Александра Маринина - Чужая маска
На самом деле так оно и планировалось. Татьяна приезжает к нему на праздники, а ее родственница Ирочка, живущая с ней в одной квартире, будет встречать Новый год в компании своего возлюбленного из Новосибирска.
– Папа, а они поженятся?
– Лиля, тебя это совершенно не должно интересовать, – строго сказал Стасов. – Совершенно. Они взрослые люди и сами разберутся. Откуда в тебе это неистребимое желание всех подряд переженить? По-моему, хватит уже и того, что мы с тетей Таней поженились.
– Нет, – возразила она с уверенностью в своей несокрушимой логике. – Не хватит. Надо еще, чтобы мама вышла замуж за Бориса Иосифовича, а тетя Ира поженилась на дяде Юре, тогда все будет в порядке.
– А так, как есть, не все в порядке? Лиля, говори немедленно, что тебя не устраивает. Чем ты недовольна?
– Ну, папа! – Она посмотрела на Стасова как на глупого, ограниченного тупицу. – Как же ты не понимаешь? Люди должны жить в семье. Они должны жениться, тогда у них будет все в порядке и они будут счастливы.
– Лиля! – в ужасе охнул Стасов. – Откуда это все взялось в твоей голове? Где ты этого набралась?
– Так это во всех книжках написано, – удивленно ответила она. – Всегда все книжки кончаются свадьбой, и это считается счастливым концом.
– Не все, – авторитетно заявил Стасов, с негодованием понимая, что позволил втянуть себя в дискуссию вместо того, чтобы раз и навсегда объяснить дочери, что лезть в личную жизнь взрослых неприлично. – Есть масса прекрасных книг, которые тоже хорошо заканчиваются, но при этом о свадьбе и речи нет. Ты просто их еще не читала.
– Да? А какие? У тебя они есть?
«Тьфу, придурок, – мысленно выругал себя Стасов. – Тянули тебя за язык. Без свадьбы хорошо кончаются только детективы, и то не все, и приключения. Про приключения Лиля вообще не читает, это ей не интересно. А детективы читать ей еще рано. Там столько кровищи нальют, что она потом спать не будет от страха. Или еще, не дай бог, про изнасилование в красках написано…»
Но хода назад не было. Вопрос задан, и на него следовало ответить.
– Например, есть книга про Робинзона Крузо. И еще замечательная книга про путешествия Гулливера. Ты бы лучше их прочитала, чем эти бесконечные романы Барбары Картленд читать.
– Про путешествия я не люблю, – строптиво заявило сероглазое дитя, – а про Робинзона Крузо я уже читала. Про любовь интереснее.
– Ладно, Котенок, я уехал, а ты садись за уроки. Не скучай.
Он вернулся на работу и снова окунулся в ежедневную текучку, а в восемь вечера отправился к Наталье Досюковой. Ему хотелось до конца прояснить вопрос со странной манерой ее осужденного мужа держать сигарету кончиками двух пальцев.
Наталья выглядела расстроенной и подавленной, но очень старалась не показывать этого.
– Видеофильмы? – удивленно спросила она. – Конечно, есть. Когда мы с Женей ездили отдыхать, он всегда брал камеру. А что вы хотите увидеть в этих фильмах?
– Не знаю, – признался Стасов. – Но вы поручили мне работу, и я должен искать самые невероятные пути, чтобы ее выполнить. Обычным путем у меня что-то не очень получается.
– Что вы имеете в виду?
– Я не могу обнаружить никаких признаков подкупа свидетелей или их недобросовестности. Приходится фантазировать, изобретать. Понимаете?
– Не очень, но вам виднее. Вы хотите прямо сейчас посмотреть фильмы?
– Если вы не возражаете. Я мог бы попросить их у вас и посмотреть дома, но мне придется задавать вам вопросы о тех людях, которые попали в кадр. Может быть, мне удастся что-нибудь нащупать.
– Хорошо, – вздохнула Наталья, но Стасов видел, что энтузиазма его предложение не вызвало.
Они уселись перед телевизором и стали просматривать пленки.
– Это мы в Испании, – комментировала Наталья. – Это на пляже, а это бассейн в нашей гостинице. Это мы вечером ходили пить кофе на набережную…
Стасов оценил вкус Евгения Досюкова – гостиница была из дорогих, построенная с умом и с заботой об отдыхающих. Он с интересом рассматривал Досюкова, отмечая жесткое неулыбчивое лицо, резкие движения, холодный взгляд. Вот он сидит в кафе, на нем шорты и простая белая майка, подчеркивающая коричневый загар. Пьет что-то из высокого стакана, в руке сигарета, зажатая между фалангами указательного и среднего пальцев. Вот еще сцена, на которой Досюков курит, и снова сигарету он держит совсем не так, как описывал свидетель Пригарин. Странно. Что же получается, на людях у него одни манеры, а когда никто не видит – другие? И такое бывает.
– Наталья Михайловна, какие сигареты обычно курил ваш муж?
– «Кэмел». Ничего другого он не признавал.
– Сколько времени вы знакомы?
– До ареста было четыре года. Сейчас уже пять.
– И все это время он курил только «Кэмел»?
– Да. А в чем, собственно, дело?
– Он вам никогда не рассказывал, что было время, когда он курил сигареты без фильтра?
– Нет, – покачала головой Досюкова. – Такого не было. То есть он не рассказывал. А было или нет, не знаю.
– Еще вопрос, Наталья Михайловна. Он может показаться вам странным и даже оскорбительным, но я прошу вас не обижаться и ответить.
– Конечно, спрашивайте.
– Арест вашего мужа в связи с убийством Бориса Красавчикова был его первым столкновением с милицией? Или ему приходилось и раньше подвергаться задержаниям и арестам? Может быть, в юности, когда он еще был несовершеннолетним?
– Нет… – Она растерянно посмотрела на Стасова. – То есть… я не знаю… Он не рассказывал. А почему вы про это спрашиваете?
– На всякий случай, вдруг пригодится. Если я провожу расследование в интересах вашего мужа, то должен знать о нем как можно больше.
Стасов не смог бы объяснить в тот момент, почему он не стал рассказывать Наталье о показаниях Владимира Петровича Пригарина. Не стал, и все.
Теперь на экране телевизора появился Биг Бен и здание английского парламента. Досюков и Наталья гуляли по Лондону. Рядом с ними Стасов увидел еще одну пару явно российского происхождения.
– Это ваши знакомые? – спросил он.
– Это Борис, – тихо ответила Наталья. – Борис Красавчиков и его девушка. Мы тогда вместе ездили, как раз на майские праздники.
– Ваш муж был дружен с Борисом?
– Не то чтобы… Просто хорошие приятели.
Потом они смотрели видеозаписи, сделанные в Париже, Амстердаме, Брюсселе, Майами. Ничего не бросилось Стасову в глаза. Но сигарету на всех кадрах Евгений Досюков держал одинаково – между указательным и средним пальцами.
* * *Настя вместе с Коротковым моталась по Москве в поисках медицинских карт Людмилы Исиченко и Леонида Параскевича, попутно выясняя круг их знакомых. В первую очередь они навестили друзей Параскевича, у которых он был в гостях в день гибели. Это были супруги, знакомые с Параскевичем еще с университетских времен.
– Вспомните, пожалуйста, как можно подробнее тот вечер, – попросил Коротков.
– Но нас уже допрашивали, и не один раз, – недоумевали супруги. – Мы все рассказали.
Это было правдой. Их действительно несколько раз допрашивал Ольшанский, пытаясь выяснить, не упоминал ли Параскевич, что его кто-то преследует, угрожает ему или, может быть, вымогает у него деньги. Те допросы преследовали вполне определенную цель – получить информацию, позволяющую пролить свет на причину убийства и личность преступника. Теперь же задача стояла совсем иная, но в интересах чистоты эксперимента нельзя было говорить, какая именно, чтобы не подталкивать людей в определенном направлении.
– И все-таки нам придется побеседовать еще раз. Начнем с самого начала. Леонид приехал неожиданно или договаривался с вами заранее?
– За день или за два примерно.
– Для визита была определенная причина, или он просто приехал повидаться с друзьями?
– Нет, никакой специальной причины не было. Он позвонил и сказал, что, мол, это просто свинство, что мы так редко видимся, старую дружбу надо беречь и все такое.
– А с его женой вы знакомы?
– Да, конечно, мы же все на одном курсе учились.
– Леонид вам объяснил, почему он приехал без нее?
– Нет. Мы, правда, спросили, где Света, а он как-то отмахнулся, и мы подумали, что они, наверное, поссорились, потому он и пришел один.
– В каком он был настроении?
– Знаете, в странном каком-то. Вроде бы чем-то взбудоражен, взволнован и в то же время ко всему безразличен. Вроде как думает о чем-то своем, и это что-то его сильно волнует и беспокоит, а до всего остального дела нет.
– Пример можете привести?
– Пример? Ну, пожалуй… Мы стали говорить о его последней книге, его всегда очень интересовало чужое мнение. Леня был из тех редких людей, которые не воспринимают критику болезненно. Наоборот, он всегда дотошно выспрашивал, что не понравилось в его книгах, вроде как учился на собственных ошибках. Он говорил, что замечания – это не критика, а пожелания читателей, а желание покупателя – закон для продавца. Какой смысл производить товар, который не нравится покупателю? Ну вот, а в тот раз мы заговорили о новой книге, а он словно не реагирует, не слышит. Весь в себя ушел и как будто отключился. Мы, честно говоря, подумали, что он со Светой поссорился и переживает. Но допытываться не стали.
