Димитр Пеев - Седьмая чаша (сборник)

— О ком сказать?

— С кем он поедет на дачу. Тогда, в последний вечер. Где его и пришили.

— Знаю, — дрогнувшим голосом проговорил Спиридон. — Он мне сказал. Я своими глазами этого типа видел, правда, издалека. Ночью — нет, уже чуть рассвело (наутро после отъезда Бати) — слышу, мотор тарахтит. Выглянул в окно — машина под навес въезжает. Дай, думаю, Батю встречу. Пока одевался, пока двери отпирал, гляжу — он уже у калитки. Прогуляться, думаю, пошел. И не стал его окликать, чтобы наших не разбудить. А оказалось, не Батя то был, а этот… Будь он проклят, паскуда!

— Кто?

— Жентельмен…

— Ну и ну! Быть не может! — Консулов почувствовал вдруг, что выезжает на скользкую дорогу, где надо быть предельно внимательным — не тормозить, но и не газовать слишком.

— Может, может. Именно так Батя его называл. — Спиридон поставил рюмку на стол, испытующе глядя на собеседника.

«Сейчас или никогда! — думал Консулов. — Эх, только бы у Джентльмена был сын! Ладно, рискнем…»

— Знаю я Жентельмена. Отъявленный негодяй. Самого, правда, не видал, но с сыном его имел дело.

«Если сына нет, — подумал Консулов, — придется выкручиваться: дескать, ошибка вышла…»

— Сын Жентельмена вел тогда машину Бати, и на ней же…

В десятку!.. Дело сделано. Пора исчезать.

— Только не вздумай трепаться, слышишь? — Голос Спиридона снова дрожал. — Если Жентельмен пронюхает, пощады не будет никому. Батю пришил, меня и подавно пришьет. Я для него — что тебе мошка!

— Не дрейфь, Спиридон. Не пронюхает. Слово даю. Не он тебя, а мы с Раджой — его!..

Время поджимало. Можно было, конечно, предстать и в таком живописном костюме, однако Консулов решил все-таки пожертвовать точностью и прийти чуть позже, зато прилично одетым.

Когда он явился на планерку, полковник уже делал выводы.

— А если и разговор с дочерью Кандиларова не даст результатов, тогда надо еще настойчивее, а главное, еще более тонко, интеллигентно снова допросить всех. Особое внимание — к матери и сыну Бончевым. Действуйте, товарищи.

— Можно и мне высказаться, товарищ полковник? — смиренно попросил Консулов.

Полковник сердито глянул на него.

— Приходишь к самому концу, а потом задерживай из-за тебя совещание… Ладно, высказывайся, если у тебя не пустяки какие-нибудь.

— Это уж вам видней, — обиженно сказал капитан. — Если такая спешка, я могу и отложить до следующего совещания.

— Давай говори, не теряй времени!

— Тогда я просто сообщу, кто ездил с Нанай Маро в Старую Церковь. Кто подсыпал стеностен в коньяк. Кто вернулся на той же машине в Софию в четыре часа утра. И, наконец, кто приказал Нанай Маро убить Кандиларова.

— Ты все это знаешь?! — воскликнул полковник. — Чего ж ты сидел, молчал, слушал?

— Я недолго сидел, молчал и слушал. Потому что опоздал. А опоздал потому, что надо было узнать, кто, к примеру, ездил с Нанай Маро в Старую Церковь…

— Капитан Консулов! — Цветанов, видимо, терял терпение.

— Андроник Кочев Ликоманов, товарищ полковник, — отчеканил Консулов. — По кличке Джентльмен, или, в произношении некоторых свидетелей, Жентельмен.

Консулов подробно, с присущим только ему красноречием описал, как он подбирался к Ликоманову: после того, как услышал о продаже «москвича», ему почти все стало ясно, и дело мог довершить любой стажер. Как всегда, Консулов увлекся, утратил чувство меры и насчет стажера сболтнул зря, однако что поделаешь — как говорится, победителей не судят.

— Вообще все шло как по маслу. Удивила меня только низкая цена, назначенная за «москвич» — всего-навсего тысяча двести левов. А стоит такая машина тысяч пять-шесть, не меньше. Нанай Маро, можно сказать, получил машину даром…

— Может, из-за налога? — спросил Шатев.

— Может быть. А скорей всего вот что: кто-то хотел сделать подарок Нанай Маро. За некую услугу.

— Уже сделанную или предстоящую, — уточнил Бурский.

— Но не за уголовщину, поверьте моему слову! — воскликнул Консулов. — Слишком давно продал машину сын… Да, я забыл сообщить имя сына нашего героя: Тервел Андроников Ликоманов.

— Браво, капитан! — похвалил полковник. — Итак, подвожу итог. Допустим, что Ликоманов был с Насуфовым на даче, подсыпал стеностен, вернулся в Софию. Возможно также, что по его указке Нанай Маро прикончил кто-то другой. Но все это, ребята, не более чем догадки. Где доказательства? Свидетели — где?

— Мертвые, — мрачно проговорил Тодорчев.

— Ну не все. Ведь Спиридон-то пока что живой, — поправился Бурский. — Не исключено, что он тоже сопровождал Кандиларова на дачу, а может, и в пещере побывал.

— И меня беспокоит это «пока что живой», — сказал полковник. — Надо немедленно задержать Спиридона. Таким образом мы его спасем. А как с ним быть дальше — поглядим. Сравним отпечатки пальцев и все такое. Поручим это капитану Шатеву.

— Но ведь если Ликоманов узнает, что Спиридон арестован…

— И пусть узнает. А мы уведомим пограничников, чтобы он случайно не покинул страну вместе с женой и сыном. — После паузы Цветанов добавил: — За Бангеевым в этом плане тоже надо присмотреть, а может быть, и за Верджинией Кандиларовой.

— Ладно, с Ликомановым ясно. Только почему вы думаете, что Бангеев — с его железным алиби! — захочет удрать?

— Потому что на его, а не на моей даче (хотя у меня таковой и нет!) произошли оба убийства. Кстати, я хотел бы получить более подробные сведения об этой фигуре.

Бурский встал.

— Как мы могли! — нервничая сказал он. — Как могли! Вцепились в Бангеева, а ведь позабыли, что дача-то раньше принадлежала Ликоманову! Он, продав ее Бангееву, оставил себе запасные ключи!

— Да-а-а… — протянул Цветанов. — Только теперь все становится на свои места.

— Иван еще когда говорил об этом, а мы не придали значения. Ключи от дачи мог дать Ангелу Насуфову сам Ликоманов… Здесь я проморгал. Поэтому разрешите мне самому заняться Ликомановым.

Шатев почти никогда не ходил в форме. Не все коллеги видели его в капитанских погонах. Но сегодня утром он облачился в мундир и, сопровождаемый старшиной, поехал на операцию. Главной ее целью было поднять как можно больше шума при аресте Спиридона. Чтобы как можно больше людей, а заодно и Ликоманов, узнали об этом.

Помня, как описывал Консулов вопли на похоронах Насуфова, Шатев ожидал увидеть столь же эффектную сцену. И ошибся. Без протестов не обошлось — но слабых, вымученных. Может быть, очень уж внушителен был вид милиционеров, прикативших на желто-синей оперативной машине, а может, родители парня ожидали такого поворота событий. Во всяком случае, они не были потрясены. Зато сбежавшиеся соседи, увидев Спиридона в наручниках, выражали недоумение и даже возмущение.

Арестованного поместили в одиночную камеру и довольно долго не вызывали на допрос. По настоянию полковника кроме Шатева в кабинете присутствовал Тодорчев: у капитана было чему поучиться.

Внешне Спиридон держался спокойно, даже гордо — явно сказывались уроки Бати, — но от взгляда капитана не укрылось, что душа у него ушла в пятки. На первый вопрос (фамилия, имя, год рождения) он ответил:

— Сам, что ли, не знаешь, папаша?

Надо было парня приструнить, и Шатев рявкнул:

— Я тебе не папаша! Гражданин капитан, ясно? И вопросы здесь задаю только я, понял? Теперь давай с самого начала. Имя, фамилия?

Оказалось, почти во все пункты анкеты, включая и образование, надо было вписывать «нет». Подросток воспользовался краткой паузой и все-таки задал вопрос:

— За что меня замели, а, папаша?

— Я что тебе сказал? Спрашиваю здесь я. Отвечай: где набирали воду в ведро, в котором твой Батя утопил бай Петко?

— Какое ведро? Какой бай Петко?

Губы говорили одно, а глаза — совсем другое. Вероятно, парень впервые тогда встретился с насильственной смертью. Такое зрелище не забывается.

— Ладно, для начала я сам отвечу, но учти, в последний раз. Красное ведро было, пластмассовое. А бай Петко — это Кандиларов. Будто бы и не называл его так Нанай Маро, когда вы на дачу в его машине ехали? В синеньком «москвиче». Ай-яй-яй! Попал ты в соучастники убийства! Или никогда на той даче не был? Давай-ка вспоминать: двухэтажная, бревенчатая, с террасой…

— Не был! Не был! Не был!

— Не ори, я не глухой. Что же, отвезти тебя туда или пригласить к нам сторожа Ивана и его жену? Они ведь видели тебя там, дитятко невинное!

Спиридон словно язык проглотил. Шатев допускал, что может ошибиться в каких-то деталях. Не это было сейчас главным. Важно было узнать, ездил ли парень тогда с Насуфовым на дачу.

Шатев решил сбавить тон.

— Должен признаться, — сказал он миролюбиво, — ты мне симпатичен. Может, не так уж и симпатичен, но вижу, не совсем ты пропащий. Я думаю, в пещере ты не был. Тогда, ночью, когда Нанай Маро бросил труп в озеро. Ты остался у входа — не захотел смотреть… Это хорошо.