Эд Макбейн - Способ убийства

Лейтенант подошел к Уиллису, обменялся с ним несколькими словами и, подбоченившись, повернулся к Анжелике. Кажется, Вирджиния Додж позволит им допросить арестованную. Как любезно с ее стороны!

Мейер Мейер снова терпеливо склонился над своим донесением. Он был уверен, что Вирджиния Додж не подойдет к его столу, чтобы проверить шедевр, над которым он мучительно корпел, и с полным основанием предполагал, что ему удастся выполнить то, что он задумал, особенно сейчас, когда в комнате взорвалась эта пуэрториканкская бомба. Вирджиния Додж, казалось, была полностью поглощена девицей — ее порывистыми движениями и потоком колоритных эпитетов, срывающихся с ее уст. Мейер не сомневался в том, что он осуществит первую часть своего плана так, что этого никто не заметит.

Сомневался он лишь в том, сможет ли составить достаточно красноречивое сочинение.

У него никогда не было хороших отметок по английскому языку и литературе, и он не умел писать сочинения. Даже в юридическом колледже его работы никто не назвал бы блестящими. Каким-то чудом он все же набрал достаточное количество баллов, выдержал экзамены и в награду получил поздравление от дяди Сэма в виде любезного приглашения отслужить свой срок в Армии Соединенных Штатов. Пройдя через дерьмо и болота своей четырехлетней службы, он был демобилизован как «отслуживший с честью».

Ко времени демобилизации он решил, что не стоит тратить драгоценные годы жизни на то, чтобы завоевывать клиентов. Офисы размером с собачью конуру и гонки на машине «скорой помощи» были не для Мейера Мейера. Он поступил в полицию и женился на Саре Липкин, с которой встречался еще во время учебы в колледже. Он еще помнил дразнилку: «Не прилипали друг к другу пары так, как Мейер прилип к Липкин Саре». Дразнилка никогда ему не мешала. Он слушал, как его дразнили, и терпеливо улыбался. Все было правильно, он действительно прилип к ней, как она прилипла к его губам (Сара очень любила целоваться, и, может быть, потому он и женился на ней, вернувшись из армии).

Решение оставить профессию юриста поразило прежде всего самого Мейера, но он все же наплевал на юриспруденцию и поступил на работу в полицию. По его мнению, эти профессии были связаны между собой. Как полицейский, он тоже стоял на страже закона, делая свое дело терпеливо и добросовестно. Он стал детективом третьей степени только на восьмой год работы в полиции. Для этого тоже надо было терпение. Теперь, терпеливо ударяя по клавишам пишущей машинки, он составлял свое послание.

— Как тебя зовут? — спросил Бернс девицу.

— Чего?

— Как тебя зовут? Куаль эс су номбре?

— Она знает английский, — заметил Уиллис.

— Не знаю я инглес! — возразила пуэрториканка.

— Она врет. По-испански она умеет только ругаться.

Брось, Анжелика. Будешь нам подыгрывать, и мы тебе подыграем.

— Я не знаю, что значит «подыгрывать».

— Ах, какая невинность! — сказал Уиллис. — Слушай, потаскушка, брось ты эти глупости. Не делай вид, что ты только что сошла с парохода. — Он повернулся к Бернсу. — Она живет в этом городе почти год, Пит, и занимается главным образом проституцией.

— Я не проститутка, — возразила пуэрториканка.

— Конечно, она не проститутка. Простите, забыл.

Она работала целый месяц в швейной мастерской.

— Я мастерица, вот я кто. Не проститутка.

— Ладно, ты не проститутка, пусть будет так. Ты спишь с мужчинами за деньги. Это большая разница, согласна? Пусть будет так. Ну, а почему ты перерезала глотку тому парню?

— Какому парню?

— А их было несколько? — спросил Бернс.

— Я никому не резала глотка.

— Да? Кто же? — спросил Уиллис. — Санта Клаус? А куда ты дела бритву? — Он снова повернулся к Бернсу. — На нее натолкнулся патрульный. Но он не смог найти орудия убийства. Наверное, она бросила бритву в сток. Куда ты дела бритву?

— У меня нет бритва. Я никому не резала глотка.

— У тебя все руки в крови! Кому ты хочешь втереть очки?

— Кровь от эти наручники.

— О господи, это дохлый номер! — вздохнул Уиллис.

«Вся беда в том, — думал Мейер Мейер, — что трудно найти подходящие слова. Тон должен быть спокойным, без дешевой мелодрамы и без нажима, иначе могут подумать, что это розыгрыш или творение шизофреника. Это должна быть искренняя просьба о помощи с ноткой отчаяния. Без этого никто мне не поверит и от всего этого не будет никакой пользы. Но если послание будет слишком отчаянным, тоже никто не поверит. Значит, надо быть очень осторожным». Мейер посмотрел на внимательно слушавшую Вирджинию. «Мне надо спешить, — подумал он, — ей может прийти в голову подойти и проверить, что я делаю».

— Ты знаешь, кому перерезала глотку? — спросил Уиллис.

— Ничего не знаю.

— Тогда я открою тебе маленький секрет. Ты когда-нибудь слышала об уличной банде под названием «Арабские рыцари»?

— Нет.

— Это самая большая банда в нашем районе. Главным образом подростки. Кроме вожака банды, которому двадцать пять. Он женат, у него одна дочь. Его зовут Касым. Ты когда-нибудь слышала о человеке по имени Касым?

— Нет.

— В сказке это брат Али-Бабы, в жизни — вожак банды под названием «Арабские рыцари». Его настоящее имя — Хосе Дорена. Знаешь такого?

— Нет.

— Он очень важный человек среди блатных, этот Касым. Вообще-то он дешевка, слабак, но среди уличных банд имеет вес. Есть еще одна банда под названием «Латинская колонна», и члены этой банды вот уже несколько лет сильно не в ладах с «Арабскими рыцарями». Знаешь, какое условие перемирия поставили эти латинос?

— Нет, а какое?

— Отдать им как трофей одежду одного из «Арабских рыцарей» и покончить с Касымом.

— Кому это интересно?

— Должно быть интересно тебе, детка. Парень, которому ты перерезала горло, — это и есть Касым, Хосе Дорена.

Анжелика моргнула.

— Это точно? — спросил Бернс.

— Точно, Пит. Так вот, Анжелика, если Касым умрет, «Латинская колонна» поставит тебе в парке памятник. Но «Арабские рыцари» вряд ли одобрят твой поступок. Это куча злобных подонков, милочка, и им совсем не понравится, что ты порезала их вожака, приведет ли это к его преждевременной кончине или нет.

— Чего?

— Отдаст он концы или нет, все равно ты у них в черном списке, детка.

— Я не знала, кто он.

— Значит, это ты его порезала?

— Да. Но я не знала, кто он.

— Зачем же ты это сделала?

— Он приставал ко мне!

— Как?

— Он начал лапать меня.

— Ах, оставьте! — простонал Уиллис.

— Лапал!

— Да здравствуют непорочные девственницы! — воскликнул Уиллис. — Почему ты порезала его, детка? И на этот раз не рассказывай нам трогательные истории в рамке из сердечек и цветочков. — Он хватал меня за грудь на лестнице. У входа в дом, и люди смотрели. Вот я и порезала его.

Уиллис вздохнул.

Вирджиния Додж, казалось, устала от допроса. Она нервничала, но продолжала неподвижно сидеть за своим столом, держа в руке 38-й калибр. Бутыль с нитроглицерином стояла на столе перед ней.

Надо спешить, подумал Мейер, надо закончить, наконец, и действовать, не допуская ошибок. Если эта дама подойдет ко мне и увидит, чем я занимаюсь, она спустит курок и отстрелит мне полголовы. Сара должна будет сидеть положенные дни траура целую неделю. Во всем доме завесят зеркала и повернут к стене фотографии. Господи, это будет ужасно. Действуй, Мейер. Не стоит умирать в такой теплый день.

— Значит, он хватал тебя за грудь? — спросил Уиллис. — За какую, правую или левую?

— Это не смешно, — ответила Анжелика, — если мужчина лапает на людях, не смешно.

— И ты полоснула его?

— Si.

— Потому что он схватил тебя за грудь, верно?

— Si.

— Твое мнение. Пит?

— Чувство собственного достоинства не зависит от профессии, — ответил Бернс, — я ей верю.

— А, по-моему, она нагло врет, — возразил Уиллис, — и когда мы все проверим, то наверняка обнаружим, что она крутила целый год с этим Касымом, а когда заметила, что он положил глаз на другую девчонку, резанула его бритвой. Это больше похоже на правду, а, детка?

— Нет, я не знаю этот Касым. Он просто прошел мимо меня и снахальничал. Мой тело есть мой тело. Я продаю его, когда хочу, но не для такие свиньи с грязные руки.

— Ура! Тебе действительно поставят памятник в парке. — Уиллис повернулся к Бернсу: — Как мы определим этот случай? Злонамеренное нападение?

— В каком состоянии находится Касым?

— Его отвезли в больницу. Кто знает? Весь тротуар был залит кровью. И знаешь, что меня убило. Пит? Вокруг него собралась куча детишек. Видно было, что они никак не могут решить, что делать — плакать, смеяться или кричать. Они как-то странно прыгали на месте, понимаешь, о чем я говорю? О господи, расти на этих улицах, видеть такое каждый день! Можешь себе представить?

— Держи связь с больницей, Хэл, — сказал Бернс, — оформим ее потом. Сейчас мы не можем сделать больше… — Он повернул голову туда, где сидела Вирджиния Додж.