Пер Валё - Розанна
Закрыв папку и погасив свет, он сказал себе:
— Кто бы он ни был и кто бы она ни была, я должен это сделать.
VII
— Интерпол, черт бы его побрал, — сказал Колльберг.
Мартин Бек ничего не ответил. Колльберг заглядывал ему через плечо.
— Эти идиоты к тому же еще пишут по-французски?
— Это тулузская полиция. Они кого-то ищут.
— Французская полиция, — сказал Колльберг. — Несколько лет назад я послал им через Интерпол заявление о розыске. Речь шла об одной соплячке из Юрсхольма. Три месяца они отмалчивались, а потом вдруг пришло длиннющее письмо от парижской полиции. Я, конечно, ни слова не понял и отдал его переводить, а на следующий день читаю в газете, что ее нашел один шведский турист. Нашел, еще чего. Она просто торчала в том знаменитом на весь мир ресторане, где высиживают все те шведские соплячки, которые занимаются этими делами бесплатно…
— «Le Dome».
— Точно. Так вот, сидит там эта девица с одним арабом, с которым она спит, причем торчит там каждый день уже полгода. Ну вот, а днем мне приносят перевод и я узнаю, что во Франции ее не могут найти вот уже три месяца и в настоящее время ее наверняка там нет. Д если и есть, то только мертвая. При «нормальном» исчезновении у них все выясняется максимум за две недели, в данном же случае, к сожалению, вероятнее всего произошло преступление.
Мартин Бек сложил письмо, взял его за уголок и опустил в один из ящиков.
— Что они пишут?
— Ах эти, из Тулузы? Испанская полиция нашла ее на прошлой неделе на Мальорке.
— И для этого им нужны такие печати и длинные письма?
— Да, — сказал Мартин Бек.
— Кроме того, твоя девушка наверняка шведка. Как мы с самого начала и думали. И все-таки странно…
— То, что никого не волнует ее исчезновение, откуда бы она ни была. Иногда я о ней думаю.
Колльберг постепенно сменил тон.
— Меня это выматывает, — заявил он. — Ужасно выматывает. Сколько раз ты уже узнал, что это не она?
— Если считать эту, двадцать семь раз.
— А будет еще больше.
— Конечно.
— Жаль ее, но ты не должен уделять этому так много времени.
— Да.
Хорошие советы наверняка легче давать, чем их выполнять, подумал Мартин Бек. Он встал и подошел к окну.
— Ну, а я лучше займусь своим убийцей, — вздохнул Колльберг. — Сидит, ухмыляется и обжирается. Это дело тоже любопытное. Сперва напивается, потом убивает жену и детей обухом, пытается поджечь дом и зарезать себя, а для полноты картины является в полицию, хнычет и жалуется на еду. Сегодня отправлю его к психиатру. И все-таки жизнь прекрасна, — добавил он и захлопнул за собой дверь.
Газон перед управлением полиции округа Кристинеберг начал понемногу желтеть. Небо было серым, ветер гнал по нему клочья дождевых туч. В оконное стекло хлестал ливень, с деревьев уже опали почти все листья. Было двадцать девятое сентября, решительно и неотвратимо наступала осень. Мартин Бек с отвращением посмотрел на свою наполовину выкуренную сигарету, подумав о своих слишком нежных бронхах и ужасном первом насморке холодного полугодия, которое вот-вот начнется.
— Бедняжка, кто же ты? — сказал он про себя. Он слишком хорошо знал, что надежда убывает с каждым днем. Может быть, им вообще не удастся выяснить, кто она, тем более найти виновного. Только он один может это сделать. У женщины, лежащей на клеенке на ярко освещенном солнцем волноломе, было по крайней мере лицо, а теперь у нее есть только безымянная могила. Убийцу он представлял себе как бы в тумане, без контуров и только ясно видел его руки, которые умеют душить.
Мартин Бек встряхнулся. Не забывай, что у тебя имеются три самых главных достоинства полицейского. Ты упрям, логичен и очень спокоен. Тебя нельзя вывести из равновесия, а к преступлению, которое ты расследуешь, у тебя отношение только профессиональное, каким бы это преступление ни было. Такие слова, как отвратительный, ужасный, дьявольский, относятся к лексикону газетчиков, ты не должен их употреблять. Убийцы вполне нормальные люди, только еще более несчастные и неуравновешенные.
Ольберга он не видел с того вечера, когда они сидели вдвоем в гостинице, но разговаривал с ним часто — последний раз ровно неделю назад — и еще помнил последнюю фразу:
— Отпуск… нет, пока не закончим это дело. Я уже сделал все, что мог, но буду продолжать, даже если мне придется вычерпать все озеро Бурен.
Ольберг слишком упрямый, подумал Мартин Бек.
— Черт возьми, — тихо пробормотал он и ударил себя кулаком по лбу.
Он вернулся к столу, сел, повернул кресло на четверть оборота и тупо уставился на лист бумаги в пишущей машинке, пытаясь вспомнить, что же собирался печатать в тот момент, когда явился Колльберг с сообщением из Франции.
Через шесть часов, без двух минут пять, он стоял в плаще и шляпе и со страхом думал о переполненном метро по дороге домой. Дождь все еще шел, и ему показалось, что он уже вдыхает тяжелый запах влажной одежды и его сжимает плотная масса чужих тел, усиливая в нем чувство, похожее на страх одиночества.
Без одной минуты пять пришел Стенстрём. Он ввалился внутрь, как обычно, без стука. Это было неприятно, но переносимо по сравнению с Меландером, который долбил в дверь, как дятел, или Колльбергом, который колотил в дверь так, что можно было оглохнуть.
— Есть сообщение для отдела розыска пропавших девушек. Пора бы уже послать благодарственное письмо в американское посольство. В конце концов, это твой единственный корреспондент.
Он посмотрел на розовый обрывок телетайпной ленты.
— Линкольн в Небраске. Откуда было предыдущее сообщение?
— Из Астории в штате Нью-Йорк.
— Это те, которые прислали подробное описание на трех страницах и забыли добавить, что речь идет о негритянке?
— Да, — кивнул Мартин Бек.
Стенстрём подал ему ленту и сказал:
— Тут есть телефон какого-то человека в посольстве, думаю, ты должен ему позвонить.
Радуясь, что появился предлог оттянуть мучения в метро, Мартин Бек вернулся к столу, но было поздно. У сотрудников посольства рабочий день уже закончился.
На следующий день, в среду, погода была еще хуже, чем накануне. С утренней почтой пришло запоздалое объявление о розыске двадцатипятилетней домработницы из никому не известного городка Ренг, очевидно, где-то на юге, в Сконе. Она не вернулась из отпуска.
До обеда одну копию описания Колльберга и отретушированные фотоснимки отослали советнику полиции в Веллинге, другую копию и фотографии отправили по адресу: Детектив-лейтенант Элмер Б. Кафка, Отдел расследования убийств, Линкольн, Небраска, США.
После обеда Мартин Бек почувствовал, что у него начинают опухать миндалины. Когда он пришел вечером домой, ему уже было больно глотать.
— Завтра уголовной полиции придется обойтись без тебя, я займусь тобой, — заявила его жена.
Он открыл рот, чтобы ей ответить, однако посмотрел на детей и промолчал.
С безошибочным инстинктом она начала укреплять свою победу.
— У тебя совершенно заложен нос… ты дышишь, как рыба, выброшенная на берег.
Бек коротко поблагодарил за ужин и занялся своими такелажными проблемами, работой, которая всегда его успокаивала. Он работал не торопясь и систематически, в голову не приходили никакие посторонние мысли. До него доносился звук телевизора из соседней комнаты, но Бек совершенно не обращал на него внимания. Через некоторое время в дверях появилась дочь, вид у нее был кислый, а на подбородке размазалась жевательная резинка.
— Тебе кто-то звонит. И как назло как раз посреди Перри Мейсона.[4]
Черт, надо будет переставить телефон куда-нибудь в другое место.
Черт, надо будет немного заняться воспитанием своих детей.
Черт, а что вообще можно сказать двенадцатилетней девочке, которой нравятся «Битлз» и у которой уже заметны груди?
Он побрел в гостиную с таким видом, словно просил прощения за то, что вообще родился, и там глупо уставился на мужественное лицо великого защитника закона и правосудия, которое занимало весь экран, потом вынес телефон как можно дальше, в прихожую.
Добрый вечер, — поздоровался Ольберг. — Послушай, мне, кажется, пришла в голову одна идея.
— Я слушаю.
— Помнишь, мы с тобой говорили об экскурсионных судах? Ну, тех, что летом проплывают здесь в половине первого дня и в четыре часа?
— Да.
— Я пытался на прошлой неделе опросить экипажи всех грузовых судов и частных яхт, но для этого у нас не хватает возможностей. А час назад один наш парень из патрульной службы сказал мне, что как-то летом он видел, как какой-то экскурсионный пароход проплывал мимо могилы Платена в западном направлении примерно после полуночи. Когда это было, он забыл, и вспомнил об этом только сейчас, когда я начал всех расспрашивать. Он несколько раз дежурил ночью в тех местах. Мне кажется это маловероятным, но он клянется, что не ошибается. Через день он уехал в отпуск и совершенно забыл об этом.
