Презумпция невиновности - Анатолий Григорьевич Мацаков
— Да, посидеть несколько минут не мешает, — согласился Борис. — Весь день сегодня на ногах...
— Что, работы много?
— Под завязку. Жалобы прямо косяками идут. Подавляющее большинство из них — на злоупотребления чинуш разных рангов и званий, о кооперативах, нарушениях демократических основ...
Мы присели на стоявшую возле куста сирени скамейку, закурили. Гурин продолжал:
— Недавно к нам поступила жалоба старой деревенской женщины. Ее внук, рано оставшийся без родителей, учился в кооперативном техникуме, за злостное хулиганство осужден нарсудом нашего района к двум годам лишения свободы, а его приятель, совершивший преступление вместе с ним, отделался легким испугом — получил условную меру наказания. Женщина убеждена, что здесь сказалось служебное положение его отца, ответственного работника райисполкома. Проверили: сынок высокопоставленного папаши виноват не меньше внука старой женщины...
— А как же суд?..
Гурин пыхнул сигаретой, огонек на секунду высветил его худощавое, аскетическое лицо с горбатым носом и сросшимися на переносице бровями.
— Мы часто говорим: «Суд независим...» Но это только принцип, а не реальность, — с невеселой усмешкой ответил Борис. — На практике суд зависим от многих инстанций — райкома партии, исполкома, отдела юстиции. Может ли он, например, вынести объективное решение о законности того или иного нормативного акта местных органов власти! Чего греха таить, эта зависимость по так называемой горизонтали порой сказывается и на приговорах суда. Пока суды не будут выведены из подчинения местных властей и станут подчиняться только по одной линии — «по вертикали», должного порядка у нас не будет. Да и существующая у нас избирательная система (и не только судей) желает много лучшего. Впрочем, избирательной ее можно назвать только с большой натяжкой. Ведь само слово «выборы» предполагает, что гражданин из числа нескольких кандидатов имеет право выбрать одного. А кого выбирать, если в бюллетене для тайного голосования — фамилия только одного кандидата, заранее согласованная и санкционированная в верхах!
Слушая Бориса, я вспомнил случай, произошедший лет десять назад в Соколове. Долгое время судьей в районе работал некий Подобедов. Опытный юрист, но человек невысоких моральных качеств, угодничавший перед любым начальством, он не пользовался авторитетом среди населения. И во время очередных выборов в народные судьи его «прокатили» — в большинстве бюллетеней фамилия его оказалась вычеркнутой. Это уже было ЧП, в райкоме и райисполкоме забили тревогу. Из области и республики в Соколово нагрянули разных рангов и званий представители. Выборы были признаны недействительными. В случившемся усмотрели чуть ли не антисоветский заговор. Начали искать зачинщиков. К этой работе подключили и меня, в то время начальника отделения уголовного розыска райотдела внутренних дел. Но я отказался участвовать в этой позорной, как считал, акции, за что по личному указанию первого секретаря райкома партии Николая Афанасьевича Ковалева схлопотал строгий выговор с занесением в учетную карточку за «игнорирование распоряжений райкома и халатное отношение к исполнению служебных обязанностей, запущенную профилактическую работу среди населения района».
Я напомнил об этом давнем случае Гурину.
— Помню, помню, как тогда тебя песочили, — засмеялся Борис. — Как на наше партийное собрание пожаловал сам Николай Афанасьевич, как он одергивал коммунистов, которые не считали нужным объявить тебе даже простой выговор. Кстати, был на днях в Соколове, довелось встретиться с Николаем Афанасьевичем. Он сейчас такую кипучую деятельность развил по упрочению гласности и демократии в районе, что впору ему памятник при жизни ставить! С ходу человек перестроился! Тебе привет и наилучшие пожелания просил передать, дескать, пусть не обижается — время тогда было такое...
— В гробу бы я хотел видеть этого приспособленца и демагога с его приветами!
— А ты не злись, Игорь. Ковалев ведь еще ангел по сравнению с другими деятелями, которые выползли на берег перестройки из застойного болота. Сам знаешь, немало их, к сожалению, среди нас. И не только в масштабе области или района. Небезызвестный тебе Михаил Андреевич Суслов превосходно чувствовал себя и в годы культа, и в период волюнтаризма, и в недавние времена застоя. Причем курировал не какую-то отрасль народного хозяйства, а возглавлял идеологическую работу нашей партии! Идеологию! — поднял вверх палец Борис. — Не исключаю, что Михаил Андреевич и сегодня бы держал в своих руках бразды правления, если бы не умер...
— Ты говорил, что много жалоб поступает в прокуратуру на кооперативы. В чем они заключаются, эти жалобы? — перевел я разговор на другую тему.
Гурин покосился на меня, насмешливо спросил:
— Уходишь от острых вопросов?
— Эти вопросы всю жизнь меня по рукам и ногам вязали.
— Не надо было заниматься перестройкой и гласностью, когда ими в те времена еще и не пахло. Вот и били тебя. И довольно чувствительно били!.. — Борис опять закурил и через минуту уже прежним усталым голосом сказал: — Что же касается интересующих тебя жалоб, то они в основном на сверхвысокие цены. Неделю назад пришло письмо за десятком подписей жителей улицы Горького. Там открылось кооперативное кафе, а через дорогу работает столовая общепита. Из этой столовой и поступали в кафе готовые мясные блюда и продавались там втридорога, а в столовой — только супы, овощные салаты и редко когда — котлеты. Проверкой занимались работники ОБХСС и народного контроля. Факты подтвердились. Возбуждено уголовное дело, перед исполкомом поставлен вопрос о закрытии кафе. И таких жалоб много. На местах кооперативную систему пустили на самотек...
Гурин затянулся несколько раз подряд и выбросил сигарету, зябко поежился — становилось прохладно. Помолчав, задумчиво добавил:
— Меня еще одна проблема настораживает и тревожит. Когда был в Соколове, заглянул к председателю колхоза «Искра» Бричковскому, да ты его знаешь. Дельный мужик, с хозяйской хваткой. Ввел на откормочном комплексе несколько семейных подрядов. Познакомил меня с Николайчиками: муж, жена и дочь-школьница взялись откармливать полсотни свиней. Работают по 16-18 часов в сутки. Успехи налицо: суточный привес свиней в три-четыре раза выше, чем в колхозе. Соответственно и получают за свой труд. Об этой семье телевидение сняло фильм, вчера посмотрел его. Ведущий, захлебываясь от восторга, говорил, что семья Николайчиков чуть ли не переворот совершила в животноводстве. А чему тут радоваться? Надолго ли хватит у этих людей энтузиазма, если они и впредь будут работать на износ? Они же за работой света божьего не видят! Где уж тут почитать книгу, сходить в кино, присмотреть за детьми — у них, кроме дочери, еще трое ребятишек, за которыми глаз и глаз нужен! Я
