Фридрих Незнанский - Опасно для жизни
На улице их уже ожидал автобус с бойцами спецназа. Милицейский «мерседес» мчался по ночному городу. Они выехали на Васильевский остров, помчались по Большому проспекту в сторону Гавани. Остановились у высокого пятиэтажного дома.
— Начало двадцатого века. Русский модерн, — авторитетно заявил Гоголев, указывая на здание, когда они вышли из машины. — Ребята, давайте на крышу, — скомандовал он группе из семи человек в камуфляже. — Семенов, готовьте роллингсы, ждите команду. Группа прикрытия, — кивнул Гоголев еще троим спецназовцам, — начинаем подниматься. Связь через пять минут.
Первая группа спецназа исчезла в соседнем парадном. Гоголев, Турецкий и трое спецназовцев начали подниматься по лестнице. Идти пришлось довольно долго. Нужная им квартира располагалась на предпоследнем этаже, куда вела крутая, как горный хребет, лестница. Наконец путь их был закончен.
За один пролет до квартиры Гоголев остановился и связался по рации со второй группой.
— Семенов, готовность? — коротко спросил он. Услышав ответ, удовлетворенно кивнул: — Ждите команду. Ребята к штурму готовы, — тихо сказал он своим спутникам.
Они преодолели последний лестничный пролет, и Гоголев нажал на кнопку звонка массивной бронированной двери.
— Кто да кто? — спросил из-за двери мужской голос.
— Милиция, — запросто ответил Гоголев, подмигивая Турецкому. За дверью молчали.
— Открывай, Масленок! — громко приказал Виктор. За дверью молчали.
— Семенов, — тихо сказал Гоголев в рацию, — начинайте. Пошли! И, еще раз позвонив, громко повторил:
— Захаров, открывай, последний раз прошу!
Но в квартире, видимо, уже началось что-то невообразимое. Женский визг, матерная мужская ругань были слышны даже через толщь металлической двери. Двери квартиры распахнулись. На пороге стоял Семенов.
— Милости просим, — пригласил он.
В прихожей уже был развернут лицом к стене невысокий мужик с темными сальными волосами.
— Что же ты, Захаров, людей на лестнице держишь? — ласково спросил его Гоголев.
— Я просто открыть не успел, — хрипло ответил мужик. Он оказался довольно молодым, лет тридцати. — А ваши громилы все стекла на балконе перебили. А дело к зиме, между прочим.
— Да ты не волнуйся, зиму проведешь в исключительно теплом помещении, — пообещал ему Виктор Петрович.
— Это еще бабушка надвое сказала, — пробурчал мужик.
— Наденьте на Захарова браслетики, да пусть проходит на кухню, посидит. Семенов вытащил наручники.
Гоголев с Турецким уже шли по коридору, отворив первую дверь. Большая, с высокими потолками комната была разбита фанерными перегородками высотой в человеческий рост на маленькие клетушки-боксы. Большинство из них было занято. В одной лежал на раскладушке здоровенный мужик с беломориной в руке. Над мужиком плавал сладкий дым анаши. Мужик глянул на вошедших мутным взглядом и отрешенно проронил:
— Здесь занято уже, дальше идите.
В некоторых закутках старые и молодые, грязные и вполне приличные мужчины продолжали беспощадно «употреблять» совсем юных девчонок, несмотря на уже поднятый облавой шум. Торопились, так сказать, завершить начатое. Девчонки бессмысленно смотрели огромными зрачками куда-то вдаль. В одной из каморок они наткнулись на девчушку. Она лежала поперек трухлявой тахты ногами к двери, уставившись взглядом в облупившийся потолок.
— Трахать будете? — равнодушно спросила она вошедших. Девчушке было не больше шестнадцати.
Через час работа была закончена. Подъезжавшие друг за другом милицейские «уазики» развозили задержанных по отделениям милиции. У посетителей притона были изъяты анаша, гашиш. В дальней кладовке квартиры были найдены ампулы с морфием, клофелином, героином. И две коробки с «полипептидом Хуанхэ».
Когда все «гости» разъехались, Гоголев с Турецким прошли на просторную кухню, единственное неперегороженное помещение, где, судя по имевшемуся там широкому дивану, обитал сам хозяин.
С ними остались два спецназовца. Турецкий стоял у окна кухни, глядя, как распихивают по машинам упирающихся людей. Сопротивление, впрочем, оказывали лишь некоторые мужчины.
Здоровяк, куривший анашу, рвался из крепких рук спецназовцев. Но был быстро усмирен и исчез в глубине машины. Девчонки же не сопротивлялись, покорно, как под гипнозом, забираясь в «уазики».
— Ну а теперь давай поговорим с тобой, Масленок, — сказал Гоголев, с отвращением глядя на жирное, в крупных порах лицо хозяина притона. — Хотя лично я бы с тобой не разговаривал, а шлепнул бы тебя, гниду, за то, что ты с девчонками делаешь.
— А что я делаю? — злобно осклабился Захаров. — Они сами ко мне приходят. Насильно никого не тяну. А то, что трахаются здесь, это их личное дело. Я никого не заставляю. Может, им хочется… Дело молодое. Я им условия создаю, а то бы они прямо в парадняке…
— Заткнись, сволочь, — процедил Гоголев. — А то доведешь до греха!
— За оскорбление и ответить можно, — все так же злобно прошипел Захаров.
— Я бы тебе, конечно, вмазал. Но не буду. Я тебя в камеру отправлю, в Кресты. Там не бездетные люди сидят. У многих дочки имеются. Так что им с тобой интересно будет. Поговорить.
— Почему в Кресты-то сразу? — занервничал Захаров.
— Так ведь хранение тебе предъявим, дорогуша. Хранение наркотических средств. Единственное, что может облегчить твою участь, это активное способствование раскрытию преступления. Поэтому ты живенько напишешь, где и у кого добывал наркоту. В первую очередь нас интересует «полипептид Хуанхэ».
— Да это-то вообще в первый раз! — воскликнул Масленок. — Клянусь! На Невском рынке взял у старушки. Очень рекомендовала. Я взял на пробу.
— Попробовал? — спросил Гоголев.
— Нет.
— Ну да, ты ведь у нас не пьешь, не куришь, не колешься. Девочками не увлекаешься. Увлекаешься мальчиками. Поднимайся, поедешь в камеру.
— Я же сказал, чего знал, — завыл Захаров.
— Глядишь, к утру еще чего-нибудь припомнишь. Все, разговор окончен.
«Мерседес» мчался по Большому проспекту в обратном направлении, к Невскому. Александр не заметил, как они проехали весь Васильевский, въехали на Дворцовый мост. Он очнулся, увидев немыслимо красивый в ночной подсветке Эрмитаж. Но тут же перед глазами снова возникла маленькая девчушка, вопрошавшая их равнодушным голосом: «Трахать будете?»
— Какой кошмар! — вслух произнес Турецкий.
— Ты о притоне? — догадался Гоголев. — Я сам об этом же думаю. У меня ведь дочке шестнадцать. Как представишь… Таких ублюдков, как Захаров, убивать надо однозначно. За растление. Он ведь бродит по дворам, выискивает компании. А куда сейчас податься детям из обычных семей? Не «новых русских»? Бесплатного ничего не осталось. Остался двор. Вот гад этот и ходит. Втирается в компании, потом косячок забьет, угостит. Да еще подначит, вы, мол, большие уже. А травка, мол, ерунда. Раз угостит, два, три. И пошло. Потом кольнуться предложит. Чтобы кайф сравнить. Мол, все надо в жизни попробовать. А один разок — ерунда, дескать. Разок кольнутся — понравится. Еще попросят. Вот так пару недель поколется девчонка, и все — она у него на крючке. И ведь девчонки из порядочных семей попадаются. Родители пашут на трех работах, чтобы прокормить ее и одеть-обуть. И не замечают ничего. А когда замечают, уже ничего не исправить. Приехали, Саша, — вздохнул Гоголев. «Мерседес» стоял около «Октябрьской».
— Ну до завтра. То есть до сегодня, — махнул рукой Турецкий. — Посмотрим, что день грядущий нам готовит.
— Машина за тобой в десять придет, — махнул ему вслед Гоголев.
Александр разбудил дремавшую дежурную, взял ключи, поднялся в номер. Долго стоял под душем, словно к нему прилипло увиденное этой ночью. Горячие струи воды смыли усталость и омерзительное ощущение прилипшей к телу грязи. Принесли облегчение.
Саша лег в постель, не зажигая света. Он на ощупь завел будильник, положил рядом трубку радиотелефона и провалился в тяжелый, с кошмарами сон. Ему снилась Ниночка в нарядном платьице. Неизвестный мужчина протягивал его дочке конфетку. Но Саша точно знал, что это не конфетка, а наркотик. Он кричал Ниночке изо всех сил, чтобы она ничего не брала из рук дяди. Но Ниночка словно не слышала и, смеясь, протягивала к конфетке руку. Вдруг мужчина превратился в отвратительный огромный гриб и схватил Ниночку за руку. «Это Масленок», — закричал Саша и проснулся. В гостиной надрывался телефонный аппарат. Светало. Саша глянул на будильник. Было семь утра. Чертыхнувшись, он босиком пошлепал к телефону.
Ночное дежурство Натальи Николаевны Денисовой проходило весьма напряженно. Начало октября. Люди возвращаются в город после отпусков. Уже начались первые ОРЗ и поступают пожилые люди с вирусными пневмониями. Самый разгар гепатита А, много дизентерии. Поступило несколько молодых мужчин с осложненным паротитом, так по-научному именуется детская болезнь со смешным названием «свинка», которая вызывает очень несмешные осложнения у взрослых. Одного из мужчин привезли с явлениями менингита, в бреду. У другого спускалось почти до колена отекшее, багровое яичко. Односторонний орхит.
