Ю Несбё - Спаситель
Она молча кивнула, аккуратно складывая вещи.
— Я зашел попрощаться.
Она опять кивнула, но не обернулась.
— Прощай, — сказал Харри.
Мартина замерла. Плечи чуть заметно задрожали.
— Ты поймешь. Сейчас тебе, может, и не верится, но со временем ты поймешь, что иначе быть… не могло.
Она обернулась. В глазах стояли слезы.
— Я знаю, Харри. И все же мне бы этого хотелось. Пусть ненадолго. Разве это так много?
— Нет. — Харри криво усмехнулся. — Некоторое время все было бы замечательно. Но лучше расстаться сейчас, не дожидаясь, когда станет больно.
— Так ведь уже больно, Харри. — Первая слезинка покатилась по щеке.
Если б Харри не знал историю Мартины Экхофф, он бы подумал, что столь молодая девушка никак не может знать, что такое боль. Но сейчас ему вспомнились слова матери, которые он слышал от нее в больнице: жизнь без любви пуста, но еще более пуста жизнь без боли.
— Я пойду, Мартина.
И он действительно ушел — к машине, припаркованной у тротуара, постучал в боковое стекло, которое немедля скользнуло вниз.
— Она стала большой девочкой, — сказал он. — Не знаю, надо ли теперь так ее опекать. Знаю, ты все равно будешь, просто хотел тебе сказать. И пожелать счастливого Рождества и удачи.
Рикард вроде бы хотел что-то сказать, но в конце концов только кивнул.
Харри зашагал в сторону «Эйки». В воздухе уже чувствовалась оттепель.
Халворсена похоронили на третий день Рождества. Шел дождь, талая вода бурными ручьями бежала по улицам, снег на кладбище стал серым и тяжелым.
Харри вместе с другими нес гроб. Перед ним шел младший брат Джека. Харри догадался по походке.
После они собрались в ресторане «Валькирия», в народе известном как «Валька».
— Идем-ка со мной. — Беата повела Харри к столику в углу. — Все пришли.
Харри кивнул. Думая о том, что нет Бьярне Мёллера. И вестей от него никто не имел.
— Мне нужно кое-что выяснить, Харри. Поскольку дело так и не раскрыто.
Он посмотрел на нее. Лицо бледное, осунувшееся от горя. И хотя трезвенницей ее не назовешь, сейчас в бокале была минеральная вода. Почему бы это? Если б мог, он бы сегодня оглушил себя до бесчувствия.
— Дело не закрыто, Беата.
— Харри, по-твоему, у меня нет глаз? Дело передано остолопам и недоумкам из уголовной полиции, которые только бумажки перекладывают да чешут в затылке, потому что мозгов у них нет.
Харри пожал плечами.
— Но ведь ты раскрыл дело, верно? Ты знаешь, что произошло, только никому не говоришь.
Харри пригубил кофе.
— Почему, Харри? Почему так важно, чтоб никто не узнал?
— Я собирался рассказать тебе. Через некоторое время. Убийства заказывал в Загребе не Роберт. А сам Юн.
— Юн? — Беата недоверчиво воззрилась на него.
Харри рассказал ей про монету и про Эспена Касперсена.
— Но мне нужно было знать наверняка. И я пошел на сделку с единственным человеком, который мог опознать Юна как того, кто приезжал в Загреб. Я дал матери Станкича номер Юнова мобильника. Она позвонила ему в тот вечер, когда он изнасиловал Софию. По ее словам, сперва он ответил по-норвежски, но она молчала, и тогда он заговорил по-английски, спросил: «Is that you?», — видимо, решил, что звонит Маленький Спаситель. Затем она связалась со мной и подтвердила, что именно этот голос слышала в Загребе.
— Она была совершенно уверена?
Харри кивнул:
— Она сказала «quite sure». Юн говорил с акцентом, который ни с чем не спутаешь.
— А что ты предложил ей взамен?
— Позаботиться о том, чтобы наши не расправились с ее сыном.
Беата отпила большой глоток воды, словно информация застряла в горле и надо ее запить.
— Ты? Обещал?
— Я поклялся, — сказал Харри. — А сейчас я скажу то, что ты должна знать. Халворсена убил не Станкич. Его убил Юн Карлсен.
Беата изумленно смотрела на него. Глаза ее наполнились слезами, и она с горечью прошептала:
— Это правда, Харри? Или ты говоришь так только затем, чтобы мне стало легче? Ты ведь думаешь, я не смогу жить, зная, что преступник ушел от наказания?
— Ну что ж. У нас есть складной нож, найденный под кроватью в квартире Роберта на следующий день после того, как Юн изнасиловал там Софию. Если ты без шума попросишь Судмедэкспертизу проверить, соответствует ли кровь на лезвии ДНК-профилю Халворсена, думаю, твоя душа обретет покой.
Беата смотрела в бокал.
— Я знаю, в отчете написано, что ты заходил в туалет, но никого там не видел. А мне думается, ты видел Станкича, но не стал его останавливать.
Харри не ответил.
— По-моему, ты никому не сказал, что тебе известно о вине Юна, так как не хотел, чтобы кто-нибудь помешал Станкичу выполнить заказ. Убить Юна Карлсена. — Голос Беаты дрожал от ярости. — Но если ты воображаешь, что я скажу тебе за это спасибо, то ошибаешься.
Она со стуком поставила бокал на стол, несколько человек оглянулись. Харри молча ждал.
— Мы полицейские, Харри. Блюстители закона, а не судьи. И ты, черт побери, вовсе не мой персональный спаситель, понятно?
Харри судорожно вздохнул, провел тыльной стороной руки по глазам, смахивая слезы. Спросил:
— Ты закончила?
— Да. — Беата с вызовом посмотрела на него.
— Я сам толком не знаю, что побудило меня поступить именно так. Мозг — странная машина. Возможно, ты права. Возможно, я способствовал случившемуся. Но должен сказать тебе, что действовал я вовсе не ради твоего спасения, Беата. — Харри залпом допил кофе и встал. — А ради собственного.
За несколько праздничных дней дождь дочиста промыл улицы, снег полностью сошел, а когда настал новый год с небольшим морозцем и легким пушистым снежком, зима словно бы взяла новый и более удачный старт. Олег получил в подарок горные лыжи, и Харри поехал с ним на лыжню Виллерлёйпа и для начала показал поворот из плуга. На третий день в машине по дороге домой Олег спросил, скоро ли они испробуют ворота.
У гаража стояла машина Лунна-Хельгесена, поэтому Харри высадил Олега у подъездной дорожки и поехал домой. Лег на диван и, глядя в потолок, стал слушать пластинки. Старые.
На второй неделе января Беата сообщила, что беременна и что ребенок, ее и Халворсена, родится в начале лета. Задним числом Харри подумал, что вконец ослеп.
Вообще в январе у Харри было время поразмыслить, поскольку проживающая в Осло часть человечества как будто бы решила сделать перерыв и не убивать друг друга. Вот он и прикидывал, не перевести ли Скарре к себе, в комнату 605, в просветконтору. Обдумывал, что делать с остальной своей жизнью. И размышлял о том, узнаёт ли человек когда-нибудь, правильно ли и справедливо ли поступал, пока жил.
Только в конце февраля он заказал билет в Берген.
В городе на семи холмах по-прежнему стояла осень, снега не было, а на Флёйене Харри не оставляло ощущение, будто окутавшие их тучи те же, что и прошлый раз. Бьярне он нашел во флёйенском ресторане.
— Говорят, ты теперь все время тут сидишь, — сказал Харри.
— Я ждал, — ответил Бьярне Мёллер, допивая пиво. — Ты не очень-то спешил.
Они вышли на улицу, стали у балюстрады смотровой площадки. С прошлого раза Мёллер вроде бы еще побледнел и исхудал. Глаза ясные, но лицо отечное, руки дрожат. Харри грешил больше на таблетки, чем на спиртное.
— Я не сразу понял, что ты имел в виду, — сказал Харри. — Ну, когда ты говорил, что надо отследить деньги.
— Разве я был неправ?
— Прав. Конечно. Просто я сперва думал, ты говоришь о моем расследовании. А не о себе.
— Я говорил обо всем, Харри. — Ветер то бросал длинные пряди волос в лицо Мёллеру, то сдувал их в сторону. — Кстати, ты не рассказал, удовольствовался ли Гуннар Хаген раскрытием дела. Вернее, его нераскрытием.
Харри пожал плечами.
— Давид Экхофф и Армия спасения убереглись от мучительного скандала, который мог нанести ущерб их репутации и работе. Алберт Гильструп потерял единственного сына, невестку и контракт, который, вероятно, спас бы семейное состояние. София Михолеч и ее семья возвращаются домой в Вуковар. Они получили поддержку от нового тамошнего благотворителя и будут строить дом. Мартина Экхофф встречается с молодым человеком по имени Рикард Нильсен. Короче говоря, жизнь идет своим чередом.
— А ты как? Встречаешься с Ракелью?
— Время от времени.
— А что с тем врачом?
— Я особо не допытываюсь. Сами разберутся.
— Она хочет, чтобы ты вернулся, да?
— По-моему, ей бы хотелось, чтобы я был способен жить так, как живет он. — Харри поплотнее запахнул куртку и прищурясь глянул на раскинувшийся внизу город. — Иной раз мне и самому этого хочется.
Повисло молчание.
— Я отнес часы Тома Волера к молодому часовщику, который знает толк в подобных вещах. Помнишь, я в тот раз рассказывал, как меня мучил кошмар о «Ролексе», который все тикал и тикал на отрубленной руке Волера?
