Александра Маринина - Чужая маска
– А Стасова, значит, бросишь?
– Брошу, – не колеблясь, ответила она. – Стасов – взрослый самостоятельный мужик, а машина – маленькая и глупая, ее нельзя одну оставлять, ее же обязательно украдут.
– Да ну тебя, Аська, – рассмеялся Леша. – Тебя не переспоришь. У тебя на все есть ответ.
– Если бы, – задумчиво ответила она. – Если бы у меня на все был ответ, я бы уже стала лучшим сыщиком мира.
* * *Рано утром Стасов отвез Лилю в школу и поехал на Щелковское шоссе, где жила Настя Каменская. У подъезда вместо Насти стоял ее муж, который заявил, что никуда их не отпустит без горячего завтрака. Стасов не возражал, ему очень нравился Алексей и чашка кофе вовсе не казалась лишней.
В Чехов они приехали к одиннадцати часам, довольно быстро нашли детскую поликлинику, но, к их разочарованию, выяснилось, что карты двадцатилетней давности может найти в архиве только один человек, который придет не раньше чем через час.
– Она на пенсии, – объяснили им в регистратуре, – работает неполный день, на полставки. Сегодня как раз с часу до пяти.
– А роддом у вас где?
– Через три квартала.
Они отправились в роддом. Поднявшись на второй этаж, где был кабинет главврача, Стасов уселся на мягкий кожаный диванчик и вытянул длинные ноги с намерением почитать газету, пока Настя будет общаться с медицинским начальством. К сожалению, оказалось, что газету он забыл в машине, и Стасов принялся привычно шарить глазами по стенкам в поисках чего-нибудь, за что можно было уцепиться глазами, – стенгазета, наглядная агитация или объявления для членов профсоюза. В дальнем углу коридора он заметил стенд с фотографиями и подошел поближе. Под крупной надписью «Наши ветераны» разместились портреты врачей, медсестер, нянечек, административных работников. Пробегая глазами по незнакомым лицам, Стасов вздрогнул. С фотопортрета прямо на него смотрело лицо Владимира Петровича Пригарина.
Глава 14
Только когда они снова сели в машину, Настя заметила, что Стасов чем-то озабочен.
– Влад, что-нибудь случилось? – обеспокоенно спросила она.
– Ничего. Просто очередное совпадение. А совпадения меня почему-то всегда выбивают из колеи. Особенность мышления такая.
– Что у тебя с чем совпало?
– В этом роддоме работал один из свидетелей по делу Досюкова.
– Останови машину! – потребовала Настя.
– Зачем?
– Тормози, Стасов.
Он послушно остановился у обочины и заглушил двигатель.
– Как фамилия свидетеля?
– Пригарин Владимир Петрович.
Настя принялась быстро просматривать медицинскую карту.
– Что ты хочешь там найти?
– Мне интересно, а вдруг твой Пригарин принимал роды у моей Параскевич?
– Ну и что, если принимал?
– Ничего. Интересно. Я, в отличие от тебя, совпадения люблю. Они украшают нашу серую и монотонную жизнь, – пробормотала она, перелистывая страницы. – Да, вот запись врача о течении родов. Но подпись такая, что по ней фамилию не разберешь. Закорючка с хвостиком. Поворачивай, Стасов, будем возвращаться.
– Зачем? Что ты хочешь узнать?
– Хочу узнать, чья это подпись.
– Даже если и Пригарина, то что из этого?
Она закрыла карту, повернулась к Стасову и внимательно посмотрела на него.
– Владик, ты морочишь голову мне или самому себе? Ты же первый сказал, что тебе совпадение не нравится.
– Мало ли что мне не нравится, – буркнул Стасов. – Глупость всякая в голову лезет, не обращать же внимания каждый раз.
– Стасов, ты профессионал с двадцатилетним стажем. Если тебе что-то не нравится, нужно проверить и успокоиться. У тебя чутье срабатывает быстрее, чем мозги в голове проворачиваются, это болезнь всех профессионалов.
– А ты что же, к ним себя не относишь?
– Пока нет, я еще маленькая, мне до настоящего профессионала семь верст да все лесом. Поэтому у меня чутье почти совсем отсутствует, я все больше логикой да анализом пробавляюсь. Ты мне зубы-то не заговаривай, разворачивай машину, поедем обратно в роддом.
На этот раз в кабинет главврача они вошли вместе.
– Что-нибудь еще? – недовольно вскинул голову тот, отрываясь от бумаг, разложенных перед ним на столе.
– Еще один маленький вопрос, – ласково улыбнулась Настя, протягивая ему карту, заранее открытую на нужной странице. – Посмотрите, пожалуйста, чья это подпись?
Главврач несколько секунд рассматривал закорючку.
– Похоже на подпись доктора Пригарина, но он у нас уже не работает. Ушел на пенсию.
– Что значит «похоже»? – не унималась она. – У вас есть здесь какой-нибудь документ, подписанный Пригариным?
– Сейчас найду.
Он со вздохом поднялся и подошел к сейфу.
– Владимир Петрович, как один из самых опытных врачей с большим стажем, помогал мне в последние годы составлять всякие отчеты и справки. Сейчас поищу что-нибудь, я обычно документы подолгу не уничтожаю. Вот, нашел.
Он протянул Насте несколько листков, исписанных мелким неразборчивым почерком. Конечно, за двадцать восемь лет, прошедших с того времени, как Галина Ивановна Параскевич рожала сына, почерк немного изменился, но именно немного. И подпись стала менее размашистой, зато к ней добавилась лишняя закорючка.
– Прочтите, пожалуйста, что написано в карте, – попросила Настя. – Может быть, вам по тексту станет понятным, Пригарин это записывал или нет.
Врач углубился в каракули, потом хмыкнул.
– Это, несомненно, Пригарин, – уверенно сказал он. – Роженице делали чревосечение, этим все сказано.
– То есть?
– Пригарин – прекрасный хирург, золотые руки. Все тридцать лет, что он здесь проработал, чревосечение делал только он. Конечно, за исключением тех случаев, когда он был в отпуске или болел. Но это бывало нечасто. Тогда мы или приглашали другого специалиста, или направляли роженицу в другой роддом. Но, повторяю, это были исключительные случаи, очень редкие. Видите ли, Владимир Петрович – врач, что называется, от бога. Для него важнее родовспоможения ничего в жизни не было, он дышал этим, жил этим, считал это своим призванием и самым главным делом в жизни. А отпуск обычно проводил на даче, в двадцати километрах отсюда, и его всегда можно было вызвать, если нужно было делать кесарево сечение. Он даже настаивал, чтобы обязательно вызывали его в таких случаях. Но если так случалось, что он все-таки уезжал далеко или болел чем-нибудь инфекционным, тогда, конечно, приходилось обходиться без него. Я могу узнать, чем вызван ваш интерес к Владимиру Петровичу?
– Безусловно, – кивнула Настя. – Мы собираем материал для проведения судебно-психиатрической экспертизы, и было бы хорошо, если бы врач, принимавший роды, вспомнил, не было ли каких-то осложнений.
– Но позвольте! – Главврач с изумлением уставился на первую страницу карты. – Это же было бог знает сколько лет назад. Что он может помнить?
– Наверное, вы правы, – кивнула Настя. – Извините за беспокойство. Всего доброго.
Они снова вернулись к машине.
– Ну как твое чутье? – поинтересовалась она у Стасова. – Говорит что-нибудь или молчит, как воды в рот набрало?
– Оно думает.
– Ладно, тогда вперед. У нас еще поликлиника.
В Москву они вернулись к двум часам, и Настя, помня данное накануне обещание, попросила Стасова довезти ее до архива.
– Я позвоню тебе вечером, скажу про дело Досюкова, – пообещала она на прощание. – Как чутье? Ничего не придумало?
– Ничего, – признался Стасов. – Но оно будет стараться.
* * *Соломон Яковлевич Зафрен, доктор филологических наук, академик и автор многочисленных научных трудов, казалось, сошел со страниц старинного романа. Маленький, сухонький, седобородый, в очках с толстыми стеклами, за которыми весело сверкали острые глазки, он выглядел человеком без возраста, хотя следователь Ольшанский точно знал, что ему уже восемьдесят четыре. Тем не менее Соломон Яковлевич был в полном здравии и научно-педагогическую деятельность прекращать не собирался, по крайней мере в обозримое время. Академик никак не желал проникнуться серьезностью того учреждения, где в данный момент пребывал, поэтому беспрестанно шутил и отпускал изысканные комплименты в адрес сидящей напротив него Светланы Параскевич.
– Соломон Яковлевич, какие материалы мы должны вам предоставить, чтобы вы могли сделать квалифицированное заключение? – спрашивал Ольшанский.
– Голубчик, я делал такие экспертизы десятки раз, но в основном по текстам уже скончавшихся авторов, у которых ничего не спросишь. Установлением авторства здравствующих субъектов мне приходилось заниматься всего несколько раз. Но каждый раз это было невероятно смешно. И потом, мне ни разу не приходилось видеть автора вживе. А когда речь идет о такой очаровательной женщине, я даже и придумать не могу с ходу, что бы эдакое у нее попросить, ну разве что составить мне компанию долгими зимними вечерами.
