Хищный зверь - Вито Франкини
— Могу сказать, что картина достаточно ясна…
— А я все-таки продолжу, потому что у него полно недостатков, но мне на них наплевать. Он невысокого роста, а мне кажется огромным, у него чуть кривые зубы, но мне они кажутся очень сексуальными. Он упрямый, но, если я настаиваю, умеет меня выслушать и что-то меняет в себе ради меня, и у меня есть тому доказательства. Я приучила его к Лигабуэ, заставила оценить Гуччини и даже кое-что из Баттьято, тех художников, которых он и художниками не считал. Он прочел все книги, которые я ему дарила, даже не очень утонченных авторов. Уверяю тебя, не каждый человек с такой культурой, как у Нардо, станет их читать. И еще: он интересуется мной, причем во всех смыслах. Знает всю историю моей семьи, просит рассказать про ссоры моих двоюродных братьев, про спесь дядюшек, про все то, о чем я сама всегда рвусь ему рассказать, поскольку хочу, чтобы он стал частью моего мира. И он не отстраняется, он всегда здесь, всегда внимательно слушает. Это тот мужчина, который мне нужен, Кармен. И точка.
Неаполитанка молча, изредка кивая, выслушала эту лавину признаний в любви, а потом обрушилась на Сабину:
— Слушай, ты и меня заставила в него влюбиться! А что, в твои силки он так и не угодил? Ты ведь, конечно, лучше всех невезучих баб, которые его облизывают; не сомневаюсь, ты — номер один. Даже в облизывании, бьюсь об заклад!
Сабина посмеялась над забавной вульгарностью, которой Кармен приправляла свои суждения. Стоило ей увлечься разговором и загореться, как проявлялась ее горячая неаполитанская натура, и она становилась неотразимой.
— Нардо не хочет ничьих силков, Кармен. И ты не поверишь, он и сам не желает никого заманивать в силки: ни меня, ни любую другую, кто его, как ты выражаешься, «облизывает». Наоборот.
— Что значит «наоборот»? Ему что, наплевать, если ты встречаешься с другими?
— Нет. Он говорит, что у нас с ним высшая связь, на которую никто не сможет посягнуть, но иногда он даже поощряет мои свидания с другими. Конечно, потом он не умирает от желания вызнать все подробности… Нет, ему достаточно просто об этом не говорить.
— Да нет… что, правда?
— Я тебе рассказывала о Федерико, тренере по боевым искусствам?
— Да, несколько недель назад. Это Нардо тебя с ним познакомил?
— Да, в какой-то мере. Он — владелец спортзала, в котором Нардо изучает лечебные приемы шиацу и тренируется в «сражениях», скажем так. Он настаивал на моем знакомстве с ним.
— Очень странно. И как прошло знакомство?
— Да неплохо прошло. Федерико — славный парень, симпатичный, спортивный, член «Армии спасения». Мы какое-то время встречались, и нам было весело вместе. Но по выходным он всегда уезжал в горы с собаками, а у меня аллергия на шерсть. После третьей поездки я уже была без сил, и мне пришлось отдохнуть. Из-за этого мы немного отдалились друг от друга. Перезваниваемся, время от времени видимся, но у него уже другая, а я думаю только о Нардо. Ну, почти только о Нардо…
— Как это — почти?
— В точности как и предвидел Нардо — терпеть не могу, когда он строит из себя пророка, убила бы! — я продолжаю видеться с Фабио, моим коллегой-полицейским…
— А я думала, что это так, мимолетная связь.
— Я тоже так думала. Но потом я прихожу к Нардо, и мы общаемся с Богом, я прикасаюсь к небу всеми десятью пальцами, и он, как всегда пунктуальный, словно говорит мне: «Вот видишь, как нам хорошо вместе», — а потом исчезает и делается неощутим на много дней, окунувшись в свою «работу». А может, он просто-напросто проклят и я раз за разом наступаю на те же грабли…
— Но значит, тебе и этот Фабио тоже нравится? Я что-то растерялась…
— Понимаю. Я и сама растерялась. Хотя у Нардо нашлось объяснение даже этому. Невероятно, но это так.
— И что за объяснение?
— Он говорит, что причина в сексе. Секс соединяет нас, людей, как ни один из видов животных. В среднем периоде жизни он вызывает химические реакции эмоций, которые, насколько я знаю, крепко притягивают нас друг к другу и создают впечатление чувства там, где его нет.
— Погоди… Прости, пожалуйста, а можешь объяснить понятнее?
— Тут был бы нужен Нардо. Но я попробую. Наш вид — Нардо, кстати, называет нас «голые обезьяны», — как ни один в мире, имеет особые отношения с сексом. Сама подумай: мы единственные, кто, раздевшись, начинает так откровенно демонстрировать свое тело, и мало кто из других природных представительниц женского рода испытывает такой оргазм, как мы. Получается, что нас все время обуревают желания… Поэтому мы находимся в категории немногих животных, занимающихся сексом просто так, без всякой практической цели, даже по многу раз на дню, а если можем — то целые дни напролет.
— Как это верно…
— Все, что говорит Нардо, всегда имеет под собой научную базу, черт бы его побрал… В сущности, на определенном этапе нашего развития, распрощавшись с защищенной жизнью на деревьях, мы изобрели любовь, потому что моногамная и долговечная связь пары особей была необходима для нашего выживания как вида. Естественный отбор вознаградил гармонию постоянной пары, потому что тот, кто много занимался моногамным сексом, рожал больше детей от одного партнера, причем в надежном, безопасном месте. И вот мы дожили до наших дней. Мы сегодняшние — плоды тысяч и тысяч моногамных спариваний, а потому, если мы долго занимаемся сексом с одним партнером, мы воображаем, что это любовь, потому что так было всегда, и это помогло нашей эволюции. Кроме того, здесь надо учесть еще и чисто культурный компонент, который всегда присутствует у нас, животных, щедро наделенных разумом: мы и сегодня еще считаем «грязным» секс за пределами официальной пары.
— Боже мой… Яснее не скажешь. Получается,
