Луиза Пенни - Смертельный холод
Иветт Николь отправилась прямо в постель – грязная, провонявшая, изможденная, но чувства ее не соответствовали физическому состоянию. Она лежала в кровати, в тепле и безопасности.
Гамаш спас ее. В буквальном смысле. Спас из горящего дома. Она была не то что рада – счастлива. Наконец кто-то проявил заботу о ней. И не просто кто-то – старший инспектор.
Может быть, это давало ей надежду?
От этой мысли ей становилось тепло, и она погрузилась в сон, мечтая о будущей принадлежности к этим избранным, о том, что и у нее появится свое место в гостиной.
Она рассказала Гамашу о дядюшке Соле.
– Зачем вы туда пошли? – спросил он, когда они приходили в себя в школьном автобусе, где пожилые добровольцы раздавали сэндвичи и горячие напитки.
– Я хотела его спасти, – ответила Николь.
Она смотрела на него, и ей хотелось утонуть в его глазах, уютно устроиться в его объятиях. Но не как любовница, а как любимый ребенок, чтобы почувствовать себя в безопасности, почувствовать себя любимой. Он ее спас. Он прорвался сквозь огонь ради нее. А теперь он предлагал ей нечто такое, чего она желала и искала всю жизнь. Стать своей. Он не пошел бы ее спасать, будь она ему безразлична.
– Вы сказали, что фотограф в доме, и я попыталась его спасти.
Гамаш прихлебывал кофе, продолжая смотреть на нее. Он дождался момента, когда вокруг никого не было, и, понизив голос, произнес:
– Не бойтесь, Иветт. Расскажите мне.
И она рассказала. Он слушал ее внимательно, ни разу не прервал, не засмеялся, даже не улыбнулся. Временами ей казалось, что он смотрит на нее с сочувствием. Она поведала ему о том, что никогда не выносилось за стены ее безукоризненного дома. Она рассказала о глупом дядюшке Соле в Чехословакии, который не смог спасти семью, потому что его выгнали из полиции. Если бы не его неудача, то он смог бы предупредить их о путче, защитить их. Но он не смог, не сделал этого и погиб. Они все погибли.
– И вы пошли в дом из-за того, что фотографа тоже звали Сол? – спросил Гамаш без всякой издевки – ему просто хотелось знать.
Николь кивнула, не чувствуя осуждения в его словах и не ощущая потребности что-то объяснять. Она сидела в автобусе, глядя на догорающий дом, на труды пожарных, которые уже не боролись с огнем, а лишь следили, чтобы пламя не перебросилось куда-то еще.
– Вы позволите дать вам совет?
Она снова кивнула, с нетерпением ожидая его слов.
– Забудьте о прошлом. У вас своя жизнь. Это не жизнь дядюшки Сола или ваших родителей. – Лицо его стало очень серьезным, глаза внимательно смотрели на Николь. – Вы не можете жить в прошлом, и уж совершенно точно вы не можете его изменить. То, что случилось с дядюшкой Солом, не имеет к вам никакого отношения. Воспоминания могут убивать, Иветт. Прошлое может дотянуться до вас и уволочь туда, где вам не следует быть. Например, в горящий дом.
Гамаш снова посмотрел на жадное, полыхающее пламя, потом перевел взгляд на нее и подался вперед, почти соприкоснувшись с ней головами.
– Хороните своих мертвецов.
И вот теперь Николь лежала в кровати, в тепле и безопасности. «Все будет в порядке», – сказала она себе, глядя на мягкий снег, запорошивший карниз. Она натянула теплое одеяло на лицо, зарылась носом в простыни. Пахло дымом.
А вместе с этим запахом вернулась и резкая фраза, донесшаяся до нее сквозь дым. Эта фраза проникла сквозь стены и нашла ее, свернувшуюся на полу, одинокую и охваченную ужасом. Николь знала, что умрет. В одиночестве. Но нашли ее не спасатели, а их слова.
«Она не стоит того».
Она была обречена сгореть в одиночестве. Потому что не стоила того, чтобы ее спасать. Этот голос принадлежал Бовуару. И твердый голос Гамаша, произнесший: «Нет, стоит!», не прогнал эти слова сквозь едкий дым.
Она слышала только рев приближающегося огня и вопль собственного сердца.
Этот долбаный Гамаш оставил бы ее умирать в огне. Он не ее искал – он хотел найти Петрова. Именно эти слова он в первую очередь и произнес, когда нашел ее. «Где Петров?» Не «Как вы, живы?», не «Слава богу, мы вас нашли».
А потом еще обдурил ее – выудил из нее историю про дядюшку Сола. Заставил ее предать отца. Ее семью. Теперь он знал про нее все. Теперь он точно знал, что она не стоит того, чтобы ее спасать.
Черт бы подрал этого Гамаша.
– Вероятно, это был поджог, – сказал Бовуар, жадно уплетая яичницу.
– Рут так не считает, – возразил Гамаш, намазывая клубничный джем на круассан и прерываясь, чтобы отхлебнуть крепкого горячего кофе.
Они сидели в столовой гостиницы, теплой уютной комнате, где главное место занимали огромный камин и не меньших размеров окно, выходившее на лес и горы, еле видневшиеся за сильным снегопадом.
Оба разговаривали шепотом – горло у обоих болело после вчерашнего дыма и криков. Вид у Габри был никакой, а Оливье закрыл бистро и собирался открыться только к ланчу.
– Сегодня есть только то, что есть. Никаких специальных заказов, – предупредил их Габри, как только они появились. И принес изысканный завтрак: яйца, бекон в кленовом соусе, французские тосты и сок. А к этому горячие круассаны в масле. – К вашему счастью, в состоянии стресса я на нервной почве начинаю готовить. Ну и ночка! Трагическая!
После того как Габри удалился на кухню, Бовуар продолжил разговор:
– Хотите сказать, она не считает это поджогом? А что еще это может быть? Главный подозреваемый, по меньшей мере свидетель, погибает при пожаре – и это не убийство?
– Рут говорит, что ее соседка видела пламя из печной трубы.
– И что? Пламя откуда только не вырывается. Иногда даже из моей задницы.
– Ее соседка считает, что это несчастный случай и что причиной пожара стал огонь в камине. Мы еще получим сведения от экспертов. Туда сейчас должен подъехать пожарный инспектор. Во второй половине дня он представит отчет. Иногда сигара – это всего лишь сигара, Жан Ги.
– А когда она начинает полыхать, то это что? Нет, сэр. Это был поджог. Сола Петрова убили.
Остальная часть дня прошла медленно – все отходили от вчерашнего пожара и ждали результатов расследования от пожарного инспектора. Лемье выяснил, что ближайшим родственником Сола Петрова была сестра, живущая в Квебек-сити. К ней отправили полицейского агента, чтобы сообщить печальную новость и получить дополнительную информацию.
После завтрака Бовуар потащился от одного деревенского дома к другому; снега нападало по колено, и он шел, раскидывая его перед собой. Он опрашивал жителей деревни в надежде найти кого-нибудь, кто знал женщину, чья фамилия начиналась с буквы «Л» и которая жила здесь сорок пять лет назад. Лемье просматривал церковно-приходские книги.
День был тихий, прожили его словно во сне. Все действия были приглушены усталостью и толстым слоем продолжающего падать снега. Гамаш сидел за своим столом. Рядом добровольцы-пожарные чистили пожарную машину и приводили в порядок оборудование. Время от времени Гамаш задремывал. Он сидел, положив ноги на стол, закрыв глаза и сложив на животе руки.
«Она того не стоит».
Он вздрогнул и проснулся. Истерический голос Бовуара снова и снова возникал в его ушах, как и запах дыма в ноздрях. Гамаш сбросил ноги на пол, сердце его учащенно забилось. Добровольцы неторопливо работали в своей части большого помещения, а он в своей части оставался в одиночестве. Может, стоит присоединиться к добровольцам, выйти в отставку и купить один из старых деревенских домов? Открыть свой маленький бизнес. «A. Gamache, Détective privé»[88].
Внезапно он заметил, что все же не один здесь. За компьютером тихонько сидела агент Николь. Гамаш немного подумал, опасаясь совершить какую-нибудь глупость. Потом поднялся и подошел к ней.
– В самый разгар пожара, когда мы пытались спасти вас… – Он сел, вынуждая ее посмотреть на него.
Она была бледная, пахла дымом, словно он проник ей под кожу. Одежда на ней сидела ужасно и была нечистой, на лацкане виднелось сальное пятно, вокруг манжет темные разводья. Волосы были плохо подстрижены и падали на глаза. У него вдруг возникло желание дать ей кредитную карточку, чтобы купила себе хорошую одежду. Захотелось движением большой усталой руки убрать тусклые волосы с ее сердитых глаз. Ни того ни другого он, конечно, не сделал.
– Были сказаны кое-какие слова. Подозреваю, что вы их слышали. Один из нас крикнул: «Она не стоит того».
Николь с горечью посмотрела ему в глаза.
Гамаш выдержал этот взгляд.
– Я приношу свои извинения, – сказал он. – Для нас обоих пришло время говорить правду.
Он рассказал ей о том, что было у него на уме, о своем плане действий. Закончив, он попросил ее никому об этом не рассказывать. Она пообещала, и ей в голову пришли два соображения. Первое: он, вероятно, умнее, чем она предполагала. И второе: его падение не за горами. Когда он ушел, она достала свой сотовый и сделала быстрый, короткий звонок.
