Питер Робинсон - За гранью
— Нет.
— А спать вместе мы будем?
— Нет.
— Что же тогда мы будем делать вместе?
— Будем друзьями. Будем поддерживать и выручать друг друга на работе.
— Я и сейчас это делаю. Почему я не могу поддерживать и выручать, но продолжать спать с тобой?
— Алан, постарайся понять… Секс — это не совсем то, что мне нужно.
— Уже понял. Значит, ты просто чертовски хорошо притворялась.
Энни поморщилась и слегка повела плечами. Сделав глоток, она возразила:
— Это несправедливо. По-моему, я не заслужила. Мне очень нелегко говорить об этом, как ты догадываешься.
— Так зачем мы вообще ведем этот разговор? Ты же знаешь, наши отношения — нечто большее, чем просто секс.
— Я должна это прекратить.
— Ничего ты не должна. Это из-за нашего вчерашнего разговора? Я совсем не пытался убедить тебя, что нам надо завести ребенка.
— Нет, дело не в этом.
— Ага, значит дело в том, что я рассказал тебе про тот злополучный выкидыш?
— Господи, да нет же! Наверно, это оттолкнуло меня, но не так, как ты думаешь.
— А как?
Энни замолчала, ей было явно не по себе, она отвернулась и, глядя в сторону, едва слышно произнесла:
— Видишь ли, это заставило меня вспомнить кое-что страшно неприятное. Только и всего.
— Что именно?
— Тебе необходимо знать подробности?
— Энни, ты мне небезразлична. Только поэтому я и спрашиваю.
Она провела рукой по волосам, посмотрела ему в глаза и покачала головой.
— Ты знаешь, что два года назад меня изнасиловали, — с трудом начала она. — Этот тип… ну тот, который… он не пользовался… Фу, черт, говорить об этом еще труднее, чем я думала.
Внезапно Бэнкса осенило:
— Ты забеременела? Вот почему история с Сандрой так тебя задела.
Энни едва заметно улыбнулась и положила ладонь на его руку:
— Ты на редкость проницателен.
— И тебе пришлось…
Ее передернуло.
— Да, мне пришлось сделать аборт. Не самое приятное переживание в моей жизни, но и не самое ужасное. Я не чувствовала себя виноватой. Я вообще ничего не чувствовала. Но все это так… не знаю… Знаю только, что хочу забыть этот эпизод, оставить его в прошлом, а с тобой мне почему-то приходится постоянно о нем вспоминать.
— Но, Энни…
— Постой. Дай мне закончить, Алан. У тебя за спиной — ноша всей твоей прожитой жизни, и мне тяжело нести ее вместе с тобой. Мне казалось, с моей помощью ты справишься с этим, опустишь ношу, но нет, я ошиблась. Брак так много значил для тебя, что ты до сих пор не можешь смириться с тем, что его уже не существует. Тебе нанесли рану, а я не могу тебя утешить. Я вообще не умею утешать. Временами я чувствую себя слишком глубоко втянутой в твою жизнь, в твое прошлое, в твои проблемы и хочу отползти прочь, снова стать собою. Рядом с тобой мне просто не хватает воздуха.
Бэнкс, вдавливая тлеющий кончик сигареты в пепельницу, заметил, что рука слегка дрожит.
— Я и не подозревал, что ты чувствуешь нечто подобное, — тихо сказал он.
— Вот потому я и завела этот разговор. Я не способна на безоглядную преданность, на эмоциональную близость. По крайней мере сейчас. А может, и никогда не буду способна. Пока эта ситуация давит на меня и пугает.
— А преодолеть это нам не под силу?
— Да я и не хочу преодолевать. У меня нет на это сил и энергии. Мне это сейчас не нужно.
— А что нужно?
— Карьера. Если не считать неудачу с Джанет Тейлор, хочешь верь, хочешь нет, но мне очень нравится работа в полиции и у меня есть способности.
— Да разве я спорю…
— Позволь, я договорю. Мы ведем себя непрофессионально. Никогда бы не поверила, но половине сотрудников управления известны подробности нашей частной жизни. Я слышала намеки и хихиканье за спиной. Ребята из моего отдела тоже наверняка в курсе. Чамберс, инструктируя меня, неспроста намекнул на то, что ты дамский угодник и волокита. Не удивлюсь, если заместителю главного констебля Маклафлину тоже все известно.
— Отношения между коллегами — не такое уж необычное или незаконное дело.
— Да, но для карьеры это серьезная помеха. Алан, я хочу стать старшим инспектором. Я, черт возьми, хочу стать старшим инспектором и главным констеблем. Почему бы и нет?
Ирония судьбы, подумал Бэнкс. Энни обрела прежние амбиции как раз тогда, когда он решил, что ему уже ничего от жизни не надо.
— А я стою у тебя на пути…
— Нет, но ты отвлекаешь меня от цели, уводишь в сторону.
— Делу время…
— Потехе ни часа.
— Так вот оно что! Ни с того ни с сего — все, конец. А все потому, что я человек и у меня есть прошлое, а еще потому, что в тебе вспыхнуло желание сделаться начальником.
— Считай, что да. — Энни поднесла бокал ко рту и сделала несколько больших глотков.
Бэнкс понял, что она торопится уйти. Да пропади все пропадом, подумал он. Его жгли обида и злость, и он не собирался дать ей уйти так просто.
— Ты уверена, что причины только в этом? — спросил он.
— А в чем же?
— Не знаю. Ты ни к кому меня не ревнуешь? Скажи.
— Ревную? К кому? Да и с чего?
— Ну, может, к Дженни?
— Алан, ну что ты, черт возьми, несешь! Успокойся, я не ревную тебя к Дженни. Если и ревную, то только к Сандре. Неужели не понятно? Она значит для тебя больше, чем кто-либо другой.
— Это не так. Во всяком случае теперь — нет. — Тут Бэнкс вспомнил про письмо, вспомнил чувства, охватившие его, когда он читал холодные, деловые слова… — Так, может быть, ты уходишь к другому? — спросил он.
— Алан, да нет никакого другого. Поверь мне. Я все тебе сказала. Сейчас в моей жизни нет места никому.
— А сексуальные потребности?
— Что ты имеешь в виду?
— Если для тебя проблема спать с человеком, который в действительности хоть немного заботится и думает о тебе, так, может быть, легче подцепить какого-нибудь жеребца в баре — никаких требований или обязательств. Можно даже имен друг другу не называть. Тебя это больше устроит?
— Алан, я не знаю, чего ты хочешь добиться, но прошу, прекрати говорить со мной в таком тоне.
Поморщившись, Бэнкс потер виски:
— Ты меня сбила с ног, Энни, только и всего. Прости. У меня тоже был сегодня тяжелый день.
— Прости и ты меня. Я не хотела тебя обидеть.
— Так не обижай. Ты только скажи мне, чего я не должен делать и… — Бэнкс взглянул на Энни и увидел в ее глазах слезы.
Он один-единственный раз видел ее плачущей — когда она рассказывала ему об изнасиловании, — и потянулся через стол, желая взять ее за руку.
Она резко отдернула руку:
— Не надо.
— Энни…
— Нет. — Она порывисто поднялась.
Столик качнулся, ее бокал опрокинулся, и пиво потекло Бэнксу на колени.
Энни так стремительно выбежала из паба, что он не успел сказать ни слова. Он остался сидеть, чувствуя, как холодная жидкость впитывается в ткань брюк, и ловя на себе любопытные взгляды посетителей. Бэнкс благодарил судьбу за то, что Энни не назначила встречу в «Куинс армс», где все его знали. Ну и денек выдался, подумал он. А мог бы быть еще поганей…
17
В четверг, закончив занятия в последней группе и проверив несколько письменных работ, Дженни закрыла свой кабинет в Йорке и, выехав на автостраду А1, направилась в Дарем. Из-за множества грузовиков и фур, перевозивших товары, движение на трассе было плотным и напряженным, но это неудобство скрашивал прекрасный солнечный денек без малейшего намека на дождь.
После встречи и беседы с Китом Мюрреем, если он, конечно, согласится, у Дженни, по ее прикидкам, еще останется время, чтобы добраться к концу дня до Эдинбурга и разыскать Лору Годвин. Тогда придется остаться там на ночь — в противном случае ей предстоит долгая поездка в темное время суток, но с этим она разберется позднее. Одна из ее прежних университетских подруг работает на факультете психологии в университете Эдинбурга. Хорошо бы с ней встретиться и поболтать о событиях, которые произошли с ними после расставания. В ее-то жизни, к сожалению, ничего особенно радостного не случилось, с грустью думала Дженни, а уж теперь, после неожиданной встречи с подругой Бэнкса, скорее всего и не случится. С этим надо смириться: если за семь лет знакомства они с Бэнксом так ни разу и не перешли границ дозволенного, значит, как ни печально, и впредь не судьба.
Интересно, эта Энни, внезапно возникшая на пороге паба «Куинс армс», приревновала Бэнкса к ней, Дженни? Она наверняка видела ладонь Бэнкса, лежавшую на руке Дженни, и, хотя это был чисто дружеский жест, истолковать его можно было по-разному: язык тела весьма многозначен. Ревнива ли Энни? Она производит впечатление уверенной в себе и уравновешенной особы, однако, пока они находились рядом, Дженни почувствовала в манере поведения Энни нечто странное и даже занервничала. Бэнкс — единственный мужчина, о котором она беспокоится и которого готова защищать. Почему бы это? При его внешней замкнутости и независимости на деле он куда более уязвим, чем кажется окружающим, но явно не относится к тем, кого сразу бросаются защищать и опекать.
