Александр Золотько - Игра втемную
– От вашего?
– От моего, – кивнул Петров и осторожно взял у меня обойму из рук. – Но отпечатки пальцев теперь на ней ваши.
Я сел на диван. Петров вернулся в кресло и удовлетворенно кивнул. У него снова появилась возможность разговаривать со мной с позиции силы. И он дал мне это оценить. Потом Петров вынул из кармана носовой платок и тщательно вытер обойму.
– Это я вам показал, чтобы вы мне все-таки поверили. Если бы мы не передумали – вас сегодня же утром арестовали бы за незаконное хранение боеприпасов.
– И что же вас остановило? Надо полагать, гуманизм и филантропия.
– Ничего подобного. Просто сегодня утром стало известно, что в СИЗО в своей камере покончил жизнь самоубийством осужденный Брыкалов. Есть предположение, что у него не выдержали нервы в ожидании ответа Президента на его прошение о помиловании.
– Мне он сказал, что в случае отказа в помиловании он не будет просить еще раз, а с гордостью примет пулю в лоб.
– Не знаю, с гордостью или нет, но Брыкалов повесился в камере смертников. И даже не оставил посмертную записку.
– Ну как твое самочувствие? – жизнерадостно спросил Женька, входя в комнату. – Мне Татьяна сказала, чтобы я к тебе зашел. Позвонила мне в общагу. Очень торопила.
– Здравствуй, Женя, – с чувством сказал я, – она тебе откуда звонила?
– Я так понял, что звонила она из редакции. Мне передавала привет от ребят. И тебе, кстати. Твоим самочувствием Главный интересовался.
– Значит, она звонила из редакции, – обреченно сказал я.
Я ведь просил Татьяну все сделать с телефона-автомата. Позвонить Женьке и еще кое-кому. Судя по всему, она решила сэкономить время и силы. Позвонила из редакции, с телефона, который, я в этом был уверен, прослушивается. Сегодня я действительно мог никуда не выходить из дому.
– Женя, если тебя не затруднит, пожалуйста, пойди на кухню и поставь чай. Мне нужно минут десять поболтать, а потом пообщаемся с тобой.
Женька внимательно посмотрел на меня, на Петрова и вышел из комнаты. Дверь он тщательно за собой прикрыл, что ясно указывало на правильное понимание им текущего момента.
– Мы остановились на самом интересном месте в нашей беседе. Брыкалов повесился в своей камере. Он этот героический поступок совершил ночью?
– Поздно вечером. Контролер слишком поздно заглянул в камеру.
– А как же его сокамерник? Он что, ничего не видел?
– Какой сокамерник? Брыкалов находился в одиночке, как положено смертникам.
– Был у него сокамерник. Был. Я когда интервью брал, видел шахматы на столе. Перед нашим приходом постель напарника убрали, чтобы все выглядело, как будто он просто сидел в двухместной камере один.
– Может быть, так оно и было?
Я не смог уловить в голове Петрова фальши или иронии, потому ответил честно:
– В переполненном СИЗО, в камерах которого сидит в четыре раза больше арестованных, чем положено, один человек в двухместной камере – непозволительная роскошь. Тем более, что, помимо шахмат, в камере были сигареты. А Брыкалов не курил. Он сам заявил, что бережет здоровье, несмотря ни на что.
– Ну, как бы там ни было, – подвел черту Петров, – Брыкалов умер. Нам показалось, что подобные места для вас могут оказаться ненадежными.
– И поэтому вы здесь. Как и вчера днем.
– Как и сегодня ночью. Уже вторые сутки возле вашего дома дежурят наши люди, охраняя ваш покой и сон. Поэтому я так отреагировал на вашего визитера. Все слишком серьезно, чтобы мы рисковали. И поэтому мне очень хотелось бы знать, что именно происходило с вами в последнее время.
Он хотел бы знать, что происходило со мной в последнее время! Я бы и сам этого хотел. Но я не был уверен, что Петров тот человек, который смог бы мне все объяснить. Он пытается использовать меня втемную, а это самый непродуктивный способ сотрудничества со мной. Я молчал, и Петров молчал. Он ждал, а мне ждать было нечего. План, который еще утром казался мне эффективным и правильным, сейчас выглядел несколько бледно. Можно играть в детектив, если это ничем не грозит. Но если в результате неверного шага можно оставить этот бренный мир, то все приобретает несколько иную окраску. Как говорилось в одной детской дразнилке: «А жить-то хочется, а ножки тонкие!» А ножки тонкие.
В коридоре зазвонил телефон. «Я возьму трубку», – сообщил Петров и вышел.
Разговор длился всего пару минут. Петров вернулся в комнату, и по его лицу я понял, что меня ждут новости. Я понял, что сейчас Петров скажет что-нибудь типа: «Уважаемый Александр Карлович, мне только что сообщили, что ввиду изменившихся обстоятельств…» Такое чувство предвидения будущего мне знакомо очень хорошо. Особенно ярко у меня запечатлелась в памяти ночь на 13 декабря тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Я стоял дневальным, когда в роту прибыли все офицеры и прапорщики, и ротный приказал поднять всех, кто был свободен от нарядов, на полтора часа раньше положенного. Рота построилась, ротный прошелся перед строем, строгий и серьезный, а у меня в голове четко прозвучало: «Товарищи, за последнюю ночь обстановка в Польской Народной Республике резко обострилась, и введено военное положение». Слова эти вначале прозвучали у меня в голове, а через минуту их произнес ротный.
– Уважаемый Александр Карлович, – очень серьезным тоном сказал Петров, – мне только что сообщили, что ввиду изменившихся обстоятельств…
– Давайте проще, – прервал его я, – что случилось и что в связи с этим я должен сделать?
– Что случилось – я сообщу вам немного позднее, а пока я вынужден вас просить срочно уехать из дому вместе со мной на несколько дней. Я понимаю, что звучит это необычно, но я вас прошу не задавать лишних вопросов, а просто собрать вещи. Через десять минут приедет машина.
В душе у меня было пусто и холодно. Настолько пусто и холодно, что я даже не отреагировал на это предложение так, как должен отреагировать любой нормальный человек. Я тупо кивнул.
– А как же семья?
– Если вы уедете – им ничего угрожать не будет. Вы для них самая большая угроза. Вернее, ваше присутствие. Собирайте вещи.
– Сколько у меня еще есть времени? – обреченно спросил я.
– Машина будет через десять минут, я смогу добавить еще минут пятнадцать на сборы, максимум через тридцать минут нас здесь не должно быть.
Не продолжая расспросов, я полез в шкаф, выволок свою походную сумку и стал укладывать в нее белье.
– На сколько дней собираться? – на всякий случай поинтересовался я.
– Максимум неделя. Полевые условия жизни не предполагаются. Продукты можно не брать – питание мы берем на себя, – ответил Петров.
Какая широта и щедрость проявляется нашими спецслужбами. Хотя, может быть, и не нашими, а вражескими. И через пару дней выяснится, что меня завербовала разведка Берега Слоновой Кости. О том, что через пару дней меня просто могут найти в сильно подпорченном виде, думать не хотелось. И оставшиеся полчаса я решил потратить на то, чтобы выполнить свой вчерашний план хотя бы частично. И я позвал из кухни Дымченко.
– Слушай, Евгений, – начал я сразу же, как только Женька вошел в комнату, – я тебя сейчас буду допрашивать, не отрываясь от основного занятия, а ты будешь отвечать мне правдиво и искренне. А то я на тебя Петрова натравлю.
Женька покосился на Петрова, а Петров весьма неодобрительно посмотрел на меня. Но «Остапа уже понесло».
– Будь человеком, Женька, и вспомни, как именно ты подавал в редакцию свой материал о банке. Только вспомни как следует, с подробностями.
– Ну как? Я собрался ехать к своим в Бердянск. Пришел к тебе, чтобы отпроситься. За день до отъезда мне позвонил из Запорожья Серега и попросил заехать, сказал, что для меня есть интересная информация о банке, – дальше Женька замялся, и мне пришлось его подтолкнуть.
– И что ты сделал после этого?
– Я не смог тебя найти и пошел к Вадиму.
– И?
– И он мне дал добро на этот материал. Даже деньги выдал на командировку.
Это да, это я не подумал тогда. Я-то ведь точно знаю, сколько у Женьки в месяц выходит гонораров. Почему я сразу не сообразил, что Дымченко просто не хватило бы заработка на все эти путешествия. У меня тогда мелькнула мысль об этом, но я решил, что ему подбросили родители. А ведь у них с деньгами не особенно благополучно.
– После приезда ты показывал свою писанину Главному? – спросил я, хотя ответ знал почти наверняка.
– Я отдал Вадиму статью. Он вернул ее на следующий день, сказал передать тебе и, если возникнут проблемы с размещением, – обратиться к нему. А что?
– Да нет, ничего. Просто уточняю.
Выходило очень интересно. Мы с Женькой практически одновременно ввязались в неприятности. В его случае Вадим дал добро, а в моем – просто нацелил меня на тему. Может быть, совпадение?
Я утрамбовал свой багаж в сумку и стал одеваться. Петров сидел в кресле и выглядел очень заинтересованным. Женька томился и оттого спокойно сидеть на стуле не мог – все время порывался встать и пройтись по комнате, но сразу же возвращался на место.
