Эд Лейси - Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах

— Почему вы купили «ягуар», Туи?

— Как вы верно заметили, все хотят что-то собой представлять, — ответил я, как мне показалось, остроумно.

Я сверился с адресом грузовой компании в своей записной книжке. Было бы пустой тратой времени искать свободное место для парковки на улице, поэтому я, недолго думая, въехал на автостоянку и уплатил сторожу доллар. Вылезая, мисс Роббенс одарила окружающих счастьем лицезреть ее белые ноги, но я точно знал, что внимание белого охранника привлекли отнюдь не ее ноги.

Мы подошли к воротам грузовой компании в четверть двенадцатого.

— Томас выходит на обед ровно в полдень, — сообщила она. — У нас полно времени, а я проголодалась.

— Но ведь тут одни только рюмочные да бары.

— А какая разница! — бросила она и, направившись к Восьмой авеню, заскочила в бар-переросток, представляющий собой нечто среднее между кафетерием и рюмочной. За стойкой и в зале сидело человек десять — все мужчины и все, разумеется, белые. Мы получили по жирному гамбургеру и по пиву и, пробираясь к свободному столику, поймали на себе еще десяток удивленных взглядов. Два субъекта в шоферских комбинезонах сидели по соседству с нами, и один из них, рыжий жлоб лет двадцати семи, что-то зашептал своему корешу — явно про нас. Мне не надо было прислушиваться, чтобы понять, о чем он.

Роббенс же пребывала в отличном расположении духа и щебетала, что подобные заведения рождают у нее «освежающее ощущение жизни и восстанавливают душевное равновесие». Я косился на рыжего: никогда не знаешь, что может учудить белый в следующую минуту. Такие могут даже убить..

Мы допили пиво, и тут мисс Роббенс спустила курок — ей, видите ли, вздумалось покурить трубку. Теперь мы превратились в цирковой дуэт. Рыжий отколол какую-то шутку, и они с приятелем покатились со смеху — до моих ушей донеслось только: «…ей бы это понравилось».

Когда Кей оглянулась на них и наморщила носик, точно оттуда воняло, я понял, что без разборки не обойтись и что отрабатывать гонорар мне придется по-серьезному. Обычно я пропускаю подобные приколы мимо ушей, но теперь-то я не мог позволить себе упасть в глазах клиента. Да и рыжий шоферюга со своим приятелем изрядно меня раздражали.

Пока я ломал голову над тем, как мне обставить свой выход на сцену, рыжий мне помог, поднявшись за очередной чашкой кофе. Когда он возвращался к своему столику, я громко сказал мисс Роббенс:

— Пойду принесу вам воды.

— Я не хочу…

Повернув голову к Кей, я направился прямо на рыжего и столкнулся с ним. Весу в нем было сто семьдесят и мои двести тридцать четыре фунта отправили его в нокдаун прямо на грязный пол. К сожалению, он расплескал кофе не на себя, а на линолеум.

— Извини, я такой неловкий, — прокудахтал я и одним рывком поставил рыжего на ноги, схватив его за руку и до боли впившись ему в кожу пальцами. Со стороны могло показаться, что я поднял его как перышко, на самом же деле я расставил ноги и, вжав их в пол, напряг все мышцы. Он попытался шевельнуть онемевшей рукой, не смог и вскрикнул:

— Смотреть лучше надо!

— Я же сказал, что случайно, — проговорил я медленно, ожидая дальнейшего развития событий и одновременно поглядывая на его приятеля за столиком.

Рыжий явно колебался: падение на пол сбило с него спесь. И он решил ничего не предпринимать. Отряхнувшись, он пробурчал:

— И кофе пролил…

Я бросил десятицентовик на прилавок.

— Налейте парню по новой! — и с этими словами прошел к питьевому фонтанчику, наполнил стакан водой для Кей и вернулся.

Выбив пепел из трубочки и пожав мне руку, она восхищенно прошептала:

— Сногсшибательный номер! — Она была счастлива как ребенок.

— Слушайте, — я понизил голос, — давайте договоримся: не надо устраивать из каждого события прецедент для борьбы за гражданские права.

— Это я устраиваю? Я просто не понимаю…

— А я просто хочу сказать, что когда я хочу чашку кофе, я только хочу чашку кофе, а не публичного скандала. Когда же я захочу провести социологический тест, я скажу об этом прямо. Я не виню ни вас и никого. Даже этого рыжего гада не виню. Я просто высказываю свое мнение.

— Я вас не понимаю.

— Если вы заходите в общественное место купить себе бутерброд, то даже не думаете об этом, но для меня оказаться в ресторане среди белых — это всегда испытание на выдержку… Ладно, забудем об этом.

— Забудем о чем? Не хотите же вы сказать, что ходите в ресторан только в Гарлеме?

— Нет, конечно, просто прошу вас на будущее, предупреждайте меня, что вы хотите — поесть или развлечься! — Я хотел еще добавить, что у нее уже есть трубочка и что ей необязательно иметь к трубочке и меня в придачу, чтобы вызвать интерес у окружающих. Но вместо того я улыбнулся, точно мы невинно шутили, и сказал обычным голосом: — У нас только десять минут. Не пора ли идти?

— Пожалуй, — ответила она и как ни в чем не бывало — только с улыбкой на губах — вышла. На улице она сказала: — Это так меня задело. Я всегда изо всех сил стараюсь держаться предупредительно с нефами. Но вы такой ранимый.

— Я тоже всегда изо всех сил стараюсь вести себя любезно с вашими.

— Слушайте, что вы надо мной постоянно насмехаетесь? Я же сказала: мне это не нравится.

— Да не насмехаюсь я — это вы такая ранимая, — успокоил я ее и мысленно приказал себе заткнуться, пока меня не уволили. Я скроил ей свою самую приветливую ухмылку и добавил: — Мы ссоримся из-за ерунды. Давайте работать. Мы вдвоем слишком бросаемся в глаза, стоя рядом у ворот грузовой компании. Томас когда-нибудь видел вас?

— Нет. Я сама вела себя как первостатейный детектив. Вот вам собранное нами досье на него — адрес, возраст, приметы и прочее. А вот снимок, сделанный шесть лет назад. Он с тех пор мало изменился, вот только теперь у него короткие волосы, выкрашенные в песочный цвет. Вы сумеете узнать его и по этой фотографии, но если хотите, я его вам покажу.

— Да, чтобы уж быть уверенным, лучше покажите. Вот что, встанем на другой стороне улицы подальше друг от друга, и как только вы его увидите, отправляйтесь на угол. Я остановлю вас и попрошу прикурить. Ход дурацкий, но сгодится. Не глядя на него, вы мне скажете, что на нем надето, чтобы уж я твердо знал, что получу нужного клиента. Потом идите дальше и подождите меня за углом. Я отвезу вас в вашу контору.

— Не беспокойтесь, я возьму такси. Позвоните мне домой в районе восьми сегодня и расскажите, как идут дела.

— Договорились, — сказал я и сунул в карман бумаги, которые она мне дала.

Она опять ослепительно улыбнулась.

— Благодаря вам это утро было восхитительным!

— Ну и славно. Так, рабочие начинают выходить на обед. Пошли.

Мы оказались вблизи магазинов, и улица начала заполняться народом, в основном продавщицами, большей частью пуэрториканками и негритянками. Мисс Роббенс стояла около входа в здание, похожая на манекенщицу, ждущую своего кавалера. Я примостился у витрины кафе и достал трубку.

Из здания на противоположной стороне улицы заструился поток мужчин и женщин. Это был небольшой небоскреб, в котором разместилась дюжина промышленных концернов и небольших одежных фабрик. Мисс Роббенс двинулась мне навстречу, и мы разыграли сцену с прикуриванием. Я чувствовал себя последним идиотом, но, раскуривая трубку, она свирепо зашептала мне в ухо:

— Вон он в синем свитере. Видите его?

— Угу. Я вам позвоню. — Она пошла дальше, и я увидел, как она остановила такси.

Томас заметно выделялся в толпе — высокий, здоровый, с солдатской выправкой и с худым костистым лицом — вот только губы были тонкие и какие-то девчачьи. Лицо у него было запоминающимся — с такими-то губами и с сильным квадратным подбородком. На вид я бы ему дал лет двадцать пять, и если его грязно-светлые волосы и впрямь были крашеными, то красил его явно мастер своего дела. На нем были груботканые штаны, синий свитер и рабочие башмаки. Он зашел в закусочную вместе с двумя парнями. Перейдя улицу, я стал читать написанное от руки меню на окне закусочной. Томас сидел у стойки и пил кофе. За ухом у него торчала сигарета. Обращенная ко мне щека оказалась в оспинах.

Я пошел на угол и купил вечернюю газету, пролистал ее и через двадцать минут зашагал обратно к закусочной. Томас по-прежнему сидел за стойкой, но на сей раз с губы у него свисала сигарета, и он о чем-то трепался с приятелями. Судя по их расслабленным позам, они занимались тяжелым физическим трудом — парни были похожи на боксеров-тяжеловесов, отдыхающих в перерыве между раундами. Когда они вышли, я двинулся прочь. Они перешли улицу и, остановившись позади грузовика, продолжали беседу на солнцепеке. Я стоял в вестибюле невысокой многоэтажки, покуривал и не спускал глаз с Томаса до тех пор, пока без четверти час он не скрылся в дверях. В досье говорилось, что он кончает работу в пять, так что до того времени я был свободен. Жизнь внезапно стала праздником: я на целый месяц обеспечен работой, которую мне принесли на серебряном подносе.