Ю Несбё - Спаситель
Никто ее не слышал, и она в одиночестве прошла к выходу.
Он стоял у окна, смотрел на волнистый белый ландшафт. Будто замерзшее молочное море. Тут и там на верхушках волн виднелись дома и красные сараи. А над всем этим висело низкое усталое солнце.
— They are not coming back,[49] — сказал он. — Уехали. А может, их тут и не было? Может, ты врала?
— Они были здесь, — ответила Мартина, снимая с плиты кастрюлю. — Когда мы вошли, здесь было тепло, и ты сам видел следы в снегу. Наверно, что-то произошло. Садись, все готово.
Он положил пистолет рядом с тарелкой, принялся за рагу. Банки такие же, как в квартире Харри Холе. На подоконнике стоял старенький синий транзистор. Понятная поп-музыка вперемежку с непонятной речью. Как раз сейчас доносилась мелодия, которую он когда-то слышал в кино, а мама играла ее на пианино, что стояло у окна, «единственного с видом на Дунай», как обычно говорил отец, поддразнивая мать. А если она обижалась, он всегда гасил ссору вопросом, как такая интеллигентная и красивая женщина могла выбрать в мужья такого, как он.
— У тебя с Харри роман? — спросил он.
Мартина покачала головой.
— Тогда почему ты пришла с билетом на концерт к нему домой?
Она не ответила.
Он улыбнулся:
— По-моему, ты в него влюблена.
Она показала на него вилкой, словно хотела сделать какое-то замечание, но раздумала, сказала только:
— А как насчет тебя? Дома у тебя есть девушка?
Он покачал головой, отпил воды из стакана.
— Почему? Занят чересчур?
Он прыснул, забрызгав водой весь стол. Нервы на пределе. Потому и не сдержал смех. Мартина тоже засмеялась.
— Или ты голубой? — Она утерла слезы, от смеха навернувшиеся на глаза. — Может, у тебя дома друг?
Он захохотал еще громче. И смеялся еще долго после того, как она умолкла.
Мартина подложила себе и ему еще рагу.
— Раз он тебе так нравится, возьми вот это. — Он бросил ей фотографию, которую вытащил у Харри из рамы зеркала: темноволосая женщина и мальчик. Мартина взяла снимок, долго смотрела на него.
— Веселый на вид, — сказала она.
— Наверно, жилось ему хорошо. Тогда.
— Наверно.
Сероватый сумрак сочился в окна, заполняя комнату.
— Может, ему снова будет хорошо, — тихо обронила Мартина.
— Думаешь, это возможно?
— Чтобы снова стало хорошо? Разумеется.
Он взглянул на транзистор у нее за спиной.
— Почему ты мне помогаешь?
— Я ведь уже сказала. Харри не стал бы тебе помогать и…
— Не верю я тебе. Тут наверняка что-то еще.
Она пожала плечами.
— Можешь объяснить мне, что тут написано? — Он развернул и подал ей бланк, найденный на столике у Харри.
Мартина читала, а он рассматривал фото в удостоверении Харри, которое прихватил на квартире. Полицейский смотрел поверх объектива, и он сообразил, что смотрел Харри на фотографа, и подумал, что, пожалуй, это кое-что говорит о человеке на снимке.
— Это разрешение на какой-то «смит-вессон тридцать восемь», — сказала Мартина. — Ему предписано получить его на складе полицейского управления, представив данное подписанное разрешение.
Он медленно кивнул.
— И подпись там есть, да?
— Да. Подписал… э-э… комиссар полиции Гуннар Хаген.
— Иными словами, Харри оружие не получал. А значит, он неопасен. Более того, совершенно беззащитен.
Мартина заморгала глазами.
— О чем ты сейчас думаешь?
Глава 26
Воскресенье, 20 декабря. Фокус
На Гётеборггата зажглись фонари.
— О'кей, — сказал Харри Беате. — Значит, Халворсен припарковал машину именно здесь?
— Да.
— Они вышли. И Станкич напал на них. Сперва выстрелил в Юна, который успел вбежать в подъезд. А потом бросился к Халворсену, который спешил к машине за оружием.
— Да. Халворсена нашли рядом с машиной. В карманах пальто и брюк, а также за поясом брюк Халворсена мы обнаружили следы крови. Не его, а, по-видимому, Станкича, который его обыскал. И забрал бумажник и мобильный телефон.
Харри хмыкнул, потер подбородок:
— Почему он не застрелил Халворсена? Почему схватился за нож? Не затем же, чтобы избежать шума, он ведь уже перебудил всю округу, выстрелив в Юна.
— Мы тоже задавали себе этот вопрос.
— И почему он набрасывается с ножом на Халворсена и только потом убегает? По идее, единственный повод напасть на Халворсена — убрать его с дороги, чтобы не мешал расправиться с Юном. Но он даже не пытается.
— Так ведь ему помешали. Машина подъехала, верно?
— Верно, однако мы говорим о парне, который только что посреди улицы порезал полицейского. Почему он испугался случайной машины? И почему взялся за нож, хотя уже достал пистолет?
— Давай говори.
Харри закрыл глаза. Беата притопывала ногами в снегу.
— Харри, — сказала она. — Мне хочется уйти отсюда, я…
Харри медленно открыл глаза:
— У него кончились патроны.
— Что?
— Это была последняя пуля Станкича.
Беата тяжело вздохнула:
— Он же профи, Харри. И чтоб у такого кончились патроны? Нет, вряд ли.
— И все-таки, — с жаром сказал Харри. — Если у тебя есть подробный план, как убрать определенного человека, и для этого требуется одна или максимум две пули, склад боеприпасов ты с собой не потащишь. Едешь ведь в чужую страну, багаж просвечивают, а все это надо спрятать, так?
Беата молчала, и Харри продолжил:
— Значит, Станкич выпускает последнюю пулю по Юну и промазывает. После чего нападает на Халворсена, с колющим оружием. Зачем? А чтобы завладеть его табельным пистолетом для охоты на Юна. Вот почему за поясом брюк Халворсена обнаружена кровь. В этом месте ищут не бумажник, там ищут оружие. Но он не находит пушки, не знает, что она в машине. И теперь Юн закрылся в подъезде, а у Станкича только нож. Поэтому он бросает охоту и бежит прочь.
— Отличная версия. — Беата зевнула. — Мы могли бы выследить Станкича, но он мертв. И теперь это, наверно, не важно.
Харри посмотрел на нее. Глаза опухшие, красные от недосыпа. Ей хватило такта не упоминать, что от него разит перегаром. Или хватило ума понять, что говорить ему об этом бессмысленно. Но в эту минуту он уразумел и кое-что еще: именно сейчас она совершенно ему не доверяет.
— А о чем говорила свидетельница из машины? — спросил Харри. — Что Станкич убегал по левой стороне улицы?
— Да, она следила за ним в зеркало. А вон там, на углу, он упал. На том месте, где мы нашли хорватскую монету.
Он глянул в ту сторону. Последний раз, когда он был здесь, на этом месте сидел усатый попрошайка. Может, он что-то видел? Хотя сейчас на улице минус двадцать и никого там нет.
— Едем в Судмедэкспертизу, — сказал Харри.
В молчании они по Тофтес-гате выехали на второе кольцо. Мимо Уллеволской больницы. Только на Согнсвейен, когда за окном мелькали белые сады и каменные коттеджи в английском стиле, Харри внезапно нарушил молчание:
— Ну-ка прижмись к тротуару и остановись.
— Сейчас? Здесь?
— Да.
Она посмотрела в зеркало и сделала, как он просил.
— Включи стоп-сигнал, — сказал Харри. — И сосредоточься. Помнишь игру в интуицию, которой я тебя учил?
— Это когда надо говорить прежде, чем подумаешь?
— Или когда говоришь, что думаешь, прежде чем подумаешь, что об этом думать не надо. Очисти мозги.
Беата закрыла глаза. По тротуару прошло семейство на лыжах.
— Готова? О'кей. Кто послал Роберта Карлсена в Загреб?
— Мать Софии.
Харри хмыкнул:
— Откуда это взялось?
— Понятия не имею. — Беата открыла глаза. — Насколько нам известно, мотива у нее нет. И она явно не такой тип. Может, потому, что она хорватка, как и Станкич. Мое подсознание мыслит не так уж сложно.
— Возможно, ты права, — сказал Харри. — Во всем, кроме последнего. Насчет подсознания. О'кей. Спроси меня.
— Вслух? Громко?
— Да.
— Почему?
— Просто спроси, и всё. — Харри закрыл глаза. — Я готов.
— Кто послал Роберта Карлсена в Загреб?
— Нильсен.
— Нильсен? Кто из Нильсенов?
Харри открыл глаза.
Слегка недоуменно прищурился от света встречных машин.
— Рикард, конечно.
— Забавная игра, — сказала Беата.
— Езжай.
Темнота окутала Эстгор. На подоконнике лопотал транзистор.
— Тебя вправду никто не может узнать? — спросила Мартина.
— Правда. Нужно время. Нужно время, чтобы запомнить мое лицо. Только вот совсем немногие пожелали потратить на это время.
— Значит, дело не в тебе, а в других?
— Возможно. Но я не хотел, чтобы меня узнавали, дело… в том, чем я занимаюсь.
— Ты бежишь.
— Нет, наоборот. Я просачиваюсь. Вторгаюсь. Становлюсь невидимкой и закрадываюсь куда хочу.
