Ю Несбё - Полиция
— Я трус — это ты хочешь сказать?
Столе посмотрел на Харри долгим взглядом, сделал вдох, словно собирался его поправить, но передумал:
— Да, ты трус. Ты трус, потому что, мне кажется, хочешь им быть. Ты хочешь получить Ракель, ты хочешь оказаться с ней в одной лодке, ты хочешь привязать себя к мачте, чтобы либо двигаться вперед в этой лодке, либо пойти с ней ко дну. Так всегда с тобой происходит, Харри, в тех редких случаях, когда ты даешь обещания. Как там в песенке?
Харри пробормотал:
— «No retreat, baby, no surrender».[65]
— Вот в этом вся суть, в этом вся твоя суть.
— В этом моя суть, — тихо повторил Харри.
— Подумай об этом, и мы поговорим с тобой после собрания в Котельной во второй половине дня.
Харри кивнул и поднялся.
В коридоре беспокойно сидел и потел какой-то парень в тренировочном костюме. Он демонстративно посмотрел на часы, а потом недовольно — на Харри.
Харри пошел по улице Спурьвейсгата. Сегодня ночью он не спал, а утром не позавтракал. Ему кое-что требовалось. Он знал это. Ему требовалось выпить. Он отмел эту мысль, зашел в кафе на углу Бугстадвейен и заказал тройной эспрессо. Харри проглотил кофе прямо у стойки и попросил повторить. Он услышал за своей спиной тихий смех, но не повернулся. Вторую чашку Харри выпил медленно. Он открыл лежащую на столе газету, просмотрел передовицу и стал листать дальше.
Рогер Йендем размышлял о том, что из-за нераскрытого тройного убийства полицейских городской совет собирается произвести перестановки в Полицейском управлении.
После того как Столе впустил Пола Ставнеса, он снова занял свое место за письменным столом, а Ставнес направился в угол, чтобы надеть сухую футболку, извлеченную из рюкзака. Столе воспользовался случаем в открытую зевнуть, выдвинул верхний ящик и положил в него телефон так, чтобы хорошо его видеть. Затем он поднял голову и посмотрел на обнаженную спину своего пациента. После того как Ставнес стал ездить на сеансы на велосипеде, у них вошло в обычай, что он переодевался в углу кабинета. Он стоял, как всегда повернувшись к Столе спиной. Единственное, что было не как всегда, — это то, что окно, перед которым курил Харри, по-прежнему было открыто. Свет падал так, что Столе Эуне увидел в оконном стекле отражение голой груди Пола Ставнеса.
Ставнес быстрым движением натянул футболку и повернулся.
— Что касается временны`х рамок…
— …их надо четко соблюдать, — подхватил Столе. — Согласен. Подобное больше не повторится.
Ставнес поднял глаза:
— Что-то случилось?
— Да нет, просто встал сегодня раньше, чем обычно. Давайте оставим окно открытым, здесь так мало воздуха.
— Здесь много воздуха.
— Как хотите.
Ставнес начал закрывать окно, но остановился. Внимательно посмотрел на него и медленно повернулся к Столе. На его лице появилась тень улыбки.
— Проблемы с дыханием, Эуне?
Столе Эуне почувствовал боль в груди и руке. Известные симптомы инфаркта. Только это был не инфаркт, это был чистый, первозданный страх.
Столе Эуне заставил себя говорить со спокойной интонацией и тихо:
— В последний раз мы снова говорили о том, что вы слушали «Dark Side of the Moon». В комнату вошел ваш отец и выключил усилитель, и вы сидели и смотрели на умирающий красный огонек, а потом умерла и девушка, о которой вы думали.
— Я сказал, что она онемела, — раздраженно ответил Пол Ставнес. — Не умерла, это другое.
— Да, другое, — сказал Столе Эуне, осторожно протягивая руку к телефону в ящике стола. — Вам бы хотелось, чтобы она могла говорить?
— Я не знаю. Вы весь в поту. Вы нездоровы, доктор?
Снова эта насмешка в голосе, чуть заметная наглая улыбка.
— Со мной все в порядке, спасибо.
Пальцы Столе легли на кнопки телефона. Ему надо было вынудить пациента говорить, чтобы тот не слышал звука нажимаемых клавиш.
— Мы не говорили о вашем браке. Что вы можете рассказать о своей жене?
— Да мало что. Почему вы хотите поговорить о ней?
— Близкая связь. Судя по всему, вы испытываете неприязнь к людям, которые вам близки. Сами вы использовали слово «презрение».
— Значит, несмотря ни на что, вы все-таки чуть-чуть меня слушали? — Короткий злобный смех. — Я презираю большинство людей за то, что они слабы, глупы и невезучи. — Снова смех. — Три промаха из трех возможных. Скажите, вы помогли тому Иксу?
— Что?
— Полицейскому. Гомику, который пытался поцеловать другого легавого в сортире. Он поправился?
— Вряд ли так можно сказать.
Столе Эуне набирал сообщение, посылая проклятия своим толстым пальцам-сосискам, которые, казалось, от возбуждения раздулись еще больше.
— Но если вы думаете, что я такой же, как он, почему вы считаете, что сможете вылечить меня?
— Икс был шизофреником, он слышал голоса.
— А у меня с мозгами лучше, по вашему мнению?
Пациент злобно засмеялся, а Столе продолжил набирать сообщение. Он пытался нажимать клавиши, пока пациент говорил, пытался закамуфлировать звуки, шаркая ногами по полу. Одна буква. Еще одна. Чертовы пальцы. Вот так. До него дошло, что пациент замолчал. Пациент Пол Ставнес. Откуда бы ни взялось это имя. Новое имя найти не сложно. Как и избавиться от старого. А вот с татуировками сложнее. Особенно с большими, покрывающими всю грудь.
— Я знаю, почему вы потеете, Эуне, — сказал пациент. — Вы увидели отражение в окне, когда я переодевался, да?
Столе Эуне почувствовал, как в груди возобновились боли, словно сердце не могло решить, биться ему сильнее или не биться вовсе. Он надеялся, что маска, которую он надел на лицо, выражает полное непонимание, как ему и хотелось.
— Что? — громко спросил он, чтобы заглушить нажатие клавиши, отправившей сообщение адресату.
Пациент задрал футболку до шеи.
С груди на Столе Эуне взирало немое кричащее лицо.
Лицо демона.
— Рассказывай, — сказал Харри, прикладывая к уху телефон и допивая вторую чашку кофе.
— На лобзике отпечатки пальцев Валентина Йертсена, — сказал Бьёрн Хольм. — И зазубрины на полотне совпадают. Это тот самый лобзик, которым пользовались в Бергслиа.
— Значит, Валентин Йертсен был Пилильщиком, — отозвался Харри.
— Похоже, что так, — ответил Бьёрн Хольм. — Но вот что меня удивляет: Валентин Йертсен прячет орудие убийства у себя дома, вместо того чтобы где-нибудь утопить.
— Он планировал вновь им воспользоваться, — пояснил Харри.
Он почувствовал вибрацию телефона. Эсэмэска. Он взглянул на экран. Отправитель — «С», то есть Столе Эуне. Харри прочитал. И перечитал.
валентин здесь sos
— Бьёрн, пошли патрульную машину в офис Столе на Спурьвейсгата. Валентин там.
— Алло? Харри? Алло?
Но Харри уже побежал.
Глава 31
— Всегда оказываешься в щекотливой ситуации, когда тебя раскрывают, — сказал пациент. — Но иногда хуже быть тем, кто раскрывает.
— Раскрывает что? — произнес Столе, сглатывая. — У вас татуировка, ну и что? Это же не преступление. У многих есть… — он кивнул на лицо демона, — такие.
— Да? — спросил пациент, опуская футболку. — Наверное, поэтому после того, как ты ее увидел, видок у тебя был такой, будто ты сейчас ласты склеишь?
— Не понимаю, о чем вы, — сказал Столе сдавленным голосом. — Продолжим разговор о вашем отце?
Пациент громко рассмеялся:
— Знаешь что, Эуне? Когда я пришел сюда в первый раз, мне трудно было понять, обрадовался я или расстроился оттого, что ты меня не узнал.
— Не узнал?
— Мы встречались раньше. Меня обвиняли в одном нападении, а ты приходил, чтобы решить, вменяемый я или нет. У тебя наверняка были сотни таких дел. Ну, в общем, со мной ты проговорил всего сорок пять минут. И все-таки мне бы хотелось произвести на тебя более сильное впечатление.
Столе уставился на него. Он проводил психологическое освидетельствование сидящего перед ним мужчины? Невозможно помнить их всех, но обычно он помнил хотя бы лица.
Два маленьких шрама под подбородком. Ну конечно. Он думал, что они остались после подтяжки лица, но Беата говорила, что Валентин Йертсен, скорее всего, сделал себе обширную пластическую операцию.
— А вот ты произвел на меня впечатление, Эуне. Ты понял меня. Тебя не напугали детали, ты продолжал копать вглубь. Спрашивал о правильных вещах. О болезненных вещах. Как хороший массажист, который знает, где именно зажало мышцу. Ты нашел боль, Эуне. И поэтому я вернулся к тебе. Я надеялся, что ты снова найдешь этот чертов гнойник и вскроешь его, выкачаешь из него дерьмо. Можешь? Или ты растратил свой пыл, Эуне?
Столе кашлянул:
— Я не смогу этого сделать, если вы будете мне лгать, Пол. — Он намеренно протянул звук «о» в имени.
