Эд Макбейн - Десять плюс один
– Кошмарно скучный человек! – сказала мисс Мориарти. – Но у него великолепная память. Я убеждена, что он описал вам Бланш Леттиджер именно такой, какой она была тогда. Как вы думаете, вам будет полезно то, что он рассказал?
– Увы, мисс Мориарти, – сказал Карелла, – самое обидное в нашей работе, что мы толком не знаем, что нам будет полезно, пока не склеятся все разрозненные куски.
– Надо будет запомнить, – сказала мисс Мориарти. – Это могло бы помочь в моей смертельной борьбе с Шерлоком Холмсом.
– Пусть победит сильнейший, – сказал Карелла. Они попрощались с мисс Мориарти и очутились на залитой солнцем улице.
– Ну и что ты думаешь? – спросил Мейер.
– Пока не знаю. Почему она бросила университет вот так, ни с того ни с сего? Хорошая студентка, хорошие оценки, участвовала в разных мероприятиях... – Карелла пожал плечами.
– Странно, да? Особенно если ты приехал из такой дыры, как Кукумо.
– Да не Кукумо.
– Ну, тогда Джонсборо.
– Именно.
– Ты думаешь, стоит туда поехать?
– Зачем?
– Не знаю, может, посмотреть, что за семья, родственники – в таком духе.
– Ну и что нам это даст? Нет, Мейер, почему эта девица вдруг все бросила? До этого была хоть какая-то связь, пусть самая хрупкая. А теперь... – Он пожал плечами. – Мне это не нравится. Правда.
– Я ведь тоже не особенно в восторге.
– Может, все-таки псих? Тогда мы так и будем бегать. Он будет забавляться и стрелять в кого попало, просто так, наудачу.
– Кто эта блондинка, которая машет тебе рукой? – спросил вдруг Мейер.
Думая, что он шутит, Карелла ответил:
– Блондинки всегда мне машут руками, старина.
– Неужто? Даже шестнадцатилетние?
Карелла посмотрел туда, куда показывал Мейер. С противоположного конца парка им навстречу быстро шла белокурая девушка в темно-синей плиссированной юбке и голубом пуловере. Он сразу узнал ее и помахал рукой в ответ.
– Ты ее знаешь? – спросил Мейер.
– Конечно. Одна из моих поклонниц.
– Я все забываю, что ты звезда сыска.
– Вот и не забывай, понятно?
* * *Волосы Синди Форрест рассыпались по плечам. Она чуть-чуть подкрасила губы и надела жемчужное ожерелье. Книги она прижимала к груди. Синди подошла к детективам, загадочно улыбаясь.
– Привет! – сказала она. – Вы меня ищете?
– Нет, – ответил Карелла, – но я очень рад вас видеть.
– Вы очень любезны, – сказала Синди. – Какими судьбами вас занесло сюда?
– Хотели пошарить в архивах. А вы, вы что здесь делаете?
– Вы забыли? Я здесь учусь.
– Я не забыл, вы готовитесь стать психологом.
– Вот и нет. Преподавателем.
– И вы хотите преподавать в университете.
– Нет, в колледже, – поправила Синди.
– Вот так суперсыщик! – вздохнул Мейер.
– Мейер, познакомься. Это Синтия Форрест. Мисс Форрест, мой коллега детектив Мейер.
– Очень приятно, – сказала Синди, протягивая руку.
Мейер, улыбаясь, пожал ее.
– Счастлив познакомиться.
Она тут же опять повернулась к Карелле:
– Вы нашли то, что искали?
– Кое-что нашли, но не уверен, что это будет нам так уж полезно.
– Архивы не полны?
– Да, почти так, – сказал Карелла. – Только...
– Вы видели мистера Фергюсона?
– Кого?
– Фергюсона. Тренера футбольной команды.
– Нет, его мы не видели.
– Он, наверное, мог бы вам помочь. Он здесь уже тысячу лет. Команда никогда не выигрывает, но он все равно остается тренером, потому что он очаровательный старикашка.
– Понятно, – сказал Карелла.
– Вам следует с ним поговорить.
– А зачем, Синди?
– Но разве вы пришли не за тем, чтобы... – Синди посмотрела на Кареллу. – Извините, кажется, я что-то не так поняла.
– Думаю, мы все здесь в одинаковом положении, – сказал внезапно Мейер, прищурившись. – Почему вы считаете, что мы должны повидаться с этим тренером, мисс Форрест?
– Да потому, что он тоже играл в этой команде.
– Кто играл в команде? – спросил Карелла.
– Папа, конечно! – Она замолчала, а потом, глядя на детектива широко открытыми глазами, спросила: – Так вы что, не знали, что он учился в Рэмси?
* * *Сальваторе Палумбо, пятидесяти семи лет, маленький, сухонький человек родом из Неаполя, приехал в Соединенные Штаты в 1938 году. Приехал потому, что ему не нравился ни Муссолини, ни то, что он делал со страной. Палумбо высадился в Америке, не зная ни слова по-английски, и всего богатства у него было сорок долларов, жена, двое детей и адрес одного из кузенов. Он разыскал его в Филадельфии. Кузен радушно принял их, а потом дал понять, что Сальваторе лишний. И Палумбо, который еще совсем не говорил по-английски – все произошло через неделю после его приезда, – истратил половину своих долларов на железнодорожные билеты, посадил семью в вагон и отправился в другой город, где постарался выбиться в люди.
Америка – страна, где все возможно. Тот, у кого есть отвага, воля, честолюбие, как у Сальваторе Палумбо, может лет через двадцать пять стать владельцем маленького дома на Риверхед – в итальянском квартале, конечно, но не в трущобах или гетто – и маленького овощного магазинчика неподалеку от дома, а точнее, на Доувер Плейнз-авеню, и звать его будут Сэл вместо Сальваторе.
Первого мая, в полдень, когда совсем в другом районе детектива Карелла и Мейер сделали целый ряд удивительных открытий, Сэл Палумбо, стоя на тротуаре перед своим магазином, перетирал фрукты. Во-первых, детектива только что выяснили, что Энтони Форрест учился в университете Рэмси (чего они до сих пор не знали), а во-вторых, под сильным впечатлением от этого открытия они вспомнили, что Мэй Норден, вдова Рэндольфа Нордена, адвоката, говорила им, что муж учился на юридическом факультете этого университета. Они как будто отыскали недостающую деталь скучнейшей головоломки, которую никак не могли найти, а она все это время ждала их, лежа под пепельницей на столе. На радостях они наконец-то могли связать два первых убийства со смертью Бланш Леттиджер, проститутки, тоже учившейся в Рэмси. Исполненные невыразимого блаженства, они сочли, что загадка почти решена, тогда как все еще только начиналось.
Что до Сэла Палумбо, то он вовсе не блаженствовал, перетирая фрукты. Против фруктов он ничего не имел, он их даже очень любил, но не испытывал никакой радости от того, что их надо перетирать. Делал он это, чтобы фрукты нравились покупателям.
Одна из его клиенток как раз приближалась к магазину – ирландка миссис О’Греди. Он не знал, как зовут эту даму. Он знал, что она живет на Риверхед, но не очень близко от его лавки.
– О, синьора! – сказал Палумбо, когда она подошла к нему.
– Ах, Сэл, никаких этих ваших итальянских штучек! – ответила она.
Миссис О’Греди, маленькой очаровательной женщине с лукавыми зелеными глазами, было около пятидесяти лет. Она уже почти пять лет делала покупки на Доувер Плейнз-авеню, потому что цена и качество товара тут выгодно отличалась от тех, что были в ее квартале. Ни миссис О’Греди, ни Сэл Палумбо не потерпели бы ни малейшего намека на то, что уже почти пять лет они легко и невинно флиртуют. Они назвали бы сказавшего такое человека просто сумасшедшим. У Палумбо была жена, двое взрослых сыновей и еще три малыша; миссис О’Греди была замужем, и дочь ее тоже уже была замужем и ждала ребенка. Но у Палумбо была слабость к женщинам – ко всем женщинам, будь они южанки с черными волосами и еще более черными глазами, как его жена, или ирландки – миниатюрные, с упругим задом и зелеными глазами, как миссис О’Греди. Что до миссис О’Греди, то она была женщиной темпераментной и любила пообниматься с хорошо сложенным парнем, а у маленького Сэла Палумбо были очень сильные руки и мощная грудь, покрытая вьющимися волосами, выбивавшимися в открытый ворот рубашки. Они обменивались невинными фразами о фруктах и продолжали флиртовать, в чем никогда бы не признались. Впрочем, этот флирт никогда бы и не зашел дальше легкого касания рук. Но тем не менее раз в неделю, по вторникам, флирт этот расцветал пышным цветом благодаря грушам, яблокам, сливам и персикам.
– Сегодня у вас не очень-то хороший товар, Сэл, – сказала миссис О’Греди. – Это все, что есть?
– Что же вам нужно?! – вскричал Палумбо, в голосе которого слегка ощущался итальянский акцент. – Мои фрукты великолепны. Чего вы хотите? Хотите отличных груш? У меня даже абрикосы есть. Первые в этом сезоне.
– Держу пари, горькие, как хина.
– У меня? Горькие фрукты у Сэла Палумбо? Ах, прекрасная синьора, не оскорбляйте меня!
– Это ведь испанские дыни?
– Конечно. Есть же у вас глаза? Вы их правильно назвали: испанские дыни.
– Они хорошие?
– Великолепные?
– Откуда мне знать?
– Синьора, только для вас... Я вам отрежу ломтик, но это только потому, что это для вас, и потому, что тогда вы увидите, что не бывает дынь более сладких, сочных и зеленых... зеленых, как ваши глаза.
