защитника. Защитник же с видимым облегчением швырнул мне на стол ордер, выписанный ему на участие в деле, как дежурному адвокату, быстро черканул свою фамилию в незаполненном еще бланке протокола и отбыл. Мы опять остались с задержанным одни.

Я положила перед собой бланк протокола, который начинался с данных о личности допрашиваемого.

— Как вас зовут? — спросила я.

Опера, естественно, обыскали его, никаких документов при нем не было, и вообще ничего не было. Ни денег, ни сигарет, ни телефонной карты. “Какие выводы?” — поинтересовалась я у Мигулько. “Либо машина его ждала за поворотом, либо лежбище рядом”.

— Петров Игорь Юрьевич, — с готовностью ответил задержанный.

— Где вы живете?

— Я не местный, приехал из другого города, хотел хату снять, не успел.

— Не местный? А вещи ваши где?

— А вещи в камере хранения на вокзале.

— И документы тоже?

— А документы у меня украли в поезде.

— А вещи на каком вокзале? Можем съездить забрать, а?

— А я забыл ячейку. А что! Вас бы так заломали, вы бы тоже все позабыли. — Задержанный на глазах преображался, лепил из себя простого деревенского парня, и довольно удачно, я бы поверила, если бы десять минут назад не наблюдала в этом кресле жесткого бойца с хорошей реакцией, плюс к тому и недюжинного психолога — вон как он со мной разделался, в шесть секунд заставил меня освободить его от наручников и выпроводить всех присутствующих.

Темп беседы между тем нарастал крещендо. Но мы еще не ссорились, просто двигались на ощупь, он в свою сторону, я в свою.

— А вокзал помните?

— Не-а.

Я даже не могла упрекнуть его в том, что он откровенно издевался, столько искренности было во взгляде и в интонации.

— Ну а приехали-то откуда?

— Да я же сказал, у меня от страха все отшибло, ничего не помню.

— А имя свое помните?

— А имя свое помню.

— А что еще про себя помните?

— А что я еще должен помнить? — простодушно удивился он.

— Зачем приехали сюда, где работали, кто ваши родственники?

— Знаете, гражданка следователь… — Он замялся, делая вид, что вспоминает, как меня зовут, хотя я понимала, что он прекрасно запомнил не только мое имя-отчество, но и фамилию. — Знаете, Мария Сергеевна, шел я себе, никого не трогал, как вдруг слышу — стреляют. Я и побежал, а за мной — трое бугаев. Ну, я и подумал, что это те, кто стрелял, хотят свидетеля убрать, я же как раз там мимо проходил, мог все видеть. А что бы вы на моем месте сделали?

— Хорошо, — терпеливо сказала я, подперев рукой подбородок. — Вы знаете, зачем у вас смывы взяли с ладоней? И с запястий?

— Смывы? А что это?

— Это вам ладони обтерли и в конвертик положили марлечку.

— Буду знать. — Он с интересом смотрел на меня.

— На этой марлечке найдут крошечные частички пороховой копоти, а может, еще и микроскопическую стружку с гильзы, и это будет означать, что вы совсем недавно стреляли. На пистолете, который вы выбросили за ограду хлебозавода, есть ваши отпечатки (это я сказала без особых угрызений — если эксперты их не найдут, это еще не значит, что их там не было).

— Та-ак. — Он, сидя напротив меня, тоже положил подбородок на сложенные руки. — И что же?

— А то, что на фоне показаний тех, кто вас задерживал, ваши сказки про “шел мимо, упал, очнулся, гипс” никого не убедят.

— Как вы сказали? — Он на секунду посерьезнел, но тут же сразу заулыбался.

— Господин Петров, — его фамилию я произнесла с изрядной долей иронии, поскольку не была убеждена, что так его звали от рождения, — глупо отпираться от очевидного.

— Тут вы правы, — легко согласился он. — А можно мне в туалет?

“Началось”, — подумала я. Почему-то я все время ждала подвоха от своего подследственного.

Я встала и выглянула в коридор. Два опера, сидевшие на скамейке у двери, сразу поднялись и вытянулись в боевой готовности.

— Отведите подозреваемого в туалет, — сказала я и добавила, понизив голос: — Только смотрите в оба.

Оба сотрудника отдела по раскрытию умышленных убийств изобразили мимикой, что предупреждать их об этом излишне в связи с огромным опытом по конвоированию киллеров в нужник для отправления естественных надобностей, а также в связи с нечеловеческой бдительностью, в силу чего никаких непредвиденностей быть не может. Я посторонилась. Один из них зашел в кабинет и ловко нацепил на задержанного наручники, сковав ему руки за спиной, а я пока пошепталась со вторым, краем глаза отмечая, что в присутствии оперов клиент снова стал жестким и угрюмым. Оперативник вытащил его из-за стола к двери и, подталкивая в спину, повел в направлении туалета. В коридоре клубился народ — на скамейках у противоположной стены сидели какие-то гопники в густых бородах, возле открытого окна, как раз напротив туалета, курил молодой парень — наверное, свидетель, вызванный в отдел. Двери в кабинеты были открыты, туда-сюда сновали сотрудники с бумагами в руках, стоял неясный гул.

Мой клиент и конвоирующий его оперативник двигались по коридору, а второй опер поотстал от них и по моей команде тихо сказал в спину киллеру: