Сергей Бетев - Без права на поражение (сборник)

— Еще в институте.

— И теорию математики?

— Да.

— А теорема Лапласа вам знакома?

— Да,— ответила она и поправила снисходительно: — Интегральная теорема Муавра —

Лапласа.

— Вот, вот,—согласился Упоров.—Теперь я вижу, что вы все понимаете. Поэтому прошу

ознакомиться с этим документом...

И он протянул ей заключение математико-статистической экспертизы,

Она быстро просматривала отпечатанные листы, а на лице ее опять появилось то

выражение, которое Упоров увидел в тот день, когда она слушала магнитофонную запись

показаний Екатерины Клементьевны Бекетовой. Хомина, казалось, смотрела сквозь листы

далеко, далеко, в то будущее, которое неотвратимо ждет ее...

— Все правильно,— сказала она устало, положив заключение на стол.

— Значит, вам предстоит обратиться ко мне с заявлением о новом изменении ваших

показаний?..

— А что делать? — пожала она плечами. И впервые за все время улыбнулась незло: — Вы

умеете ставить других в нужные вам обстоятельства.

— Вот это вы преувеличили, Светлана Владимировна. В неловкие обстоятельства вы

попадали по своей вине.

— Возможно, — согласилась она.

— Не возможно, а точно. Что касается меня, то я с самого начала хотел уберечь вас от

этого.

— Да?

— А как же? Ведь иначе я бы не посоветовал вам прочесть ту статью в «Известиях».

Помните?

— Помню.

— И название помните?

— «Катастрофа».

— Да, катастрофа...

Так они и расстались.

...Через несколько дней Упоров закончил следствие и, написав обвинительное заключение,

передал дело в суд.

До дня суда он воздержался от ареста Пустынина, очень надеялся, что, несмотря на его

косвенное соучастие в преступлении, его оставят на свободе, пусть с условным сроком

наказания, но на свободе. От близких друзей он не скрывал этого. Ему не хотелось, чтобы

маленькая дочь Хоминой, считавшая Пустынина своим отцом, лишилась обоих родителей сразу.

Но суд решил иначе. Во время его заседаний Пустынина взяли под стражу, и он получил

наказание, также связанное с лишением свободы, хотя и неизмеримо меньшее, чем его жена.

Заключение научной экспертизы, проведенной по инициативе Ивана Петровича Упорова,

было признано Генеральной прокуратурой объективным документом, а сама экспертиза

официально включена в судебную и следственную практику. Выявленное им преступление

повлекло за собой изменение действовавшей до той поры инструкции по порядку проведения

ликвидации непроданных билетов денежно-вещевой лотереи.

Дело Хоминой, не имевшее прецедента, оказалось последним.

Других таких быть уже не может.

Может быть, поэтому его теперь знают еще и под другим названием: дело Упорова.

Вот так и закончилось математическое дело Ивана Петровича.

* * *

Позднее сослуживцы задавали Ивану Петровичу вопрос о том самом Максимове —

кочегаре, который продал билет Хоминой. По делу он не привлекался.

— Не причастен он был к той краже,— объяснял Иван Петрович.— Я еще тогда понял это.

Просто он раньше нашего Сгибнева нашел кошелек. Билеты и деньги, как припоминала Хомина,

лежали в разных отделениях. Шилова вытащила только деньги, оставив впопыхах местному

кочегару выигрыши. Но Максимов понял: воспользуйся он такой находкой — он подвергнет

себя опасности. Вот и сочинил сказочку про своих ночных клиенток, которые якобы сделали ему

подарочек. А здорово сочинил!

— Позволь, позволь, кошелек-то хоминский, это доказано!..

— Ну и что? Его могли раньше Максимова найти те самые барышни. Мы же их так и не

знаем.

— Вы только что сказали: девиц Максимов выдумал.

— А если нет? Попробуйте придраться...

Несколько лет назад, возвращаясь из командировки на Север, я очутился в купе с

попутчиками, среди которых оказался любитель детективных повестей. Он все время пытался

сосредоточиться на чтении, но у него это не получалось, так как мы мешали ему своими

разговорами. Наконец он оставил свое намерение, отложил книжку и, словно оправдываясь за

нежелание присоединиться к нашей компании, стал рассказывать об удивительном сыщике, про

которого только что читал, Из его нескладного рассказа мы, откровенно говоря, понимали мало,

но из вежливости слушали, пока один из нас вдруг не выдержал.

— Все это ерунда,— сказал он веско.— Не люблю я читать и слушать про то, как на Западе

крадут разные там миллионы. Да и не жалко мне тех клещей денежных, которые столько

накопили. Там и преступность-то разукрашивают как рекламу. А на черта это нам? Уж если

говорить про сыщиков, то наши куда умнее.

— Все это верно в какой-то степени,— не посмел категорически возразить любитель

детективов,— но согласитесь, что раскручивать миллионное дел посложней какой-нибудь

сторублевой растраты...

— Ерунда,— снова отрезал противник Запада.— При чем тут растрата? Мне надо, чтобы в

моем доме порядок был. Поэтому и уважаю я наших сыщиков, которые всякую шантрапу из

потемок тащат. Вот я из Серова, например. Могу сказать, что у нас несколько лет назад такое

приключилось, что без смеху и рассказать невозможно, а с другой стороны — факт!

И начал излагать.

— Отчего я все тонкости знаю? Скажу. Главное лицо во всей этой истории был мой сосед,

в нашем, серовском уголовном розыске работал. Он мне все тонкости и рассказал. Да и сам-то я

почти свидетелем был. А с чего началось?.. Проходил у нас в горсовете какой-то актив, все

начальство там сидело. Конечно, и вроде меня люди были, я начальник котлоремонтного цеха на

комбинате. В общем, заканчивается наше совещание, все вышли одеваться в вестибюль. И. вдруг

скандал: у какого-то большого начальника пальто пропало. Из такой-то высокопоставленной

раздевалки, понимаете?! Шум стоит, гам. И вдруг кто-то из хозяев города, увидев моего соседа,

на весь вестибюль и объявил: «Ба, да с нами уголовный розыск, товарищи! Значит, все будет в

порядке». Сказанул — и все. А соседу моему каково? Вместо пальто солидного начальника на

вешалке болтается поношенное бобриковое — из тех, что называют «москвичками». Делать

нечего, облачил мой сосед того начальника в сменку, оставленную злодеем, и повел в горотдел

милиции...

Мы развеселились.

— Так, значит,— продолжал рассказчик,— идет мой сосед за тем начальником с тоской в

душе. Во-первых, подумайте, что он может для него срочно сделать? А во-вторых, тот сердитый

шагает: актив, как подчеркивали, прошел на высоте, всякие успехи подытожили, в том числе и

по общественному порядку в городе, а тут — этакий фортель!.. Идет мой сосед, а сам все-таки

примечает, что с его «клиента» та «москвичка» свисает, как попона. Видно, здоровый детина в

ней раньше гулял. А главное, кажется ему, что видел он в Серове где-то эту одежину. Всю

дорогу маялся памятью, а в горотделе вспомнил, что месяца три назад примечал вроде бы возле

паспортного отделения верзилу подходящего. Ну и сразу начал крутить... Немедля все

паспортное отделение подняли. Особо обращали внимание на прибывших из заключения,

которые со свободой расставались не однажды. И нашел!.. Короче говоря, совсем уж поздно

разыскал одного богатыря дома. Пригласил его в райотдел. А когда тот взялся за телогрейку,

попросил его надеть не ее, а новое пальто, которое висело на вешалке рядом с ней. Тому делать

нечего: милиция настаивает. Стал напяливать. А мой сосед уж все понял, ухмыляется: пальто,

как с выростка, плечи сводит, руки из рукавов чуть не по локоть, полы едва сходятся... Таким

франтом и привел его в райотдел. Начальник тот на гостя сразу тигром... Во какие они, наши

сыщики! — восторженно закончил серовец.— А на Западе что? Жулики на машинах, за ними —

тоже на машинах, стрельба, фокусы разные — спектакль, и все. А тут трудяги: мозгами ворошат,

людей знают, таланты! Да при всем при этом жизнь-то у них какая? Не едят, не спят...

— А теперь где он, ваш сосед? — спросил я.

— Перевели. Кажись, в Нижние Серги. А сейчас, говорят, в Свердловске.

— Фамилию его помните?

— А как же! Чернов Олег Владимирович.

Фамилию эту я знал. Недавно подполковник Чернов был назначен начальником уголовного