Ю Несбё - Полиция
— А чем это так воняет? — спросила Катрина.
— Дай фонарик, — попросил Харри, взял его и забрался на лестницу.
Он отодрал кусок гипса от потолка, засунул в отверстие фонарик, а следом за ним — голову. Он достал зеленый электрический лобзик. Полотно было не новым. Харри протянул его Катрине, держа двумя пальцами:
— Осторожно, на нем могут быть отпечатки.
Он направил луч фонарика вглубь пространства, на мертвое тело, лежащее сбоку, зажатое между старым и новым потолком. Черт возьми, он заслуживал того, чтобы стоять здесь и вдыхать запах мертвого гниющего мяса, нет, он заслуживал того, чтобы самому быть гниющим мясом. Потому что он, Харри Холе, больной человек, очень больной. И если его не пристрелить на месте, то ему потребуется помощь. Ведь он чуть было не совершил это, разве нет? Или он остановил себя? Или же мысль о том, что он, возможно, остановился бы, он выдумал, чтобы как минимум усомниться?
— Видишь что-нибудь? — спросила Катрина.
— Да, — ответил Харри.
— Нам нужны криминалисты?
— Пока не знаю.
— Почему?
— Зависит от того, захочет ли убойный отдел заняться этим случаем.
Глава 30
— Об этом чертовски трудно говорить, — произнес Харри и потушил окурок о подоконник.
Он не стал закрывать выходящее на улицу Спурьвейсгата окно, а вернулся к своему стулу. Когда Харри позвонил Столе Эуне в шесть утра и сказал, что он уже на ногах и в пути, тот предложил ему прийти в восемь часов, перед первым пациентом.
— Ты и раньше приходил сюда поговорить о непростых вещах, — сказал Столе.
Насколько Харри помнил, Столе был психологом, к которому сотрудники отдела по расследованию убийств и Крипоса бегали, когда бывало туго. И делали они это не только потому, что в полиции был номер телефона Эуне, но и потому, что он был одним из немногих психологов, знавшим, что представляют собой их будни. И они знали, что могут быть уверены в его молчании.
— Да, но тогда речь шла о пьянстве, — сказал Харри. — Это… это нечто совершенно другое.
— Разве?
— Ты так не думаешь?
— Я думаю, что раз ты первым делом позвонил мне, значит ты думаешь, что у тебя проблема схожего характера.
Харри вздохнул, согнулся и положил лоб на сплетенные руки.
— Может, и так. У меня всегда было чувство, что я начинал пить в самое неподходящее время. Что я всегда ломался в те моменты, когда надо было сохранять свежую голову. Как будто внутри меня жил демон, желавший отправить все к чертям. Желавший отправить меня к чертям.
— Такая у демонов работа. — Столе подавил зевок.
— В таком случае этот демон поработал на славу. Я чуть не изнасиловал девушку.
Зевота у Столе прошла.
— Что ты такое говоришь? Когда?
— Вчера вечером. Девчонка — бывшая студентка Полицейской академии, она появилась, когда я обыскивал квартиру, где жил Валентин.
— О? — Столе снял очки. — Нашел что-нибудь?
— Лобзик со сломанным полотном, который, судя по всему, пролежал там несколько лет. Конечно, его могли забыть рабочие, зашивавшие потолок, но сейчас зазубрины на полотне сверяют с находками из Бергслиа.
— Еще что-нибудь?
— Нет. Да. Дохлого барсука.
— Барсука?
— Да. Наверное, он свил себе нору на потолке.
— Хе-хе. Почти как в песне. У нас был барсук, но, к счастью, он жил в саду. У него страшный укус. А этот что, сдох во время зимней спячки?
Харри приподнял уголок рта:
— Если тебе интересно, я могу привлечь судебных медиков.
— Прости, я… — Столе покачал головой и снова надел очки. — Пришла девушка, и ты почувствовал искушение изнасиловать ее, так было дело?
Харри поднял руки над головой:
— Я только что сделал предложение женщине, которую люблю больше всего на этом свете. Я желаю только одного: прожить с ней счастливую жизнь. И когда я об этом думаю, из меня выскакивает этот дьявол и… и… — Он снова опустил руки.
— Почему ты остановился?
— Потому что я сижу здесь и придумываю какого-то дьявола. Я знаю, как ты его назовешь. Отказ от ответственности.
— А разве не так?
— Черт, да конечно же так. Тот же парень, только в другой одежде. Я думал, его звали «Джим Бим». Я думал, его звали «рано умершая мать» или «большая нагрузка на работе». Или «тестостерон», или «гены алкоголика». И может, я и прав, но если снять всю одежду с этого парня, то он окажется Харри Холе.
— И ты утверждаешь, что Харри Холе чуть было не изнасиловал эту девушку вчера вечером.
— Я долго мечтал об этом.
— О том, чтобы изнасиловать? В принципе?
— Нет. Дело в девчонке. Она попросила меня сделать это.
— Изнасиловать? Ну, тогда, строго говоря, речь идет не об изнасиловании.
— В первый раз она попросила меня просто ее трахнуть. Она меня провоцировала, но я не мог, она была студенткой академии. А после этого я стал насиловать ее в своих фантазиях. Я… — Харри провел рукой по лицу. — Я не думал, что во мне есть такое. Насильник. Что со мной происходит, Столе?
— Значит, у тебя было как желание, так и возможность изнасиловать, но ты предпочел этого не делать?
— Кое-кто пришел и помешал. Изнасилование не изнасилование, но она пригласила меня поучаствовать в ролевой игре. А я был готов сыграть предложенную роль, Столе. И еще как готов.
— Хорошо, но я по-прежнему не вижу изнасилования.
— Может быть, не в юридическом смысле, но…
— Но что?
— Но если бы мы начали и она бы попросила меня остановиться, я, черт возьми, не знаю, остановился бы или нет.
— Не знаешь?
Харри пожал плечами:
— Диагноз готов, доктор?
Столе посмотрел на часы:
— Ты должен мне все рассказать поподробнее, но сейчас ко мне придет первый пациент.
— У меня нет времени на терапию, Столе, нам надо убийцу ловить.
— В таком случае, — сказал Эуне, покачиваясь своим полным телом на кресле, — тебе придется довольствоваться экспресс-диагнозом. Ты пришел ко мне, потому что испытываешь чувство, определить которое ты не в состоянии. А сделать это ты не можешь потому, что твое чувство маскируется под нечто, чем не является. То, чем в действительности является это чувство, ты испытывать не хочешь. Это классическое отрицание, точно такое же, как у мужчин, отрицающих свою гомосексуальность.
— Но я ведь не отрицаю, что являюсь потенциальным насильником! Я прямо об этом говорю.
— Никакой ты не насильник, Харри, насильником не становятся вот так, ни с того ни с сего. Думаю, речь идет об одной вещи из двух. А может, об обеих сразу. У тебя может быть некая форма агрессии против этой девушки, и речь идет о контроле. Или, говоря непрофессиональным языком, о сексе как наказании. Есть такое?
— Мм. Возможно. А что второе?
— Ракель.
— Прости?
— Тебя не тянет ни к совершению насилия, ни к этой девушке. Тебе хочется быть неверным. Неверным Ракели.
— Столе, ты…
— Спокойно. Ты пришел ко мне, потому что тебе надо, чтобы кто-то сказал тебе то, что ты и сам уже понял. Сказал тебе вслух и без обиняков. Сам себе ты этого сказать не можешь, ты не хочешь испытывать такие чувства.
— Испытывать что?
— Смертельный страх при мысли о том, чтобы связать себя с нею. Мысль о женитьбе привела тебя на грань паники.
— Да? Почему это?
— Поскольку я осмеливаюсь утверждать, что после всех этих лет немного тебя знаю, я думаю, что в твоем случае речь идет о страхе взять на себя ответственность за других людей. У тебя был плохой опыт в этой области…
Харри сглотнул, ощутив, как что-то начинает нарастать в груди, как раковая опухоль, только в бешеном темпе.
— …ты начинаешь пить, когда окружающий мир зависит от тебя, потому что ты не выносишь этой ответственности. Ты хочешь, чтобы все покатилось к чертям. Знаешь, когда ты почти закончил возводить карточный домик, напряжение настолько велико, что ты его не выдерживаешь и, вместо того чтобы продолжить строительство и посмотреть, сможешь ли ты дойти до конца, ты рушишь этот домик. И переживаешь поражение. Мне кажется, сейчас ты делаешь то же самое. У тебя есть желание предать Ракель как можно быстрее, поскольку ты убежден, что это рано или поздно все равно произойдет. Ты не в состоянии долго мучиться, и ты изо всех сил стараешься разрушить проклятый карточный домик, ведь ты чувствуешь, что именно таким домиком является твое отношение к Ракели.
Харри хотел что-то сказать. Но комок уже подошел к горлу и перекрыл путь словам, поэтому он удовлетворился всего одним:
— Деструктивно.
— Твое базовое отношение на самом деле конструктивно, Харри. Ты просто боишься. Боишься, что будет очень больно. Как тебе, так и ей.
— Я трус — это ты хочешь сказать?
Столе посмотрел на Харри долгим взглядом, сделал вдох, словно собирался его поправить, но передумал:
