Эд Макбейн - Топор
Она задавала вопросы, не двигая губами, а лишь быстро шевеля пальцами.
Позже, когда обед был закончен, а посуда помыта к этому часу близнецы уже крепко спали – и Фанни ушла к себе домой, они поднялись в спальню и перестали разговаривать.
* * *...4 января была суббота, но полиции что суббота, что вторник – все едино. По правде говоря, даже Рождество ничем не отличается от любого другого дня в году. Карелла встретился с Хейзом в половине девятого утра, и вместе они отправились в Нью-Эссекс, где надеялись побеседовать кое с кем из членов клуба покойного Джорджа Нелсона Лассера, общества ветеранов испано-американской войны, известного под названием «Счастливые ребята». День стоял такой же бесцветный и мрачный, как и накануне. Карелла сидел за рулем видавшего виды полицейского «седана», а Хейз, еще не совсем отошедший ото сна, расположился на сиденье рядом.
– Поздно пришел вчера? – спросил Карелла.
– Нет, не очень поздно. Мы были в кино.
– Что смотрели?
– "Саранчу".
– Да? Ну и как?
– Что-то я после этой картины все время чесался, – отозвался Хейз. – Про саранчу, которая поднимает восстание. Против людей.
– Из-за чего?
– Хороший вопрос, – хмыкнул Хейз. – На протяжении всей картины герою раз шесть-семь задают именно этот вопрос, и каждый раз он отвечает: «Понятия не имею». Сказать по правде, Стив, я тоже понятия не имею. Саранча заполонила весь свет и ползала по людям без какой-либо причины. Правда, глядеть на это было довольно страшно.
– Решили убить людей, что ли?
– Да. Есть в фильме и еще одна линия. Не весь же он из саранчи. Есть и любовная история. Что-то вроде того.
– Про кого любовная история?
– Про девушку, которая дарит герою клетку с двумя сверчками. «Сверчок на печи», помнишь?
– Ага, – сказал Карелла.
– Вот тут они и обыгрывают мысль, как у Диккенса, что сверчок приносит в дом счастье.
– Очень интересно, – отозвался Карелла.
– Да, – согласился Хейз. – Девушка и проделывает вслед за этим малым весь путь до провинции Юнь-нань...
– До чего?
– До провинции Юнь-нань. Это в Китае.
– А, понятно.
– Она следует за ним и несет клетку со сверчками, которую он хочет подарить своей престарелой няне-китаянке. Она очень старая, ее играет та актриса, знаешь, которая обычно играет старых русских аристократок. Забыл ее фамилию. Поэтому ему и нужны были эти сверчки. В общем, все довольно сложно.
– Да? – переспросил Карелла.
– Кристина решила, что эти сверчки возглавляют восстание.
– Восстание саранчи?
– Да.
– Может, и так, – не стал протестовать Карелла.
– Ты думаешь? А как же сверчки разговаривали с саранчой?
– Не знаю. А как они разговаривают между собой?
– Они, насколько мне известно, потирают передние щупальца друг о друга.
– Может, таким же образом они общаются и с саранчой?
– По-моему, сверчки к восстанию саранчи никакого отношения не имели, – сказал Хейз. – Они потребовались только для того, чтобы заманить ее в Китай.
– А к чему им потребовалось заманивать ее в Китай?
– Там-то, черт побери, Стив, и собрались полчища этой саранчи. Что дало возможность показать очень хорошенькую китаяночку, забыл, как ее зовут, ты ее знаешь, она играет во всех картинах, где требуются китаянки. Оказалось, что она бывшая приятельница героя, учительница в католической миссии, на которую саранча нападает почти в самом конце картины. И съедает священника.
– Что? Съедает священника?!
– Да, – подтвердил Хейз.
– Ну и картина!
– Его, правда, изъеденным не показали. Но он был весь облеплен саранчой, которая что-то жевала.
– Ужас! – отозвался Карелла.
– Да, – опять подтвердил Хейз. – Зато было несколько приятных кадров крупным планом.
– Какой именно из девушек?
– Еще одной. Я о ней не рассказывал. Как ее зовут, я тоже не помню.
– А героя?
– Его часто можно видеть по телевизору. Тоже не помню, как его зовут, – Хейз помолчал. – По правде говоря, главным героем картины была саранча.
– Да, – согласился Карелла.
– Да. Там была одна сцена, в которой участвовало, наверное, восемь миллионов саранчи. Они заняли весь экран. Интересно, как им удалось снять такую сцену?
– Наверное, нашли дрессировщика для саранчи, – предположил Карелла.
– Вполне возможно.
– Я один раз видел картину под названием «Муравьи», сказал Карелла.
– Хорошую?
– Вполне. Похожа на твою «Саранчу», только в ней не было девушки, несущей клетку со сверчками.
– Не было?
– Нет. Там была девушка, но она была репортером из газеты и занималась расследованием взрыва атомного реактора в каком-то месте. Из-за этого взрыва муравьи сделались гигантскими.
– Больше, чем обычные муравьи?
– Вот именно.
– А здесь саранча была обычного размера. И никаких разговоров про атомные реакторы.
– А там были гигантские муравьи, – повторил Карелла.
– Картина называлась «Муравьи»?
– Да. «Муравьи».
– А эта «Саранча», – сказал Хейз.
– "Саранча"?
– Ага.
Молча они въехали в центр города. Накануне Энтони Лассер сказал им, что «Счастливые ребята» имеют обыкновение проводить свои встречи в пустующей лавке на Ист-Бонд, но адреса вспомнить не мог. Они медленно ехали по улице в поисках лавки, над которой, как им тоже было сказано, вывески нет. В середине Трехсотого квартала они обнаружили нечто похожее на пустующую лавку с окнами, забранными занавесками, и входной дверью из зеркального стекла. Карелла запарковал машину на другой стороне улицы, опустил предохраняющий от солнечного света козырек, к которому было прикреплено рукописное объявление, уведомляющее полицию Нью-Эссекса, что на этой старой развалине прибыл по служебному вызову городской детектив, и затем вместе с Хейзом они направились к заинтересовавшему их объекту.
Они попытались заглянуть поверх занавесок, но те висели чересчур высоко. Хейз подошел к двери. Она оказалась запертой.
– Что будем делать? – спросил он. – Я звонка не вижу, а ты?
– Я тоже. Стучи по стеклу.
– Боюсь, разбужу всю округу, – сказал Хейз.
– Давай-давай.
Хейз постучал по стеклу. Потом выжидательно посмотрел на Кареллу. Постучал еще раз. Наконец, взявшись за дверную ручку, затряс дверь.
– Не снимите дверь с петель, – раздался чей-то голос.
– Ага! – пропел Карелла.
– Кто там? – спросил голос за дверью.
– Полиция, – ответил Хейз.
– Что вам надо? – спросил голос.
– Мы хотим поговорить со «Счастливыми ребятами», – ответил Хейз.
– Одну минуту, – отозвался голос за дверью.
– Идиотство какое-то, – только и успел прошептать Хейз Карелле, как дверь открылась. Человеку, стоявшему в дверях, было, по меньшей мере, лет девяносто. Он опирался на палку и злыми прищуренными глазками всматривался в детективов, с шумом вбирая воздух в свою впалую грудь. Рот у него подергивался, глаза часто-часто моргали.
– Предъявите, – приказал он.
– Предъявить что, сэр? – спросил Карелла.
– Ваши удостоверения.
Карелла, открыв бумажник, показал удостоверение. Старик, вглядевшись, вдруг спросил:
– Вы не из полиции Нью-Эссекса?
– Нет, сэр.
– Я так и подумал, – сказал старик. – Что вам угодно?
– Вчера убили Джорджа Лассера, – ответил Карелла. – Насколько нам известно, он принадлежал к...
– Что? Что вы сказали?
– Я сказал, что Джорджа Лассера...
– Мистер, со старым человеком не следует шутить.
– Мы не шутим, сэр, – сказал Карелла. – Вчера во второй половине дня Джорджа Лассера убили.
Стоявший в дверях старик еще несколько секунд молча переваривал эту новость, а потом, кивнув головой, вздохнул и сказал:
– Меня зовут Питер Мэйли. Входите.
Лавка была оборудована именно так, как Карелла и предполагал. Возле одной стены расположилась пузатая черная печка, над которой висело несколько полковых флагов и групповой снимок утомленных в боях солдат, сделанный где-то под Эль-Кани. У противоположной стены напротив печки стоял старый диван, рядом несколько обветшалых кресел. В углу был включенный телевизор, который смотрели два каких-то мрачных старика, не обративших внимания на вошедших в помещение Хейза и Кареллу. «Счастливые ребята», по-видимому, находились в состоянии какого-то сонливого уныния, присущего только им одним, и больше никому. Более мрачное сборище людей, чем этот клуб, трудно было себе представить. По явление улыбки на лице, подумалось Карелле, наверное, влекло за собой немедленное исключение из клуба.
– Вы «Счастливые ребята»? – спросил он у Мэйли.
– Да, мы «Счастливые ребята», правильно, – ответил Мэйли. – Вернее, то, что осталось от нас.
– И вы действительно знали Джорджа Лассера?
– Он был с нами еще в ту пору, когда мы брали Сибони, а потом и Эль-Кани, – сказал Мэйли. – Вон он там на фотографии вместе со всеми нами. И обратился к старикам, сидящим возле телевизора: – Умер Джорджи, ребята. Вчера это случилось.
