Валерий Маслов - Москва времен Чикаго
— Немедленно убрать из камеры все постороннее!
А сам подошел к столу, на котором лежал телефон сотовой связи, и положил к себе в портфель.
— Зачем ты взял телефон? — злобно рыкнул Мягди.
— Что?! — возмутился Усков. — Это с каких пор вы мне «тыкаете»?!
И он вновь повернулся к надзирателю:
— Заключенный Джевеликян с этого дня переводится в общую камеру. Для ознакомления с материалами уголовного дела приводить его на общих основаниях в комнату допросов. Я установлю жесткий контроль. В случае нарушения режима в первую очередь ответите вы.
И повернулся в сторону адвоката:
— Я правильно поступаю с точки зрения защиты обвиняемого?
— Абсолютно верно, — подтвердил защитник Джевеликяна, назначенный судом по просьбе Ускова. — Обвиняемый находится в следственном изоляторе, само название которого подчеркивает исключение всякого общения с посторонними, в том числе и по средствам связи.
Усков повернулся к надзирателю:
— Исполняйте!
— А куда вести? Все камеры переполнены!
— Какая камера переполнена больше всего?
— Тридцать вторая.
— Вот туда и ведите.
Джевеликян понял, что спорить бесполезно. Что совершил непростительную ошибку, грубо заговорив со следователем. Он посмотрел на надзирателя, который получил от него множество взяток в различных видах, но тот и носом не повел. Оставалось лишь подчиниться: весь красноречивый вид и решимость Ускова свидетельствовали, что он может не остановиться и на этом. Как бы и вовсе в карцере не оказаться!
Поэтому Мягди уже не метал злых, ненавидящих взглядов, хотя сердце его клокотало от ярости. Он сложил руки за спиной, как было положено в каждой тюрьме, и пошел вслед за надзирателем, даже не взглянув на Ускова.
А следователь посчитал свою работу выполненной. Теперь пошел отсчет времени, необходимого для ознакомления обвиняемого с материалами дела. Следующим этапом был суд.
Петраков действительно устоял и на этот раз. Он в самом деле был отпущен Генеральной прокуратурой под подписку о невыезде, поскольку Александр Михайлович посчитал необходимым лично доложить премьер-министру о его номенклатурном работнике.
Однако это был мир на горящем вулкане. Каждую минуту мэр был готов к появлению в его кабинете представителей правоохранительных органов. А это было страшнее всего.
Конечно, он кое-что предпринял. Все, что было возможно, спрятал или передал родственникам. Обе иномарки переписал на жену. Очистил все счета в коммерческих банках. И даже скрепя сердце вышел из состава правления своего банка «Фактум».
Но было еще многое, чего не спрячешь и не увезешь. Это и квартира в центре города, набитая массой дорогих вещей. И роскошная вилла в сосновом бору. И много чего еще, по мелочи.
«Проклятая страна! — горевал мэр, сидя в своем служебном кабинете и с тоской глядя в окно, за которым прочно обосновалась осень. — Нельзя прожить достойно богатым человеком. Вечно все надо прятать!»
Но мэр, конечно, лукавил. Он помнил, как при прежнем режиме вообще нельзя было иметь ничего частного, даже термина такого не существовало. А сейчас он наворовал такие деньги, которые ни одному западному бизнесмену и не снились. При этом не надо было создавать производство, работать день и ночь, платить налоги — все ему, умному мэру, доставалось даром.
В этот самый момент раздался звонок по правительственной связи. Петраков нервно поднял трубку.
— Николай Николаевич?! — узнал он голос премьер-министра. — Конечно, приеду. Завтра? Хорошо.
На том короткий разговор и был закончен. Ничего хорошего он мэру не предвещал… И Петраков начал готовиться к рандеву с премьер-министром, которое могло стать последним в его жизни и карьере.
Нервная жизнь настала и для Титовко. Сегодня он долго собирался на работу, никак не зная, что надеть. Почему-то стоял перед своим гардеробом и отодвигал одну вещь за другой.
Сначала хотел надеть кашемировое пальто с подкладкой из горностая, потому что на улице уже стало прохладно.
Но тут же прикинул, сколько оно стоит, и не решился. Сразу подумал об Ускове: а вдруг этот настырный следователь явится к нему снова, на этот раз с ордером на обыск?
Прощай тогда не только горностай. Придется объяснять, где он взял столько денег при скромной зарплате российского чиновника.
Тогда он остановил выбор на скромном плаще с меховой подкладкой. Он тоже стоил недешево, но на несколько порядков меньше.
Также тщательно пришлось подойти и к подбору остальных аксессуаров. Швейцарские часы фирмы «Кобер» с золотым браслетом и бриллиантами на циферблате пришлось снять и спрятать подальше. Золотой перстень с рубином пошел в тот же тайник. И только новую золотую цепь Титовко суеверно оставил на шее: однажды ведь она уже спасла ему жизнь. Возможно, пригодится и в будущем.
Он наконец собрался и вышел в прихожую. Жена посмотрела на него недоуменно:
— Ты куда это такой убогий? Кроме плаща, на тебе ничего приличного! Так одеваются рабочие на стройках коммунизма или каких там еще!
— Решил начать новую жизнь, дорогая, — отшутился Титовко. — Впрочем, и тебе не советую пока блистать излишней роскошью.
— Что, опять начался период раскулачивания?
— Возможно, — уклончиво ответил он. — Во всяком случае, для тех, кто находится под подозрением Ускова.
— Опять этот чертов следователь! Купи ты его наконец!
— Да он не покупается.
— Ну, его супругу. Есть у него жена, надеюсь?
— Есть. Какая-то деревенская баба.
— Тем более! Купи ей норковую шубу. Знаешь, — оживилась супруга Титовко. — Итальянская фирма «Фенди» только что привезла с пушного аукциона в Копенгагене новую коллекцию. Я уже каталог посмотрела. Одна мне очень понравилась: маленькая и манжеты из шиншиллы…
— Дорогая, у тебя же уже есть три шубы. В том числе из шиншиллы.
Она надула розовые губки:
— Как ты не понимаешь! В этом сезоне в моде прямые шубки, а ты хочешь, чтобы я ходила в широченной, каких никто уже не носит?
Титовко даже улыбнулся:
— Где уж мне понять женскую логику: чем больше шуб покупает женщина, тем больше ей нужно.
На этом диалог закончился, и супруг отправился на работу. Однако предчувствие его не обмануло: там его поджидал Усков. Правда, он не предъявил никакого документа на обыск, а просто сказал:
— Прокуратура подготовила обвинительное заключение по вашему делу. Где будете с ним знакомиться?
— А где можно?
— Можно, к примеру, в следственном изоляторе. Как это уже делает Джевеликян. А можно и в здании Генеральной прокуратуры.
Титовко выпалил мгновенно:
— Выбираю последний вариант. Он мне как-то предпочтительнее.
— Хорошо: пойдем вам навстречу. Но я хотел бы, чтобы вы честно ответили на мой вопрос. С какой целью господин Петраков принес в ваш кабинет целый чемоданчик валюты?
— Понятия не имею, — быстро отреагировал Титовко. — Надеюсь, не меня подкупать!
— Шутка удачная, но неуместная. Советую относиться к вопросам следствия серьезнее. Один господин вчера уже пытался так со мной шутить. Кончилось для него это плохо: теперь он в общей камере делит одни нары с братвой.
Хозяин кабинета мигом понял, о ком идет речь, и насторожился. Он понял и то, что Усков сегодня не намерен шутить. И может доставить ему любые неприятности. Поэтому поспешил извиниться:
— Прошу прощения, я не хотел вас обидеть. Но действительно, я понятия не имел об этих деньгах. Он сидел скромно с этим «дипломатом» на коленях. Вы же сами видели, когда вошли.
Усков видел. И вспомнил, что этот же вопрос можно задать и Булановой. И потому решил не мешкать. Достал из кармана записную книжку, по-хозяйски придвинул к себе телефонный аппарат на столе Титовко и начал набирать код родного города.
Джульетта оказалась на работе. Усков поздоровался и спросил:
— Джульетта Степановна, а как вы очутились в том кабинете?
Что она ответила, Титовко, к сожалению, не слышал.
Ему приходилось довольствоваться вопросами следователя, которые звучали в его кабинете, но были обращены не к нему, а к почти незнакомой женщине.
Однако, судя по ним, Буланова оказалась крепким орешком и их не выдала. Это хозяина кабинета несколько утешило.
А следователь, положив трубку, встал и протянул Титовко повестку.
— Согласно этому документу вы ежедневно можете являться в прокуратуру для ознакомления с делом. До свидания.
Она, конечно, правильно вычислила, где можно взять денег на дорогого адвоката. Только вот пробиться к мэру вдруг оказалось невозможно. Она вспомнила, как прежде достаточно было одного ее звонка, чтобы Петраков тут же припадал к ее ногам, выполнял любые желания.
Теперь его будто подменили. Его личный телефон не отвечал, а секретарша в приемной постоянно говорила одну и ту же фразу: «Вячеслав Иванович очень занят». Правда, для разнообразия она добавляла: на совещании, ведет заседание, прием граждан, разговаривает по телефону…
